Она ненавидела его так же люто, как и того, кто швырнул её сюда, в этот вонючий подвал, где воняло плесенью, сыростью, её собственной мочой и чем-то еще. Она не могла определить, чем именно, но этот запах заставлял её леденеть от ужаса. Наверное, так воняет сама смерть. Она витает здесь между стенами. Марина её чувствовала кожей. Слышала в скрипе половиц где-то неподалеку, в завывании ветра по ту сторону двери. Она там. Ждет, когда ОН придет и отдаст ей растерзанную жертву. Страшнее всего не сама смерть, а её ожидание. И девушка прислушивалась к каждому шороху.

А потом…Потом она поняла, что даже когда Марат избивал её, и она валялась у его ног и боялась, что забьет до смерти – то не испытывала и толики того страха, который сковал её, когда ЭТОТ психопат вдруг подошел и оттянул ее голову назад, надавил на щёки, заставляя открыть рот. Марина даже в какой-то момент обрадовалась, перестала сопротивляться – решила, что он хочет просто использовать её. Мало ли какие извращенцы обитали в этой глуши. Но вместо твердого горячего члена в её рот проникли сильные пальцы и рванули на себя язык. Марина затрепыхалась… и закричала от резкой боли, вспоровшей всё тело и беспощадно вывернувшей все внутренности наружу. Она захлебывалась собственной горячей кровью, которая обжигала рот. Девушка пыталась выплюнуть её, но у нее не получалось. И отчаяние резкой волной обрушилось на сознание, кромсая его на куски…Иногда ей всё же удавалось ненадолго отключиться, провалиться в тревожный сон, наполненный кошмарами… А иногда она лихорадочно вспоминала каждое мгновение до того момента, как оказалась в этом аду. Несчастная почему-то надеялась, что если вспомнит, то это спасет её, даст шанс остаться в живых. Ведь у нее осталось не так много времени до следующей встречи с НИМ. ОН пообещал, что эта будет последней.

И, наверное, сейчас уже она слишком сильно ждала и боялась ЕГО прихода, потому что, когда повернулся ключ в замке, девушка вздрогнула и, вдруг вспомнив о том, что должна подпевать, активно замычала, чувствуя, как снова покатились слёзы ужаса из глаз. Начала быстро моргать, чтобы наконец увидеть своего мучителя, и уже через секунду беззвучно заорала, пока он холодно улыбался одними губами её беспомощному безмолвию. Она его узнала.

В комнате темно, но я был прав…

Стежок – и от боли темнеет перед глазами.

Тлеют на руках твои мечты

Еще стежок – и она мычит, глядя на своего мучителя сквозь пелену бесполезных слез.

Если ты забыла, кто твой враг…

Вспомнила. Так отчетливо, так ярко. И поняла, что никто её не пощадит. Это конец.

Я тебе напомню – это ТЫ…

***

Пока Старков звонил в районное управление для вызова судмедэксперта, Иван Петрович осторожно исследовал убитую. Умерла не от кровопотери однозначно. Потому что её руки были аккуратно забинтованы, писала она явно кровью из вен. Похоже, садист, отрезавший ей язык, предпринял меры, чтобы у нее оставалось достаточно сил на это… «творчество», а потом, после того, как на живую зашил ей рот, попросту воткнул нож точно в сердце.

И у Никифорова появилось мерзкое ощущение, что это какой-то чудовищный акт возмездия, а еще и паршивое предчувствие, что они вряд ли найдут того, кто это сделал.

«И я все время сижу и спрашиваю:

Почему я осмелилась, ох?

И все время, когда я вспоминаю,

Мне становится стыдно, о да.

Ты не можешь доверять хладнокровному любовнику,

Ты не можешь доверять хладнокровному рабу,

Ты не можешь доверять хладнокровным.

В конце они просто сведут тебя с ума».

© «Pretty Reckless» – «Cold blooded”

Чужая жизнь – это книга. Только не та, которую можно прочесть, листая страницы наслюнявленным пальцем и смакуя каждый эпизод, а бесконечная вереница листов. Они не обязательно исписаны текстом. Иногда они могут быть совершенно пустыми или набитыми бесполезной ерундой, составляющей нашу повседневность, или же могут быть наполнены тайнами и интригами. По крайней мере, я всегда так считала раньше. До того момента, пока не поняла, что чужая жизнь – это даже не книга, а лабиринт. Страшный, запутанный, витиеватый лабиринт, где заблудиться может каждый, даже если думает, что знает его, как свои пять пальцев. Только Нина никогда не была для меня лабиринтом, она – та самая открытая книга, которую мне было позволено читать вдоль и поперек, и которую, казалось, я знаю почти наизусть, даже лучше, чем она сама. Книга, которая всегда доступна мне и понятна. В ярко-розовой обложке, со страницами, исписанными каллиграфическим почерком, сюжетами комиксов, шутками и стихами. Я так думала. Только ни черта я о ней не знала. И не узнала бы никогда, если бы не вскрыла её аккаунт. Не из любопытства. Нет. Меня подкосила её смерть. Подкосила так сильно, что мне казалось, я умерла вместе с ней. Полиция тщетно искала ублюдка, который ее убил, а я все время думала о том, что ничего не понимаю. Кто угодно мог быть неосмотрительным, но не Нина. Точнее, она была слишком домашней, слишком застенчивой, чтобы уехать с кем-то в машине. С кем-то, кого она не знала. Но оказалось, что это я НИЧЕГО о ней не знала.

И теперь погружалась в ее жизнь день за днем, понимая, что я в том самом лабиринте, который так хорошо мне знаком, и в то же время он менялся каждую секунду, чтобы запутать меня еще больше, чтобы заставить идти дальше и глубже. Темные стороны чьей-то души без прикрас. Те самые, которые мы раскрываем только наедине с собой или не раскрываем вовсе. Я даже не подозревала, что у моей лучшей подруги есть эти темные стороны.

Я не хотела… Честно не хотела рыться в ее личном. Не так глубоко, не так бессовестно, и не могла остановиться, потому что попалась. Потому что, как оказалось, я не знала многого не только о ней, но и о себе самой.

Мои отношения с мужчинами были очень сложными, если это вообще можно так назвать. Я вообще не знала, что такое оргазм. Только из книжек, статей и фильмов. У меня лично с этим не заладилось с самого начала. Я доходила до какой-то определенной точки возбуждения, и оно тут же перегорало, оставляя чувство разочарования и осознание собственной неполноценности. Первый мой любовник назвал меня бесчувственным бревном и свалил посреди ночи, лихорадочно натягивая штаны на ослабевшую эрекцию, а я проревела до самого утра. Разве я могла сказать ему, что пока он усердно лапал меня и растирал между ног, я слышала нарастающий треск огня. Каждый раз, как только расслаблялась, начинало вонять гарью, а стены комнаты покрывались копотью. Потому что в тишине меня всегда поджидал персональный кошмар, от которого я так и не избавилась.

Умные статьи, беседы с психологом, мастурбация в ванной, как метод найти, что именно нравится мне – и ничего, даже отдаленно похожего на наслаждение. Потом я привыкла, научилась играть удовольствие, если хотелось секса или не хотелось обижать очередного партнера, с которым я искала то, что так воспевали буквально на каждом углу. Только желание ослабевало с каждым годом. Я теряла интерес к самому процессу, а иногда даже боялась его, потому что, как только закрывала глаза – начинала слышать потрескивание огня.

Кроме Нины, никто об этом не знал.

И сейчас… пока я читала ее переписку с Джокером, со мной что-то происходило…Запретный мир утонченных развлечений, где стираются границы дозволенного. Тематические группы, картинки, видео. Её аккаунт был ими завален. Никогда не догадывалась, что ей может такое нравиться, но ей нравилось. Ей не просто нравилось, а она жила этим и уже долгое время. Задолго до Джокера.

Я не знаю, как он это понял…но он понял. Прочувствовал её, наверное. А я, пока читала, прочувствовала себя. Буквально с первого слова. Его первого слова. Тот, кто считает, что любовь начинается с первого взгляда, ошибается. Она начинается со слов. Она зарождается в интонациях. Как бы ни любовались глаза, но сказанное может перечеркнуть любой момент очарования и притяжения… а словами… словами можно строить империи, ломать их, сводить с ума, убивать и… любить. Словами можно грязно трахать и нежно прикасаться. Они даже имеют свои оттенки.