- Что здесь происходит? - рявкнул он.
На властный его рык испуганно оглянулись; завидев сине-черный министерский кафтан, задний ряд мгновенно расступился, подался в стороны, из треугольных лиц уставились неподвижные зрачки. Амааль внушительно прошел к прилавку - торговец выставил для защиты коробку, - грозно сказал:
- Спрашиваю еще раз - в чем провинился?
Женщина, резавшая слух пронзительным голосом, зло залаяла:
- Второй год уже трухлявый хлеб едим, теперь и его не достать - в три раза просит. Скотина передохла, а что не передохла - забрали на налог. Моргнуть не успеешь, как снова плати: за спиногрыза, за лишнюю куриную голову, за пару калош. Скоро дышать в долг будем!..
Амааль не дал бабе разораться, - каждую бумагу с новым сбором подписывал собственноручно, - направил всю волну на торговца:
- Отчего цены поднял?
Тот заколебался всем телом, выпучил глазные яблоки:
- Так зерно... последнее... неурожай ведь... везде цены поднимают...
- Кто разрешил? Где сопутствующий указ?
- Так все поднимают...
- Доберусь и до них. Если не желаешь встречать рассвет в Судном дворе, немедленно возвращай старые цены.
Худую муку с сорными примесями разобрали быстро, хаяли блеющего торговца на все лады. Министра обошли стороной как дерево или какой опорный столб, он, впрочем, понимал: одного приструнил, а по стране таких тысячи остались. Не этот обдерет, так другой, не исключено, что и сам.
Наутро связался с Гильдией, уточнил даты. Через две недели должны были подойти пять десятков подвод с зерном: пшеницей, рожью, овсом. На зиму должно хватить, а после - только уповать на хороший плодородный год. Прибыли мастера из-за моря. Амааль немедля снарядил их на Симовы горы, оценивать количество и качество руды, приставил охраны: в последнее время разошлись разбойники из беглых, раздирали купцов, уводили груз. В министерстве торговли поймал Карояка, велел обходить рынки, наводить порядки. За всеми заботами едва не забыл про первого министра, тот напомнил о себе визитом.
Расплываясь в широкой улыбке, въехал в чистый министерский двор, спешился, махнул рукой. Тотчас навстречу ему радостно выбежала Коэн, тепло приветствовала. Толпа слуг, прибывших с советником, принялась складывать там же гору из подарков. Вышло немало. Коэн пригласила гостя в дом, подвела к отцу, кинулась раздавать указания. Мужчины остались вдвоем.
- Не могу выразить словами радость от встречи с вами, господин советник. Вы, бывавший здесь ранее столь частым гостем, своим нынешним небрежением вселяете в сердца ваших покорных рабов безмерную тоску и печаль.
- Мое небрежение было вызвано бессчетным количеством дел, похоронивших меня во дворце, отнюдь не нежеланием видеть дорогие лица столь близких мне людей, пусть некоторые из них и делают все возможное, чтобы разорвать связующие нас узы.
- Порой, чтобы идти дальше, узы необходимо разрубать.
- И вместо единого целого, мыслящего и действующего себе во благо, получите два кровоточащих кусочка, пытающихся лишь унять свою боль от потери.
Амааль помедлил.
- Но что же делать, - сказал тихо, - если один из двух, половина целого, вдруг слишком забеспокоился о собственном благоденствии, забыв все остальное? Забыл всю силу своих клятв, свои молитвы, жертвы своих предков, самого себя? Как жизнь готов был положить во имя уз к короне? Что же делать куску второму?
Советник вдруг усмехнулся:
- А у куска второго язык подвешен. Много ль лет прошло с тех пор, как появился при дворе, лупя глаза на все подряд, да из сказанного ему не понимал и трети?
Министр улыбнулся.
- Вы вводили во дворец дикаря, господин советник.
- Только и научился, что складно говорить. А как в политике балбесом был, так им и остался.
- Неправда! - шурша шелковым платьем, Коэн поставила на круглый стол поднос. - Разве будь отец несведущ в политике, возглавил бы ведомство?
- И то верно, - сощурился первый советник, - разве возглавил бы?
Амааль кашлянул, принял из рук дочери бокал.
- Господин Самаах, вы ведь придете на мою свадьбу? Над приглашением к вам я трудилась особенно тщательно, столько бумаги перевела понапрасну - вы просто обязаны оправдать мои труды!
- Разве ж я могу поступить иначе, смешное вы дитя? Я оттесню вашего отца в сторонку и лично скреплю тройным узлом все золотые нити.
- Тогда в лице отца и Харда вы приобретете злейших врагов - за это право спихнуть меня скорей они соперничают с самой помолвки. Но я была бы рада, если бы стояли на стороне Пагура и давали бы ему советы вместо его отца.
- Я буду польщен, - заверил советник.
- Ну что ж, я свое получила, на этом могу вас и покинуть. Уверена, вам просто не терпится обсудить совместные дела.
Оба проводили глазами ее свежую легкую фигурку, улыбнулись. Советник задумчиво молвил:
- Только вчера, казалось, ластилась за конфету, а сегодня, глянь, уже невеста. Боюсь вот только, Пагуру я буду плохим названым отцом: в своих мечтах я видел Коэн женой Рагона. Заметить не успел, когда все изменилось. Что мы сделали не так, господин Амааль, отчего небеса от нас отвернулись?
- Вы позарились на святое.
- Я не надеялся, что вы меня поймете, но ждал, по крайней мере, что поддержите.
- Как я могу, господин советник? Вы вытащили меня из леса, вы дали мне вторую жизнь, вы показали мне мир за пределами моего. Я взирал на вас, как на божество, я восхищался вашей стойкостью, вашей силой и вашими непоколебимыми принципами. Когда все вокруг гнулось в войне, когда смерть подкашивала одного за другим, вы стояли так прямо, что только вас и можно было держаться. Я не встречал человека, подобного вам. Когда же вы представили меня Его Величеству и склонили перед ним голову, я принял вашего бога как своего. Ничто не могло стоять выше короля моего короля, вы сами столько раз давали мне это понять. И когда вы внезапно отступили, отреклись, я...
Амааль стих. Окаменевшей статуей первый советник сидел напротив, густо каркнул:
- Вам, недавнему деревяшнику, который приносил жертвы своим кровавым зверо-божкам, который жил в насквозь сырой землянке, которого гнали ото всех худых и сытых деревень, - вам не понять. В вас еще слишком ярки воспоминания о прошлом, вы слишком цените то, что имеете сейчас: теплую кровать, сухой дом, вдосталь еды на столе. Вашим детям, поверьте, этого будет мало, а дети ваших детей возжелают большего, чем сыто поесть и уютно поспать. У них начнутся игры иного толка. Мой прадед подметал полы в деревянном домике шестого правителя, мой дед возводил дворец для седьмого, отец раздевал ко сну восьмого, я утрясаю все дела Глориоса. Довольно! Я не желаю видеть, как и мой сын склоняет голову перед человеком, который того не достоин. Мой род достаточно унижался, достаточно выстрадал, чтобы, наконец, сбросить рабство!..
Крепкая грудь советника ходила ходуном, он прерывисто клекотал.
- Чем Рагон хуже Раймонда? Почему покоряться Лисвальду? Что сделали они такого, что раз и навсегда возвысились над остальными, над теми, кто в сотню раз достойнее? Возьми хотя бы Глориоса - в народе поют его мудрость, а чья она? Я сыт по горло. Я даю тебе последний шанс, Амааль, подумай вновь, прежде чем ответить: ты со мной или против?
Что-то дрогнуло в душе министра, горящие глаза советника затягивали, покоряли - совсем как в старину. Амааль вновь оказался на распутье. Так уютно было раньше, так спокойно, теперь же - делай еще выбор. Совсем хотел было все бросить, следовать, как прежде, за министром, но осекся - а как же принципы, которые так долго понимал и строил, и лелеял? Теперь незыблемыми остались лишь они: советник дрогнул, мир качнулся, держаться за что-то надо - и министр ухватился.
- Я буду благодарен вам до конца своей жизни, - Амааль низко, сердечно поклонился, - даже когда пошел против вас, одним своим словом могли меня уничтожить - не уничтожили. Для Коэн вы навсегда останетесь добрым другом, строгим наставником и приемным отцом - для меня. Харду... Хард - прямой как палка, сейчас он ждет от вас подлости, но если раскроете ему объятья - он ваш. В этом доме вы всегда будете желанным гостем, но больше не путеводной звездой.
