— Не сейчас, Алекс. Я жутко устал, да и ты тоже. Отложим это до того, как проснемся.

— О чем ты? — Её брови взлетели, в глазах мелькнуло непонимание.

Я опустился на кровать и обернулся вокруг Алекс, притягивая ее к себе:

— О сексе.

Она попыталась вырваться, зашипев, как разъяренный котенок, но я прижал ее сильнее к груди, тем самым обездвиживая.

— С чего ты взял, что я хочу сейчас секса с тобой? Я и слова не проронила.

Я поцеловал ее в макушку, с удовольствием зарываясь лицом в ее мягкие волосы:

— Тебе и не нужно было, малышка, за тебя все сказал твой взгляд.

Алекс фыркнула, но промолчала. Я прикрыл глаза и расслабился, ощущая теплое, податливое тело рядом. Алекс для меня была сродни наркотику, ее близость действовала умиротворяюще. Я уснул, не успев больше ни о чем подумать.

***

— Алекс, Александра, малышка, просыпайся, — я мягко коснулся предплечья Алекс и слегка сжал в попытке ее разбудить

Сам я проснулся час назад, и все это время, как больной извращенец—сталкер, смотрел на Алекс. Она глубоко спала, губы ее были приоткрыты, из них вырывалось теплое дыхание, одна ее ладошка удобно расположилась под щекой. При моем прикосновении она даже не шелохнулась. С ее плеча сползла простыня, соблазнительно оголяя кусочек нежной кожи. Я наклонился и прошелся поцелуями от ее плеча до края ушка. Остановившись, я выдохнул и коснулся губами впадинки за ее ушком. Она проснулась — я понял это по ее участившемуся дыханию.

— Ммм… такое сладкое пробуждение… Мне определенно это нравится, — прошептала она севшим со сна голосом.

Я перевернул ее на спину и навис над ней, изучая ее сонное лицо. На ее губах появилась сногсшибательная улыбка, которая моментально подействовала на мой мозг как рубильник и отключила его напрочь. Сорвав с Алекс простыню, я лег на нее всем телом, вдавливая ее в матрас. Она обвила одной рукой мою шею, а другой зарылась в мои волосы, склоняя мою голову ниже, встречая мои губы своими. И снова время остановилось, весь окружающий мир поблек, никого не существовало, кроме нас. Мы растворялись друг в друге без остатка, безумно, страстно.

Пришли мы в себя долгое время спустя. Я держал Алекс в своих объятиях, мое сердце сумасшедше колотилось, я боялся, что оно вот—вот разорвется от переизбытка чувств. Я бы лежал так с Алекс вечно, но я обещал зайти сегодня к отцу и поговорить насчет Энджел. Но прежде нужно обговорить наши разногласия с Алекс.

— Алекс? — Я провел пальцами вдоль ее позвоночника вниз.

По ее телу прошлась дрожь, вызывая во мне довольную улыбку самца.

— Что, Эйтор?

Ее голова покоилась на моем плече, рукой она выводила замысловатые рисунки на моей груди. Не хотелось нарушать эту идиллию, но промолчать я просто не мог:

— Я же говорил, что это повторится еще не раз и что ты сама будешь очень даже не против.

Я ожидал, что Алекс начнет брыкаться и драться со мной, но она удивила меня, произнеся следующее:

— Да я и не спорю. Ты оказался прав.

Я немного посмаковал этот момент и ее слова. Это был второй раз, когда она в чем—то со мной согласилась.

— Я всегда прав, малышка.

На этот раз она чуть отодвинулась и хлопнула меня ладошкой по груди:

— Самодовольный индюк!

Я рассмеялся и, перехватив ее руку, поднес к своим губам, оставляя на ее ладони нежный поцелуй:

— А теперь, Алекс, обсудим твое поведение?

— А что не так с моим поведением? — Она отстранилась от меня и приняла сидячее положение, обернув вокруг своего соблазнительного тела простыню.

— С чего начать? Та — а — ак… Ну, ты укусила меня за губу…

— Ты первый начал! — перебила она меня.

Я хмыкнул:

— Мы что, в детском саду — разбираться, кто начал первый? И я прикусил, а ты куснула до крови — это больно, знаешь ли. Любишь садо — мазо?

— Нет! Эйтор! Ты издеваешься?! Конечно, издеваешься, глупый вопрос. Я просто разозлилась и ответила тебе твоей же монетой, но немного не рассчитала своей злости. Не доставай меня и будешь ходить целым и невредимым.

— Это угроза, Алекс? — С насмешкой спросил.

— Предупреждение.

— Ладно, с этим ясно. Тебе нужно поработать с управлением гневом.

— А тебе утихомирить свой темперамент и перестать мной командовать, — парировала она, сверкая на меня глазами.

Я дернул ее на себя одним неуловимым движением. Наши лица были в миллиметре друг от друга.

— Алекс, я всего лишь забочусь о тебе. Я боюсь тебя потерять — как ты не понимаешь?!

Она попыталась отодвинуться, но я не позволил.

— Эйтор, как—то раньше я выживала без твоей заботы и гиперопеки. Прекрати это. Я серьезно, ты устанешь со мной бороться. Я буду поступать так, как считаю нужным. Я всегда была такой, и тебе меня уже не перевоспитать, так что или смирись с этим, или…

— Или что?

— Или давай не будем мучить друг друга дальше, и все закончится здесь и сейчас. Я не прогнусь под тобой, Эйтор. Принимай меня как равную.

Я шумно втянул сквозь зубы воздух и крепче сжал свои руки вокруг нее:

— Нет, даже не думай, мы не расстанемся. Я не отпущу тебя. Ты моя, и это до конца. Запомни это и больше никогда даже не думай о нашем разрыве. Этого не будет, даже если земля воспламениться, поняла?!

Алекс широко распахнула свои изумрудные глаза и кивнула.

— Я собственник, Алекс, и жуткий эгоист. Я не могу обещать, что не буду пытаться управлять тобой. Но ведь это не проблема: ты с легкостью даешь мне отпор. Думаю, в этом вопросе мы не придем с тобой к согласию, но мы вместе, а остальное — такие пустяки. — Я обхватил рукой ее затылок, зарываясь в ее волосы, сжимая их, и подарил ей медленный, затяжной поцелуй.

Таким образом, к отцу мы попали еще час спустя.

Отца дома не оказалось. Набиру сообщила нам, что он еще полчаса назад ушел вместе с Энджел к шаману Вихо: там вроде как назревало собрание всех старших для обсуждения произошедшего и решения, как поступить с пленными. Мы с Алекс направились туда: она хотела все видеть и слышать сама.

Мы зашли без стука. В маленькой хижине присутствовало около десяти человек не считая нас с Алекс. Я увидел Тори: она сидела на стуле верхом, оседлав его, и попыхивала сигаретой. Она подняла руку, приветствуя нас. Мы с Алекс кивнули в ответ. Отец сидел рядом с Тори, то и дело бросая на нее нервные взгляды, Энджел — в центре комнаты на стуле. Ее голова была низко опущена.