Роберто очень не нравилось это. Ему не нравилось, что он, считавший себя разносторонне образованным человеком (Роберто освоил профессию ветеринара в Барселоне и получил диплом технолога пищевого производства в Париже), обладающим тонкой душевной организацией, вынужден, повинуясь требовательному звону золотого копыта, всю жизнь самозабвенно танцевать ча-ча-ча на деловых переговорах, завлекая клиентов и яростно торгуясь с поставщиками.

Временами он даже ловил себя на мысли о том, что был бы искренне рад забыть, что отдал столько сил и времени такому недостойному занятию, как купля-продажа, и иногда, в беседе с малознакомым ему человеком, был не прочь туманно намекнуть, что посвятил свою юность офицерской карьере.

Заметив смущение своего любимого гостя, Элизабет решила исправить положение.

Скажите, Роберто, – неожиданно начала она нашёптывать ему на ухо, – а у вас много золота ?

С этими словами она выразительно посмотрела ему прямо в глаза, удовлетворённо и понимающе покачивая головой, как бы заранее соглашаясь стать его любимой тёщей.

Через несколько месяцев Роберто Перес будет говорить про свою совсем нелюбимую им тёщу, что в одних людях есть бог, в других – сам дьявол, а в некоторых, как в Элизабет – исключительно глисты.

Но в тот момент за столом Роберто растерялся. Его перекосило, от смущения и негодования очки съехали на его блестящий мясистый нос, но он быстро нашёлся, решив обратить всё в шутку и не выдавать своего возмущения вопросом наглой старухи.

Золото ? Ни в коем случае ! Золота не держу, – ответил он с улыбкой. – Исключительно алмазы, мадам.

Глаза Элизабет заблестели. Она приняла слова Роберто за чистую монету.

Вот, это я понимаю – настоящий мужчина ! – восхищённо глядя на своего собеседника, воскликнула она, не забыв бросить презрительный взгляд в сторону Пьера-Анри.

Старая негодяйка только притворяется маразматичкой ! – с отвращением подумал Пьер-Анри. – Как только речь заходит о деньгах, она тут же обнаруживает поразительное здравомыслие !

*   *   *

В восьмом квартале Парижа, в ста пятидесяти метрах от резиденции Президента Франции и от знаменитой своими модными магазинами улицы Фобур Сент-Онорэ, в узких извилистых улочках затерялся малоприметный многоэтажный особняк с высокими колоннами, адрес которого мало о чём говорит непосвящённому и, главное, законопослушному гражданину Франции, не говоря уже про иностранцев.

За старинной архитектурой фасада и зарешеченными окнами, которые всегда были наглухо закрыты, скрывалось внутреннее помещение, уже лет двадцать не знавшее даже косметического ремонта. С потолка с облупившейся штукатуркой время от времени капала вода, оставляя на жёлто-серых стенах, покрытых трещинами, весьма неприглядные грязные подтёки. Посторонний человек, впервые попавший в это здание, начинал ёжиться от отвратительного запаха подвальной сырости, пыльных документов, невкусной еды, дешёвых сигарет и мужского пота. Ночью, когда в здании царила почти полная тишина, можно было услышать тонкий писк, доносившийся из подвала. Населявшие его большие серые крысы, чувствовали себя ещё более вольготно, чем обитатели верхних этажей.

В этом доме, расположенном под номером тринадцать по улице Де Соссэ, находился Директорат наблюдения за территорией, служба французской контрразведки¹.

В одном из кабинетов в здании, за обшарпанным грязным столом, сидел невысокий худощавый человек средних лет, в довольно помятом костюме тёмного цвета, из-под которого виднелась не первой свежести белая рубашка и косо повязанный галстук серо-зелёной расцветки. Он завершал свой завтрак, меню которого не менялось последние семнадцать лет и состояло из круассана, маленькой чашки кофе и сигарет.

Небрежность в одежде, мягкая и деликатная манера обращения, интеллигентная речь, открытый и казавшийся слегка наивным взгляд голубых глаз – всё это делало этого человека совершенно непохожим на контрразведчика. Тем не менее, он был одним из лучших контрразведчиков Франции и возглавлял в Директорате отдел по противодействию спецслужбам СССР и других коммунистических стран. Уроженец Гаскони, небольшой провинции на юго-западе Франции, он любил подшучивать над собой, утверждая, что, встретив гасконца на лестнице, никогда не знаешь, поднимается он или спускается. Роланд Март – так звали хозяина кабинета – внимательно слушал утренний доклад своего заместителя, Жоэля Дестэн, стряхивая пепел своей сигареты то в переполненную окурками стеклянную пепельницу, то на пол, то иногда прямо на стол.

В данный момент эти два человека решали судьбу Пьера-Анри Морель.

Что вы думаете обо всём этом, Жоэль ? – с выраженным юго-западным акцентом, который французы называют «шероховатым» или «скалистым», осведомился начальник отдела у своего сотрудника.

Господин Март, эта история столь же странная, сколь и неприятная, – отозвался тот. – С одной стороны, у нас нет ничего против Пьера-Анри Морель; ничего, кроме доноса его коллеги, голословно обвиняющего его в сотрудничестве с советскими спецслужбами. Допросить Морель мы, разумеется, обязаны, но считаю, что основания для ареста и возбуждения уголовного дела отсутствуют. С другой стороны, мы не можем допустить, чтобы он продолжал работать в Министерстве иностранных дел.

Как говорят в таких случаях сами русские, – задумчиво отозвался Роланд Март, хорошо владевший языком своего главного противника, – «Не то он украл шубу, не то у него украли шубу. Одним словом, замешан в краже шубы». Срочно готовьте служебную записку министру. Вопрос с увольнением Морель с государственной службы надо решить в кратчайшие сроки. Кстати, тоже самое касается и его доброжелательного коллеги… как там его ?

Эрве Лабаланс, – подсказал Жоэль. – Простите, господин Март, вы считаете, что его также необходимо уволить ?

Разумеется, мой друг, – с улыбкой ответил начальник, показав крепкие неровные зубы, пожелтевшие от табака и кофе. – Мы не можем достоверно знать причины, побудившие Эрве Лабаланс написать донос на своего шефа. Возможно, это личная неприязнь на почве служебных конфликтов. Но нельзя исключать того, что таким образом русские продвигают на должность советника-посланника своего агента. К тому же, Лабаланс – наиболее вероятный кандидат на место Морель. Мы не доставим русским этого удовольствия. С советскими дипломатами мы уже разобрались в апреле, теперь будем наводить порядок у себя дома².

Судьба Пьера-Анри Морель была решена. Что же касается Эрве Лабаланс, то предсказание Маргарет сбылось в точности, но совершенно не так, как он этого ожидал. Всё, на что хватило его ума и дерзости, это написать ложный донос на своего начальника. Заслуги доносчика оценили по достоинству, а его жизнь в одночасье изменилась и потекла совсем по-иному.

*   *   *

В течение нескольких лет, прошедших со дня расставания с Марчелло, Маргарет предавалась почти маниакальному удовлетворению своей похоти.

Дьявольские пляски на раскалённой сковороде, – с гримасой брезгливости на лице думал уставший от всего этого Пьер-Анри, раскланиваясь в своём доме с очередным любовником своей жены.