...Сидит старший брат моего товарища Виктора Шубина Василий, за его спиной стоят двое кадровиков: братья Юркины -Александр и Павел. Один из них достает нож и показывает, как бы он ударил под лопатку Василия.
После войны я гостил у дяди Васи, жившего на Чернорецком лесопункте. Шли на реку, дядя остановился со встречным мужиком. Им оказался Павел Юркин, который прошел войну, в меру пил, вел жизнь обычного статистического лесоруба. И, как оказалось, был женат на моей однокласснице Любе Скопиной..
...1-е Мая. Только что сошел лёд. Лезет в воду и
пытается переплыть холоднющую и бурную в это время Волмангу сельский интеллигент зав. избой - читальней Александр Новоселов. Видимо на это его подвигла любовная дилемма: он одновременно ухаживал за продавцом красавицей Таей, и за моим классруком Ольгой Суворкиной.
Мы ушли вперед, надо вернуться.
В 1935 году я пошел в 1-й класс В-Волмангской начальной школы. Нас увозили в понедельник утром, если был санный путь, на неделю. Жили, кто в школьном общежитии, кто у родственников. Домой возвращались пешком. Мой первый учитель был Семен Михайлович Никитинский. Учась в 1-м классе, я квартировал в семье сводного брата Ивана. Он жил с матерью Анисьей Киселевой и братом Георгием, который был учителем. Жили они в "шестистенке". Одну комнату занимали хозяева, в третьей жил Семен Михайлович с женой Тамарой. У Георгия был детекторный приемник - невероятно редкая вещь в то время в нашем медвежьем углу.
...Я лежу на печи. На столе горит лампа, сидят Георгий с Тамарой. Шушукаясь, пишут что-то друг другу на листке бумаги.
Открывается дверь, входит Семен Михайлович.
Георгий, мгновенно надев наушники:
-╛ Семен Михайлович, хотите послушать, хорошая музыка.
Семен Михайлович не ответил, и немного постояв в центре комнаты, вышел. Вскоре ушла и Тамара.
Семен Михайлович был высоким, стройным мужчиной с холеным ликом, Георгий Николаевич - низкого роста, с невыразительным, немного тронутым оспой, лицом. После войны Георгий, будучи офицером КГБ, несколько лет вылавливал "лесных братьев" в Прибалтике.
В школе я учился хорошо. Оценки "Отлично" тогда не было, и в моих тетрадях Семен Михайлович размашисто писал " Оч. хорошо".
Кратко опишу свою первую школу. Она располагалась в специально построенных двух однотипных зданиях, каждое на два класса. Школа стояла на краю деревни, на так и называемом "школьном" участке. Сзади школы был учительский дом: в нем жил заведующий. С школьного участка открывался великолепный вид на место встречи речек: Белая и Черная. Здание продольной формы разделено капитальными стенами на три помещения: два боковых - классы, среднее было местом для перемен. Оно так же служило раздевалкой и общежитием для "иногродних". Все помещения примерно одинаковой площади. Вход с улицы - в среднее помещение через просторные сени, в которых были кладовки и туалеты, разумеется, не отапливаемые. Классные комнаты с обычными партами, доской и столом учителя. В комнате - общежитии стояла русская печь; в классах были небольшие печи, типа "голландских". На большой печи сушилась обувь. В маленьких печках, во время вечерней топки, ребята что-то варили, чаще всего - картошку. Спали все на полу, на своих постелях, которые утром выносились в кладовку. Домашнее задание делали за длинным столом, при скудном свете висячей керосиновой лампы. Свои нехитрые продукты питания ребята хранили в мешках, в холодном чуланчике.
После уроков ребята в теплое время играли в прятки; из физкультурных снарядов были "гигантские шаги". Это прочно вкопанный столб, с вращающимся диском на торце и четырех канатах с петлями внизу. Школьник влезает ногой в петлю, разбегается и поджав ноги какое-то время крутиться вокруг столба. В зимнее время, когда застывала речная старица школьники катались по льду на самодельных коньках, принайтованных к валенкам или просто на валенках. Но основное занятие было - лыжи. Почти все мальчишки имели самодельные лыжи и катались на них с окрестных горок. У меня после 4-го класса появились покупные лыжи: узко-стремительные чудесного коричневого цвета смоляной пропитки. Их мне подарил родственник Елькин Иван, когда он, окончив семилетку, уезжал учиться в Лесной техникум. В школе были кружки самодеятельности: пения и, как бы- драматический. Помню, что в какой-то инсценировке я чистил самовар. При этом почему-то присутствовали родители, так как мама мне уже конечно дома сказала: "Как ты уткнулся глазами в пол, так и не поднял их не разу". На Новый год ставили в классе елку, вешали свечи и украшали самодельными игрушками.
Школьные принадлежности были в величайшем дефиците; по итогам четверти, в виде премии, я получал пару тетрадей в 12 листов и столько же карандашей. Сейчас, когда я смотрю на изобилие разнообразнейших толстых - тонких книжечек прекрасной бумаги для школьной записи - с грустной нежностью вспоминаю тоненькое синенькое диво с изображением "Трех богатырей".
Из памяти начальной школы:
...Иногда учитель оставлял меня на уроке чтения за своим столом. В первое мое задание произошел смешной, но не для меня, казус. Смущённо сев на учительский стул, и заглянув в список учеников, я произнес "Манькова Зая". По классу пробежал сдержанный смешок, никто не поднялся и тут с ужасом до меня дошло: " Зайкова Маня".
...В 3-м классе учитель- требовательный и по до-
мостроевски жёсткий человек ( говорили что он
сын попа). Воспитывал своих учеников особым
методом: оплошность ученика выставлял на показ не только своему классу, но и всей школе.
Помнится экзекуция, которую он устроил Мише Елькину. На большой перемене поставил в круг свой третий класс, в центре - Мишу и начал всячески его поносить, стыдить, произнося обидные слова. К зрелищу "аутодафе" присоединился и соседний класс. Миша, маленький, жалкий, опустив голову, плакал навзрыд.
Ребята испуганно молчали, и только садист являл победоносный вид.
...Мальчик Толя Котельников, видимо из разговоров взрослых узнал, что из мест высылки возвращаются "кулаки" и со злорадством заявил в кругу ребят, с тем, чтобы слышал и я: " Скоро начнется Куликовская битва", - то есть вернувшиеся расправятся с активистами, каковым был и мой отец.
По спине у меня пробежал нехороший холодок.
Скрябинских "кулаков" отпустили из мест выселения в 1938 или в 1939 году. В деревню вернулась пожилая чета - Петр Кельсеевич с женой.
Их дети и родственники остальные остались работать на Пермских предприятиях. Нынешние рассказы о "миллионных" политических репрессиях родились после распада СССР. Для счета к ним присоединили даже интернированных из прифронтовой полосы.
У отца с Петром были взаимно-вежливые отношения.
...Внушительную встряску моя детская психика получила совсем по другому поводу.
Учась во 2-м классе, я жил в общежитии. Как-то после уроков ребята имитировали бросок палки в окно. Мальчик брал палку, замахивался, опуская её за спиной, выбрасывал вперед пустую руку.
Посмотрев на эти потуги, мне пришла в голову мысль: модернизировать этот трюк-
( это было моё первое "изобретение"). Я взял палку и с силой бросил ее перед собой в пол. Она "удачно" ударилась торцом и спружинив, влетела в стекло -"дзинь". Ребята замерли, меня обдало жаром.
В мгновение я представил и гнев заведующего
школой - сурового усача Ивана Васильевича и
не по-детски трезво ощутил трудности родителей:
