Он смотрит на меня поверх листка.

– Я вас узнал. Вы его новая подружка.

Я киваю. К горлу снова подбирается щемящее чувство – волнения и тревоги, смешавшиеся воедино.

– Извините, – говорит мужчина, складывая бумагу и убирая ее в нагрудный карман. – Вас нет в списке.

Он делает шаг назад, отпуская дверь, но я его останавливаю, хватаюсь за край двери, чтобы не дать ей закрыться.

– Нет. Подождите. Я знаю, что мое имя там есть.

– Мне жаль, дорогая. Вас там нет.

– Посмотрите еще раз?

– Нет необходимости. Вас нет в списке.

– Но вы меня узнали, – говорю я, пытаясь достучаться до него. – Вы знаете, кто я. Вероятно, произошла какая-то ошибка. Я должна быть там сейчас, он меня ждет.

– Насколько мне известно, он порвал с вами сегодня, и теперь вы просто пытаетесь проникнуть внутрь, чтобы разнести его гримерку. – Мужчина хватается за край двери над моей рукой. – Если вас нет в списке, вы сюда не попадете. – Он резко дергает дверь на себя, и мои пальцы отпускают ее за мгновение до того, как она захлопывается.

– Подождите! – кричу я. Я стучу по двери кулаками, пинаю ее носком туфли, но он не возвращается.

Я бегом возвращаюсь к главному входу в здание, где из стеклянных дверей сочится ослепительно-белый свет. Внутри несколько человек в черной униформе, которые расслабленно переговариваются о чем-то между собой. Я подхожу к одной из женщин, которая стоит перед плакатом с изображением улыбающегося Тэйта.

– Билет? – говорит она, протянув руку и практически не поднимая на меня глаз.

– У меня нет билета, – начинаю я. – Я должна быть в списке.

– Вы приобрели его заранее? – спрашивает она, по-прежнему не глядя на меня.

– Нет. Я в списке, – отвечаю твердо.

Наконец она поднимает глаза и, прищурившись, смотрит на меня.

– Извините, здесь нет никакого списка.

– Прошу вас. Есть кто-нибудь, с кем я могу поговорить?

– Не на этом входе.

– Должен же быть какой-то список тех, кого пускают за кулисы, или кто-то, кому вы можете позвонить?

Женщина морщит нос, а потом издает театральный вздох и раздраженно спрашивает:

– Имя?

– Шарлотта Рид, – поспешно отвечаю я.

– Подождите здесь. – Я смотрю, как она неторопливой походкой, до боли медленно идет к мужчине, который стоит у эскалаторов. Он подносит к уху мобильный телефон. Я не слышу, что он говорит, но он определенно проверяет мое имя, а значит, сейчас все решится, и меня наконец-то пропустят. По моим ощущениям, проходит час, прежде чем он заканчивает разговор и женщина направляется обратно. Мне кажется, что моя кожа порвется по швам, если она не будет двигаться быстрее. Отсюда я слышу Тэйта: он на сцене, поет… а я не могу к нему пробиться.

– Вас нет ни в одном списке, нигде… ни в какой части здания, – произносит она резко, как будто хочет поставить точку.

Этого просто не может быть.

В ушах у меня звенит. Я выхожу из дверей и снова иду вокруг здания.

Уже приближаясь к двойным металлическим дверям, вижу, что перед ними стоит группка девушек – их пять или шесть. В дверях снова появляется человек с бородкой, а из коридора за его спиной на лица девушек падает слепяще белый свет. Я жду, что их развернут.

Но мужчина их пропускает.

Они неторопливо проходят внутрь, у всех длинные ноги, пружинистые волосы и каблуки в два раза выше моих. Дверь начинает закрываться за ними, но я делаю рывок вперед и хватаюсь за нее, пока она не захлопнулась.

Я почти готова проскользнуть внутрь, когда чья-то рука берет меня за пальцы и отрывает их от двери.

– Не выйдет, – говорит человек с бородкой, сжав мое запястье и почти выпихивая из дверного проема.

– Но эти девушки, – протестую я. – Вы их впустили.

– Послушай, милочка, ты сюда не войдешь Это моя работа – не пускать всяких психов.

– Я не… – Я сглатываю, пытаясь взять себя в руки. – Я не пытаюсь пройти туда тайком. Тэйт сказал мне, чтобы я подошла к этой двери, что я буду в списке. Так что не знаю, в какой вы там список смотрите. Такого быть не может, что эти девицы в списке, а я нет. – Мое горло сжимается, когда я произношу последние слова. – Поэтому посмотрите еще раз.

Мужчина едва заметно отводит голову назад, удивленный моим тоном. Его губы искривляются в едва заметной ухмылке, и я уже думаю, что сейчас он снова сверится со списком, или еще лучше – просто даст мне пройти.

– Упрямая штучка, надо отдать тебе должное.

– Послушайте, можете хотя бы найти Хэнка? Его телохранителя? Я уверена, что он здесь. Хэнк поручится за меня.

И почему у меня нет номера Хэнка? Попрошу Тэйта дать мне его, чтобы ничего подобного больше не случалось.

Губы мужчины сжимаются в тонкую линию.

– Не думаю, дорогуша. И не стучи больше в эту дверь, или я вызову полицию. – И, потянув дверь на себя, захлопывает ее с такой категоричностью, что я в буквальном смысле подскакиваю на месте.

Дерьмо.

Я поворачиваюсь, прислоняюсь спиной к двери и, запрокинув голову под тусклым ореолом света, провожу руками по волосам, впиваясь ногтями в кожу.

Со стадиона внезапно доносится волна криков, а потом крики затихают, и слышатся звуки акустической гитары. Я прижимаю ладони к глазам и крепко зажмуриваюсь. Не могу стоять и слушать его снаружи. Это невыносимо. Поэтому я отхожу от двери и иду к парковке.

Поверить не могу, что все это происходит на самом деле.

Небо затянуло облаками, надвигается дождь. Я достаю свой сотовый телефон и шлю Тэйту сообщение: «Не могу попасть на концерт. Меня нет в списке». Но я знаю, что он не ответит. Он на сцене, выступает… а я ни при чем.

Звуки знакомых песен и мелодий льются в ночное небо. Яркие белые лучи прожекторов выстреливают вверх с крыши комплекса, поворачиваясь и описывая круги, как светлячки на фоне облаков – знак внешнему миру, что сегодня на стадионе происходит нечто грандиозное: Тэйт Коллинз вернулся.

Ярость жжет мне глаза; я слышу, как Тэйт исполняет уже третью песню подряд. Все проходит мимо меня. Я застряла снаружи и ничего не могу с этим поделать.

Свернув на подъездную дорожку к дому Тэйта, я набираю код замка на воротах. Я сохранила в телефоне сообщение, где он был указан.

Дождь падает тяжелыми круглыми каплями, шлепая по лобовому стеклу, и мои дворники работают в бешеном темпе, чтобы согнать воду. Сейчас ранняя весна, и этот дождь – кратковременная передышка от обычно сухой калифорнийской жары. Я въезжаю на круглую дорожку перед домом и глушу мотор. Дом Тэйта погружен во мрак.

Я бегу по дорожке к дому, прикрывая голову руками, и дергаю дверь, заперто. Звоню в звонок, хотя и знаю: Хэнк сейчас на концерте, а в доме нет ни лакеев, ни прислуги, ни другого персонала. Оглядываюсь на свою машину. Может пройти еще час или больше, пока Тэйт приедет домой. Потом я вспоминаю о раздвижной стеклянной двери.

Я прохожу через ворота по левую сторону дома и быстро иду по каменной тропинке, которая освещена крошечными фонариками на солнечных батареях. Она приводит меня к бассейну, жемчужно-голубая поверхность воды дрожит под ударами дождевых капель. Я никогда не была здесь без Тэйта, и темнота внезапно рождает во мне тревогу, но я гоню ее прочь.

Поспешно подхожу к стеклянным дверям, берусь за металлическую ручку, и дверь с легкостью открывается, складываясь гармошкой. Оказавшись в сухой гостиной, прислоняюсь к стеклу спиной и пытаюсь перевести дух. Вода стекает с меня на пол. Я вожу рукой по стене справа от себя, пытаясь нащупать выключатель, но ничего не нахожу.

Ударившись ногой о журнальный столик, отшатываюсь назад.

– Вот черт.

Трогаю большой палец правой ноги – у моих черных туфель на высоких каблуках открытый мысок. Я еще не привыкла носить такую обувь. Опускаюсь на колени, хватаюсь за край журнального столика в качестве опоры, и нахожу на нем большой пульт управления. Как только я к нему прикасаюсь, все кнопки подсвечиваются, и я замечаю ту, что побольше других. На ней написано: ОГОНЬ. И точно, когда я нажимаю на кнопку, камин прямо передо мной оживает. Теперь света достаточно, чтобы я могла различать очертания предметов в гостиной.