- Килт, скажи моему отцу, что я немного задержусь. Твинд, поможешь мне избавиться от всего этого великолепия, - на мгновение поморщившись и отведя взгляд от зеркала, не желая видеть в нём себя такого, скомандовал лорд Малфой. Переглянувшись, домовики вновь кинули взгляды на своего вернувшегося хозяина, поклонившись тому, после чего Килт исчез…
***
Только спустя час Драко снова подошёл к зеркалу. Вновь, как и в былые времена, чистый, ухоженный, разодетый в дорогой чёрный костюм. Таким ему было привычней видеть себя. Такой образ даже радовал глаз, напоминая мужчине, каким он был до Азкабана. Вновь гладко выбритый, с подстриженными волосами, ставшими уже привычно не длинными, но и не короткими. Небольшая чёлка, разделённая на лбу. Наконец-то он вновь был собой. Разве что действительно изменился. Возмужал. Годы, проведённые в заключении, взяли своё, однако слизеринца даже радовало, что он вышел из Азкабана именно сейчас, будучи в самом рассвете сил. Было даже немного забавно. Прежде Драко выглядел старше своего возраста, сейчас же выглядел на свои годы.
Немного ослабив серо-зелёный в полоску галстук и расстегнув верхнюю пуговицу белоснежной рубашки, Малфой вернулся из ванной назад в свою комнату. Теперь он чувствовал себя намного лучше. Подойдя к столику, он взял свёрток и достал из него свою волшебную палочку. Все эти годы она пробыла в Азкабане на хранении в качестве улики. И его палочка, и палочка Гермионы Грейнджер, которую парень вытащил следом. Только сегодня их вернули бывшему заключённому. Малфой не сомневался, что гриффиндорка уже давно приобрела себе новую палочку. Новую палочку, новую жизнь, быть может, даже мужа. Наверняка уже родила тому детей, а если нет, то родит в ближайшие годы. В голове вновь всплыл мучавший парня столько лет вопрос: «Оставила ли Гермиона его ребёнка? Сохранила ли их малышу жизнь?». И хуже всего было то, что он даже не мог предположить верный ответ. Здесь было всё просто: либо да, либо нет. Но так ли просто на самом деле? Захотела ли она сохранить жизнь ребёнку своего бывшего насильника? Или даровать жизнь малышу, который мог родиться от её бывшего любимого человека? Или, быть может, она и вовсе потеряла его ещё тогда, семь лет назад? За все эти годы гриффиндорка так и не навестила его. Быть может, не хотела причинять себе боль, а может, не хотела видеть того, кто бросил её, поставив точку в их отношениях, а позже с напыщенным холодом относился к ней. А быть может, просто не сочла нужным, действительно начав новую жизнь?
Шумно выдохнув, слизеринец сел на свою кровать и достал из пакета последнюю вещицу, хранившуюся при нём на протяжении последних четырёх лет – его письмо гриффиндорке. Письма были единственным способом связывать при необходимости с родными или друзьями, находившимися за пределами злополучной тюрьмы. Он помнил, как попросил лист бумаги и перо с чернилами, и ему выдали их. Почти два часа слизеринец писал письмо, занявшее у него на деле всего треть пергамента, тщательно продумывая каждое слово, однако он так и не решился его отправить. Раскрыв конверт, медленно достав из него сложенный пополам пергамент и развернув его, мужчина пробежался глазами по уже заученным наизусть за эти годы строкам, выведенным красивым аккуратным подчерком:
«Здравствуй, Грейнджер. Даже спустя десятки лет мне будет привычно называть тебя именно так. За последние три года мы ни разу не виделись. Я не знаю что с тобой, как ты, где ты и чем живёшь, однако искренне надеюсь, что твоя жизнь наладилась. Возможно, ты уже и не воспоминаешь меня. Я даже надеюсь на это. Тебе многое пришлось пережить, и я хотел бы, чтобы твоя жизнь теперь в корне изменилась в лучшую сторону. Возможно, сейчас я покажусь наивным глупцом, а быть может, и окажусь прав. Не знаю, ибо мне не известно, чем ты теперь живёшь. В душе таится небольшая надежда, что ты всё же решилась меня дождаться. Однако если это так, прошу, забудь меня и начни жить своей жизнью. Не хорони свою молодость в ожиданиях чуда. Впереди ещё четыре года. Если найдётся тот, кого ты полюбишь или кто полюбит тебя, быть может, им даже окажется Уизли, будь с ним. Стань счастливой, прошу. Если же мои первоначальные предположения верны, и ты уже живёшь иной жизнью, не вспоминая меня, просто сожги это письмо и никогда не вспоминай о нём. В любом случае, будь счастлива. Д.М».
Потерев глаза, слизеринец отложил письмо и откинулся на кровать. Конечно же, он врал ей. Он искренне надеялся, что несмотря ни на что Гермиона дождётся его, но разве имел он право просить её об этом?! Мудрые всегда говорят: «Если любишь – отпусти. Ведь она может вернуться»… Или же трусы, не способные бороться до конца?! В очередной раз, шумно выдохнув, молодой мужчина закрыл глаза. Он понимал, что должен был отпустить гриффиндорку в первую очередь для себя, но так и не смог этого сделать. В душе все эти годы таилась надежда, за которую он порой цеплялся как за спасательный круг, что девушка ждёт его, что дождётся. Он так и не сумел отправить это письмо. Эгоизм и тлеющая в душе надежда не позволили ему отказаться от этой мечты, ведь если она всё же ждала его, прочти гриффиндорка эта письмо, вдруг она исполнила бы его просьбу, и Драко оказался бы в итоге сам повинен в том, что однажды окончательно отпустил и тем самым потерял её. Вернись он тогда из Азкабана, если бы мужчина разыскал её, насколько больно бы ему было, узнай он, что именно отправленное годы назад письмо толкнули девушку в объятия другого, что из-за его собственных просьб она отказалась его ждать. Он не хотел рушить эту хрупкую надежду, ведь тогда у него не осталось бы ничего, ради чего мужчина стал бы держаться все эти годы, ожидая того дня, когда покинет пределы Азкабана. Но вот теперь он здесь, а где она? Чем живёт? Вспоминает ли о нём хоть иногда?
Цокнув языком, прервав свои неутешительные рассуждения, бывший слизеринец поднялся и посмотрел на настенные часы. С момента его возвращения в мэнор прошло уже полтора часа. Захватив свою волшебную палочку и привычно спрятав её во внутренний карман пиджака, мужчина поднялся и отправился в кабинет отца. Невежливо заставлять столько ждать. Преодолев расстояние, идя на этот раз мимо болтливых гобеленов с гордо поднятой головой, Малфой наконец-то дошёл до кабинета хозяина замка. Открыв дверь, он на мгновение задержался в проходе. Люциус Малфой привычно сидел за столом, копаясь в бумагах.
- Ты сильно задержался! – укоризненно произнёс отец.
- Приводил себя в порядок. Не мог же я вечно разгуливать в том виде, в каком вернулся. Это слишком, - закрыв дверь и пройдя сев на кожаный бежевого цвета диван, ответил младший лорд Малфой. Кинув взгляд на своего отпрыска, Люциус одобрительно кивнул, после чего отложил бумаги и прошёл сел рядом с сыном. На столике перед диваном уже стояли на серебряном подносе графин дорого коньяка и два хрустальных бокала. Открыв графин, отец разлил по бокалам коньяк, после чего взял их и протянул один из них Драко.
- Давай выпьем за твоё возвращение, сын! Я рад снова видеть тебя дома, - произнёс тост отец. Благодарно кивнув хозяину замку, приподняв свой бокал, Драко сделал из него пару глотков, после чего положил ногу на ногу, усаживаясь поудобней.
- Я следил, насколько это было возможно, за происходящими событиями в магическом Лондоне, однако узнавал не так уж и много. Расскажи мне, отец, чем живёт страна в последние годы, - попросил Люциуса Малфой-младший, внимательно глядя на уже заметно постаревшего мужчину.
- На самом деле не так уж и многое изменилось. Бруствер по-прежнему Министр Магии, с которым едва ли возможно о чём-то договориться; Крауч всё так же главный судья. Разве что второстепенные министры сменялись время от времени. Все пойманные Пожиратели Смерти были посажали в Азкабан, в большинстве своём на пожизненные сроки. Все разрушенные здания были восстановлены. Эти годы, в сравнении с тем, что было прежде, выдались довольно спокойными. Крупных массовых убийств не случалось. Разве что была поднята шумиха вокруг смерти судьи Джозефа Гордона. Ты должен его помнить, - рассказал отец, кинув взгляд на Драко.
