Рейвен откинулась на спинку стула и закинула ноги, обутые в чёрные армейские сапоги, на стол. На мгновение её чёрные глаза встретились с моими, прежде чем она вернулась к своему журналу. Охранять тюрьму академии – одна из задач, которые исполняла Рейвен. Ну, по крайней мере, она хотя бы посмотрела на меня, пусть всего лишь на несколько секунд. Из-за этого я почувствовала себя немного лучше, если уж статуи игнорировали меня.
– Давай, – сказал Сергей. – Проходи, садись.
Я зашла в комнату, воин последовал за мной. Я направилась к стулу, на котором обычно сидела, но Сергей коснулся моей руки.
– Не на этой стороне, – объяснил он. – Ты должна сидеть на другой.
На том месте сидел Престон и, наверное, все заключённые, которых допрашивали до него. Какая-то часть меня по-прежнему надеялась, что это всего лишь большое недоразумение, гигантская ошибка, которую можно каким-то образом исправить. Но эта надежда сразу же завяла и рассыпалась, как мёртвая высохшая роза, в то время как во мне все больше расцветало беспокойство, страх и отчаяние.
Я сделала, как он просил: обошла стол и опустилась на стул с другой стороны – стороны, где находились цепи. Толстые металлические цепи лежали на столе вместе с парой наручников. Ещё больше цепей лежали на полу, так что можно было одновременно заковать руки и ноги заключённого.
Сергей потянулся к цепи на столе. Я отпрянула и прижалась к грубому камню спинки стула. Престон был последним, на кого надевали эти цепи, и я точно знала, что почувствую и увижу, если они прикоснутся к моей коже – бесконечную ненависть Жнеца по отношению ко мне. Я прочувствовала ее в полной мере, находясь в амфитеатре. Ещё больше я точно не вынесу.
– Не надевайте их на меня, – прошептала я. – Пожалуйста.
Сергей посмотрел на меня, удивленный моим низким, хриплым «пожалуйста», но цепи отложил. Я убрала руки подальше от металла, удостоверившись, что никакая часть моей оголенной кожи не касалась ни каменного стола, ни стула. Хватило и того, что я копалась в голове у Престона, сортировала его ужасные воспоминания обо всех тех людях, которым он причинил боль, подверг пыткам и убил. Я не хотела вспоминать образ Жнеца, как он, сидя по ту сторону стола, впивается в меня взглядом полным ненависти. Я просто не перенесу этого – не сейчас.
Сергей отошел к Инари, тихо разговаривавшему с Рейвен. Я же задавалась вопросом, что произойдет дальше. Начнется ли допрос немедленно? Дадут ли мне возможность защитить себя? Как я выберусь из всего этого кошмара? Как мне убедить Протекторат в том, что я освободила Локи непреднамеренно? Что Вивиан одурачила меня, как и всех остальных? Эти вопросы и сто других без конца крутились в моей голове, но ответов не было – ни на один.
Не долго я переживала и удивлялась. Пять минут спустя дверь камеры снова со скрипом открылась, и вошел Линус в сопровождении Алексея, профессора Метис, Никамедиса и Тренера Аякса.
Тренер обернулся, вытянул руку и остановил кого-то, пытающегося войти через дверь вслед за ним.
– Прости, Логан. Я не могу впустить тебя и твоих друзей. Не переживай. Это не займет много времени.
В коридоре позади Аякса я обнаружила Логана. Несколько розовых искр сверкнули в воздухе около него, подсказывая, что Дафна и, вероятно, Карсон тоже там.
Спартанец привстал на цыпочки и посмотрел на меня поверх плеч Аякса. – Цыганочка!
– Я в порядке! – крикнула я дрожащим голосом. – Я в порядке!
Логан, Дафна и Карсон начали одновременно говорить и кричать, что все будет хорошо, но Аякс проигнорировал их и закрыл дверь, заглушая протесты.
На мгновение наступила тишина.
А затем Линус тряхнул головой и повернулся к Никамедису.
– Отправляя его сюда, я надеялся, что ты будешь держать его подальше от неприятностей. Но, видимо, этого не произошло.
Никамедис напрягся от этих слов. Библиотекарь был дядей Логана по линии матери. На самом деле Никамедис выглядел, как повзрослевшая, более серьезная версия Логана с темными волосами и голубыми глазами.
Линус продолжал смотреть на него. – Ларента очень бы в тебе разочаровалась, узнав, что ты не оберегал его как следует.
Гнев вспыхнул в глазах библиотекаря, ладони сжались в кулаки и он угрожающе шагнул вперед, будто хотел ударить Линуса. С этим чувством я знакома.
– Не смей вмешивать в это Ларенту, – огрызнулся Никамедис. – Я до сих пор не понимаю, что моя сестра нашла в таком напыщенном, высокомерном...
– Достаточно, – Метис сделала шаг вперед и положила руку на плечо Никамедиса. – Хватит. Вы оба. Вы не сможете ничего сейчас решить, если будете спорить.
– Нет, не сможем, – согласился Линус. – Рад видеть, что у тебя до сих пор рассудительная голова на плечах, Аврора.
Метис скривилась, но кивнула, принимая его слабый комплимент. Однако если я не ошибалась, то Линус нравился ей не больше, чем Никамедису. Интересно почему, что такого случилось между всеми ними и не связано ли это как-то с моей мамой.
– Я по-прежнему утверждаю, что ты совершаешь большую ошибку, – настаивала Метис. – Гвен не одна из Жнецов и она, конечно же, не освобождала Локи намеренно.
– Да, это «намеренно» больше всего меня и беспокоит, – пробормотал Линус. – Поэтому я здесь – чтобы добраться до сути.
Он направился ко мне, но Метис перегородила ему дорогу. – Этим утром ты приехал в кампус без предупреждения и ворвался в мой кабинет. Затем заявляешь, что причина твоего здесь нахождения – арест и привлечение к суду одного из наших студентов за заговор со Жнецами, – сказала она, уперев руки в бока. – Ты не называешь имя студента, отправляешь меня и других на собрание, чтобы мы узнали это наряду со всеми остальными.
– И? – спросил он. – Все из перечисленного входит в мои полномочия, как главы Протектората. Ты об этом знаешь, Аврора. А что касается того, почему я не назвал тебе имя студента, – все просто: мое внимание привлек тот факт, что ты слишком... сблизилась с мисс Фрост. Я не хотел, чтобы ты сделала что-нибудь глупое, как, например, предупредила бы ее и дала шанс избежать правосудия.
Метис вся напряглась и замерла, ей понадобилось время, чтобы заставить свою челюсть вновь двигаться.
– Поэтому я жду ответов, – отрезала она. – Кто выдвинул эти обвинения против Гвен? Почему? И какие доказательства у них имеются?
– Скоро все узнаешь, – пообещал Линус. – Сейчас, если не возражаешь, я хотел бы объяснить девчонке некоторые вещи, чтобы она не принесла нам ещё больше неприятностей.
Метис открыла рот, собираясь продолжить спор, но спустя мгновения поджала губы и отошла в сторону. Она ничего не могла сделать или сказать, чтобы изменить его решение. Мы обе это понимали.
Линус направился к столу в сопровождение остальных. Только Рейвен осталась на своем месте, продолжая читать. Время от времени она поглядывала в нашу сторону, наверно строила догадки, будет ли драма здесь столь же хороша, как пишут в журналах.
Линус уселся на стул напротив меня. Сергей, Инари и Алексей остановились позади него, в то время как Метис, Никамедис и Аякс всей толпой двинулись ко мне, вставая по правую сторону. Линус вытащил из кармана рубашки очки для чтения. Надел их, а затем полез в складки своей серой мантии. На этот раз он вытащил лист белого пергамента, развернул и разложил на столе между нами.
– Гвендолин Кассандра Фрост, – начал он зачитывать пергамент. – Вы обвиняетесь в преступлениях против Пантеона, однако обвинения этим не ограничиваются, вас также обвиняют в сговоре со Жнецами Хаоса, убивших ваших товарищей-студентов в Криос Колизее; в краже артефактов из Колизея; в том, что вы забрали из академии Хельхейм кинжал; и самое серьезное обвинение из всех перечисленных – использование данного кинжала для освобождения Локи. Что вы на это скажете?
На мгновение я потеряла дар речи. Это было похоже на то, как, если бы валькирия ударила меня исподтишка в живот, и весь воздух вышел из моих легких. Я открыла и закрыла рот, опять открыла и закрыла, но не могла произнести ни слова. Не смогла выдавить из себя ни одного долбанного звука. Я не сделала ничего из этих ужасных вещей – ни одной из них.