Я принадлежу к числу людей, считающих, что возможна иная редакция оперы «Князь Игорь» — с использованием материалов, не вошедших в редакцию Н. А. Римского-Корсакова и А. К. Глазунова, и уверен, что мы дождемся и других постановок «Князя Игоря» даже по традиционной редакции, где не будет тех огромных купюр, которые обычно делаются в театрах: сцена бегства Игоря, песня хана Кончака, хор ханов и другие. Но не могу скрыть и того, что однажды, когда я обратился с вопросом к Дмитрию Дмитриевичу Шостаковичу: «Как вы считаете, возможна ли новая версия „Князя Игоря“?» — Дмитрий Дмитриевич ответил, что он не считает нужным что-либо изменять в редакции, созданной Римским-Корсаковым и Глазуновым.
В истории мировой музыки нет больше примеров великого творческого подвига равного тому, что совершил Николай Андреевич Римский-Корсаков. Его заслуги перед русским и мировым музыкальным искусством огромны. Сам по себе один из крупнейших композиторов, чьи оперы, симфонические произведения, романсы живут до сих пор, пользуясь огромной популярностью, чье имя окружено почетом и уважением во всех странах мира, Римский-Корсаков, как ни один другой композитор, потратил невероятное количество времени, сил, энергии на то, чтобы завершить, инструментовать, отредактировать произведения своих товарищей по искусству. Не говоря уже о «Князе Игоре», «Борисе Годунове» и «Хованщине», он инструментовал «Каменного гостя» Даргомыжского, «Ночь на Лысой горе» Мусоргского, отредактировал большинство романсов Мусоргского, а также произведения некоторых других выдающихся русских композиторов. Однако, признавая огромные заслуги Римского-Корсакова в этом святом деле, признавая, что его редакции, инструментовки, издания сыграли огромную роль в том, что и «Борис Годунов», и «Хованщина», и «Князь Игорь» получили сценическую жизнь (если б не версия Римского-Корсакова, не его инструментовка, опера «Борис Годунов» не была бы так широко распространена и так популярна; не увидела бы свет и «Хованщина», остались бы лишь рукописи Мусоргского), следует помнить и о другом.
Каждому артисту, знающему оригинальные версии оперных произведений Мусоргского, исполнявшему романсы Мусоргского и в редакции Римского-Корсакова и в оригинальном виде, понятна степень несоответствия редактуры замыслу Мусоргского. Римский-Корсаков не всегда понимал стихийное дарование Мусоргского, в чем-то Мусоргский оставался для него загадкой, чем-то, возможно, даже раздражал его. Эти два великих композитора обладали разными индивидуальностями, разными эстетическими взглядами. И «Борис Годунов» и «Хованщина» в редакции и инструментовке Римского-Корсакова, конечно же, не произведения Мусоргского, а произведения Мусоргского и Римского-Корсакова. (Кстати, у меня есть пластинка, на которой записано исполнение роли Бориса итальянским певцом Николой Росси-Лемени, где так и обозначено: «Мусоргский — Римский-Корсаков. „Борис Годунов“.»)
История произведений Мусоргского вообще достаточно сложна. Возьмем «Бориса Годунова». Вначале Мусоргский создал первую, или предварительную, редакцию, которая была отвергнута Дирекцией императорских театров. Затем он переработал произведение, появилась так называемая окончательная редакция, в которой опера с успехом и шла на сцене Мариинского театра. Критика того времени, по-разному встретив это произведение — были и восторженные и резко отрицательные отзывы, — оказалась единодушна в одном: никто не отмечал слабость инструментовки. Затем опера сошла с репертуара, и Римский-Корсаков дважды обращался к ней, перерабатывал, создал свою версию произведения, заново инструментовал. Эта версия и получила широкое признание, в первую очередь благодаря исполнению заглавной роли великим Шаляпиным. Но, много сделав для утверждения «Бориса Годунова» на сценах мира, версия эта сыграла и отрицательную роль, заслонив собой оригинал. Кроме того, факт инструментовки оперы породил легенду о якобы слабом знании Мусоргским оркестра.
Потом настало время, когда возник интерес к подлинному Мусоргскому, особенно много исследований было проведено после революции. Благодаря работе музыковеда Павла Александровича Ламма в 1928 году дирижер В. Дранишников осуществил в бывшем Мариинском театре постановку «Бориса Годунова» по оригинальной партитуре, или, как говорят, в редакции Ламма. Но со временем выяснилось, что, подготавливая к печати оригинальную партитуру Мусоргского, Ламм и помогавший ему Борис Владимирович Асафьев внесли довольно значительные коррективы. Эти изменения и исправления были не столь существенны, как в редакции Римского-Корсакова, но тем не менее они были.
В конце 1978 года я был на гастролях в Лондоне. Как-то зашел к моим знакомым, которые сказали мне, что в этот вечер к ним обещал заглянуть один английский дирижер, очень любящий русскую музыку. Действительно, скоро в гостиную вошел стройный седой человек с огромным томом под мышкой. Мы познакомились, имя его — Дэвид Ллойд-Джонс — мне ничего не говорило. Беседа началась с его вопросов — как нравится Лондон, что я здесь пою, будет ли после серии спектаклей «Севильского цирюльника» в «Ковент-Гардене» какой-нибудь концерт… Да, отвечаю, намечен в Вигмор-холле сольный вечер, в программе — Шостакович и Мусоргский. Мы беседовали по-английски, вдруг Ллойд-Джонс переходит на русский язык, которым, как оказалось, он неплохо владеет, и спрашивает, какие произведения Мусоргского я буду петь. «Песни и пляски смерти», «Блоху», «Семинариста», — отвечаю. «А что еще?» — «Ну, остальное вам вряд ли знакомо». — «А все-таки что?» — «Горними тихо летела душа небесами». — «А, это на слова Алексея Константиновича Толстого…». — «По-над Доном сад цветет». — «Да, знаю. Какие прекрасные стихи Кольцова!» — «Откуда вам знакомы эти песни, они так редко исполняются?» — «Я знаю всего Мусоргского, да, пожалуй; почти всю русскую музыку, а также многое написанное советскими композиторами», — не без гордости произнес мой собеседник. (Кстати, том, который он принес с собой, оказался партитурой третьей симфонии Р. М. Глиэра «Илья Муромец».)
Затем Дэвид Ллойд-Джонс рассказал мне, что недавно вышла подготовленная им к печати подлинная партитура «Бориса Годунова», то есть впервые в истории напечатан совершенно неизмененный текст оперы. Он несколько лет работал в наших хранилищах манускриптов, имеет фотокопии всех рукописей Мусоргского, а также и некоторых других русских композиторов.
На следующий день я пошел в нотный магазин, купил партитуру «Бориса», на которой позднее по моей просьбе Ллойд-Джонс сделал надпись по-русски для музея М. П. Мусоргского в Кареве-Наумове Псковской области, куда я затем эту партитуру передал.
В 1979 году вышло советское издание этой партитуры — мы купили у Великобритании права на публикацию шедевра своей же музыки. Издало «Бориса» издательство «Музыка» великолепно — в трех томах, прекрасная печать, чудесное оформление. В предисловии Д. Ллойд-Джонс благодарит работников советских библиотек и музеев, предоставивших ему возможность поработать с рукописями М. П. Мусоргского. Приятно вначале было, гордость даже какая-то появилась — в далекой Англии за честь почитают изучить и издать произведение русского гения, а потом боль меня душевная взяла: неужели нам-то все равно, неужто у нас не нашлось своих музыковедов-текстологов, способных проделать эту работу?
И теперь по этой партитуре, уже совершенно свободной от какого бы то ни было редакторского вмешательства, опера все чаще и чаще ставится. Во всяком случае, в окончательной редакции оригинальной версии она идет на сцене «Ла Скала», Литовского и Свердловского театров оперы и балета (по Д. Ллойд-Джонсу), на сценах «Метрополитен-опера», Будапештской оперы, Ленинградского театра оперы и балета имени Кирова (по П. А. Ламму). В предварительной редакции авторской версии опера уже поставлена в таллинском театре «Эстония» и берлинской «Комише опер».
Подобная же судьба и у некоторых романсов и песен М. П. Мусоргского, не напечатанных при его жизни. После смерти композитора Н. А. Римский-Корсаков издал ряд его романсов и песен, отредактировав их по-своему, внеся значительные изменения. Впоследствии П. А. Ламм опубликовал эти романсы, как тогда считали, в подлинном виде. Но сейчас в нашей стране появились издания многих сочинений Мусоргского, в частности «Песен и плясок смерти», вокального цикла «Без солнца», «Песни о блохе» и других, свободные даже от той небольшой «ретуши», которую сделал Ламм, и показывающие нам действительно подлинного Мусоргского. Вопроса: «В какой версии исполнять песни Мусоргского?» — быть не может. Нужно придерживаться авторского оригинала, но вместе с тем, конечно, нелишне принять к сведению редакции, сыгравшие свою историческую роль.
