Но чудовище упорно лезло на стену вновь и вновь обрывалось. Наконец, в третий раз оно оборвалось снова, но упало так неудачно, что перевернулось вверх брюхом. А перевернувшись, оно долго и беспомощно барахталось всеми шестью лапами. Дно ущелья было очень гладкое. Спина чудовища тоже глянцевитая. И вот оно лежит, скользит и вертится, болтает ногами, но перевернуться опять на брюхо и стать на ноги никак не может. Огромный, страшный зверь, но такой неуклюжий и беспомощный, как ребенок.

От напрасных усилий перевернуться и стать на ноги он скоро утомился, ослабел и даже перестал шевелить лапами. Тогда я подошел к нему вплотную, наклонился, подлез под его гладкий бок, уперся ногами в землю и выпрямился. (Рис. 15).

Рис. 15. Я подполз под его гладкий бок, уперся ногами в землю и выпрямился.

Таким образом я подковырнул его и опрокинул на другой бок. А далее уж он сам уцепился ногами за землю и окончательно перевернулся.

А ставши на ноги, он, как ни в чем не бывало, пошел вперед по узкой колее, а я за ним. Наверное, он совсем не понимал, какую услугу оказал я ему. Скоро нам пересекла дорогу широкая и горбатая доска. Мы взошли на нее и, сначала он, потом я, вышли из ущелья на открытое место.

Здесь мой спутник огляделся, как будто отыскивая дорогу, и затем торопливо направился прямо к забору. Мне захотелось посмотреть, где он живет, и я последовал за ним. Здесь он дошел до какой-то кучи, начал поспешно рыться в ней, закопался в нее весь и скоро совсем скрылся внутри ее.

Сначала я думал, что это его гнездо, но когда присмотрелся ближе, то увидал, что это просто куча подсохшего коровьего помета. Последовать за моим зверем в такое жилище я не решился, а когда отошел от него на несколько шагов, то неожиданно увидал другую такую же слоновую черепаху. Но эта была занята делом, и дело ее сначала показалось мне необыкновенно забавным: она катала по земле крупный шарик темно-зеленого цвета. Сначала я думал, что она просто забавляется. Но она делала это так старательно и с таким серьезным видом, что я начал думать иначе. Когда я присмотрелся ближе к ее шарику, то увидал, что он целиком состоит из того же самого помета, мимо которого я только что прошел.

И тут я сразу все понял:

— Да это просто навозные жуки! Один залез в целую кучу, потому что любит копаться в ней. А другой катает шарик из навоза и, наверное, закатывает в него только что снесенные свои яйца.

Скоро он, очевидно, кончил свою работу, прикатил шарик почти к самому забору и бросил его здесь в одном небольшом углублении. А сам вернулся назад, отправился к той же куче помета и закопался в нее. Я же подошел к шарику, выкатил его палочкой на ровное место и острым концом палочки стал раскатывать его. Как раз в самой середине шарика я нашел два белых овальных яичка довольно крупного размера. Одно я раздавил и нашел, что оно состоит из такой же оболочки и такой же жидкой массы, как и яйцо кузнечика. А другое я опять закатал в шарик, положил на то же место и решил прийти сюда через несколько дней, чтобы узнать, что из него выйдет.

Теперь я поспешил прямо домой, потому что голод мучил меня больше и больше, и я едва держался на ногах от усталости. Но, подходя к крыльцу, я сообразил, что попасть в дом мне теперь не так-то легко. Я видел, что окно моей комнаты было отворено. И хотя оно было на два аршина от земли, но влезть в него я никак не мог. Подняться на крыльцо я был также не в силах, потому что крыльцо было сделано совсем не для моего роста. И даже влезть на одну первую ступеньку мне теперь было так же трудно, как прежде было влезть на крышу дома.

И я не знаю, как бы мне удалось выйти из моего затруднения, если бы мне не помог и здесь счастливый случай.

У самого крыльца лежал и грелся на солнце наш кот Васька. Ну, думаю, если я ездил сегодня на стрекозе и на шмеле, то на Ваське-то будет спокойнее всего. Ведь не занесет же он меня на крышу!

Не медля ни минуты, я влез к нему на бок. Он почувствовал, вероятно, что на него лезет что-то вроде жука и передернул всей шкуркой. Я же еще крепче вцепился ему в шерсть. Очевидно, это ему не понравилось, он вскочил на ноги и попробовал стряхнуть меня. Но я вовсе не хотел этого, в потому передвинулся на самый хребет и вцепился там еще крепче. Это чуть не взбесило кота: он забавно подпрыгнул на месте несколько раз, затем вскочил на стену, и не успел я глазом моргнуть, как Васька был уже в окне моей комнаты. Оттуда он в два прыжка очутился на моей кровати, где часто спал со мной, и здесь начал кататься на постели кувырком.

Конечно, он мог придавить меня своим телом. Но теперь мне было это совсем не страшно. На своей постели я чувствовал себя как дома, и потому в тот же миг спрыгнул с кота, вбежал на подушку и лег на нее. Васька, освободившись от меня, тоже успокоился и улегся в кровати как ни в чем не бывало.

Я заметил, что моя кровать оставалась неубранной в том же самом виде, в каком я покинул ее сегодня утром. В доме было тихо. Но, прислушавшись, я стал различать голоса в соседней комнате. Из них я понял, что меня искали по всему дому, в саду и в огороде, расспрашивали всех встречных, не видал ли кто меня. И, наконец, не найдя меня нигде, все были в отчаянии и с горя потеряли голову. Мать горько плакала, а отец сквозь слезы утешал ее. Мне стало очень горько при мысли, что я наделал столько тревог, и я закричал во всю мочь:

— Мама, мама! Я здесь!

Кричал я так громко, что от крика проснулся.

Проснулся, и вижу, что я, как всегда, лежу в своей кровати, укрывшись одеялом, кот Васька, действительно, лежит у моих ног, свернувшись калачиком. Окно, как всегда, было закрыто и в него светит яркое утреннее солнце.

Я ощупал себя и нашел все члены такими же, как всегда. Голова моя покоилась на подушке, и рост мой был прежний, т. е. около полутора аршин.

Значит, все это был только сон!

Значит, никуда я не выходил из комнаты, маленьким не был я и ни на ком не летал.

Очухавшись хорошенько, я вскочил с кровати и со всех ног побежал к маме.

— Мама, слушай-ка, — закричал я, — какие я видел чудесные сны!

Она уже встала и приготовляла утренний чай.

— Ну, — говорит, — я слушаю. Рассказывай.

И я начал рассказывать с самого начала все, что здесь описано. Мама сначала слушала невнимательно, а потом стала слушать все с большим и большим интересом и, наконец, перебила меня на полслове и говорит:

— Костя, да ведь все это просто прелесть! Ведь все это про насекомых, действительно, так и есть! Откуда ты так хорошо запомнил все эти подробности?

Она забыла, что сама еще в прошлом году не раз передавала мне много рассказов о насекомых, а я жадно слушал их всегда, затаивши дыхание.

Теперь мой рассказ показался ей таким хорошим, что она в тот же день вечером усадила меня за письмо и велела все это изложить на бумаге.

Много вечеров понадобилось мне, чтобы описать все и ничего не пропустить. Но, наконец, я кончил свой рассказ. И вот он тут весь целиком перед вами! Я буду страшно рад, если он и вам покажется таким же интересным, каким он показался моей маме.

Она перечитала его снова и сказала, что мой сон ошибся только насчет жука-навозника. А именно. Те жуки, которые делают из навоза шарик и закатывают в него яйца, живут не у нас, а на юге, в теплых странах. Наши же русские навозники питаются навозом и навозом же выкармливают своих личинок, но для этого они поступают иначе. Они выкапывают в земле нору, кладут в нее яйцо и набивают туда навоз. Личинка рождается и тут же находит себе готовую пищу.

Но и те, и другие навозники кладут за раз только по одному яйцу, а не по два, чтобы родившиеся личинки не отнимали корма друг у друга.

Михаил Васильевич Новорусский (1861–1925) — выходец из бедной многодетной семьи сельского псаломщика, выпускник Новгородской духовной семинарии и Петербургской духовной академии. Во второй половине 1880-х гг. примкнул к А. Ульянову и другим народовольцам, участвовал в подготовке покушения на Александра III (предоставил квартиру для изготовления динамита). В 1887 г. был арестован, приговорен к смертной казни, замененной бессрочной каторгой, затем был помещен в одиночку Шлиссельбургской крепости, где провел более 18 лет.