Брат Малинцин предпочел сесть на стул.

— Знаменита?

Слова ее матери прозвучали как оскорбление, но в это время Малинцин еще нельзя было назвать знаменитой. Берналь Диас еще не переписал свою книгу о конкисте, утонувшую в озере Тескоко, поэтому никто не знал о ее роли в завоевании мешика. Более того, Малинцин знала: когда тайное станет явным, никто не помянет добрым словом ее как переводчика. Да и что здесь скажешь? Она рабыня. Женщина. С другой стороны, Берналь Диас помнил имена и масть лошадей, мог описать славный стиль боя Кортеса и любовь войска к своему командиру. В случае необходимости он был в состоянии вспомнить и многое другое, но сейчас, став богатым землевладельцем в Гватемале, он лишь изредка прикасался пером к бумаге, обращаясь к этому занятию спокойными теплыми вечерами после доброго глотка бренди и сигары.

— Итак, у вас все в порядке? — спросила у матери Малинцин.

Она заметила, что мать широко раздвинула ноги, пренебрегая приличиями, а когда она говорила, в уголках ее рта скапливалась слюна. Она пахла золой, а кожа у нее была темной и морщинистой.

— Ты можешь дать мне попить? — спросила старуха.

Малинцин хлопнула в ладоши, и служанка принесла на деревянном подносе три глиняные кружки с тамариндовым соком.

— Сегодня мы еще не обедали, — заявила мать.

Служанка подала мягкие тортильи, политые медом.

— Мы толком не ели уже несколько дней. — Мать отерла рот рукавом.

Малинцин приказала повару разогреть бобы и порезать помидоры.

— Ты спрашиваешь меня, все ли в порядке, дочка? Да, все в порядке, — скорбным тоном ответила старуха, а затем принялась перечислять все свои болезни. Она плохо видела и слышала, у нее постоянно болели ноги, грудь, живот. Временами у нее случались запоры, а иногда она просыпалась ночью оттого, что сердце выскакивало у нее из груди. Она вообще не понимала, почему до сих пор жива, и жить ей осталось недолго — это уж точно.

— Говорят, что ты много путешествуешь, Малиналли, что ты бывала на юге, в Гондурасе, и даже дальше, в Гватемале. Говорят, что испанцы захватили все земли, а Кортес скоро станет императором мира.

Малинцин удивило то, что ее мать произносит такие слова, как «Гондурас», «Гватемала», «испанцы», «Кортес». Будучи ацтекской женщиной, она посвятила свою жизнь ткацкому станку, метелке, веретену, домашнему очагу, выращиванию и обработке зерна. По всей видимости, сейчас даже на юге, в самых отдаленных деревнях, люди начинали говорить на новом языке. Майя в Чиапасе еще держались, но это был лишь вопрос времени. Вскоре весь континент будет принадлежать Испании.

— Ты такая красивая, Малиналли.

Волосы матери стали белыми как снег и поредели, так что виднелась кожа головы, блестящая и хрупкая, как на головке ребенка.

— Ты простила меня за то, что я продала тебя, Малиналли? — Мать нахмурилась и вздохнула, раздувая ноздри. Она склонила голову набок, словно ребенок, просящий прощения за то, что еда упала с тарелки.

— Мне просто интересно… — Малинцин запнулась. Малинче, Маакс, донья Марина, а теперь вот и Малиналли запнулась. Это был вопрос ее жизни, то, о чем она хотела узнать в течение пятнадцати лет, и все же теперь она колебалась. — Мне хотелось бы узнать, почему ты продала меня. Предала меня.

Она глубоко вздохнула. Ну вот, эти слова произнесены.

— Ты меня не простила, я же вижу. — Теперь ее мать изображала обиженного ребенка.

— Я хочу понять.

Как мать могла ее отвергнуть? Разве она не была столь же прелестна, как и Мартин? Неужели мать не хотела защитить ее от всех бед? Разве не сбежала бы она с ребенком в лес, чтобы спасти его от жертвоприношения? Разве не стала бы она жить среди обезьян?

— Это произошло из-за твоего мужа, правда? Ты не хотела, чтобы он причинял мне боль? Ты ведь поэтому меня продала?

Волосы Малинцин были стянуты в два узла, уложенные при помощи свиного жира, ароматизированного толчеными розами. Эта прическа с украшениями из бирюзы очень ей шла. Утром она надела ожерелье из янтаря. В одном из камней виднелся маленький скорпион. На ногах у нее была обувь из коровьей кожи с мягкими подошвами из хлопка. Ее утонченная внешность скрывала душевную смуту.

— Я продала тебя…

Мать оглянулась. Стены комнаты Малинцин украшали соломенные корзины, сплетенные в разных областях Мешико. Вместе с гончарными изделиями и масками они входили в коллекцию произведений искусства Малинцин. Ей удалось спасти некоторые ацтекские книги от сожжения, драгоценности от переплавки, а керамику от уничтожения.

— Ты продала меня из-за того, что…

Малинцин хотелось услышать: «Я продала тебя, чтобы спасти от домогательств мужа. Я не знала, что делать, доченька, и потому, когда появились работорговцы, я подумала, что смогу вызволить тебя из его лап, отослав прочь. Я продала тебя, потому что любила».

— Я продала тебя, Малиналли, потому что ты внесла разлад в наш дом. Ты всегда считала себя принцессой. Помнишь, как ты себя вела? Ты была дерзкой. Ты все знала. Ты думала, что знаешь больше матери. Твой отец разбаловал тебя, и ты отказывалась подчиняться отчиму. Ты не слушалась его, а ведь он был главой нашего дома. Муж сказал мне, что ты неисправима и ты ведешь себя как взрослая женщина. Ты была… я уверена, что сейчас, став взрослой, ты понимаешь, что женщина должна знать свое место, а девочка…

— А где сейчас твой муж? — поспешно перебила ее Малинцин, испугавшись, что расплачется и проявит свою слабость.

— Он умер от оспы.

— Мне жаль. Надеюсь, он не страдал.

— Оспа — это ужасное заболевание.

Завезенная на земли Мешико африканским рабом из кубинской экспедиции, направленной против Кортеса, оспа распространилась по континенту, словно лесной пожар. К началу осады Теночтитлана в 1521 году более половины жителей города умирали или уже умерли от этой болезни. Брат Моктецумы, избранный императором еще при жизни самого Моктецумы, тоже умер от оспы. Оборону города и командование войсками ацтеков взял на себя другой родственник Моктецумы, Куаутемок. После поражения ацтеков он умолял о смерти, но его помиловали, а затем пытали. Испанцы выиграли эту войну не только из-за нехватки воды и продовольствия в городе (акведук с Холма Кузнечиков перекрыли). Испанцы победили из-за оспы. Во время осады в Теночтитлане умерло двести сорок тысяч человек. Тела складывали в кучи, и они разлагались, а умирающие выдергивали травинки из щелей между камнями и ели их. Говорили, что сорок тысяч мешика умерли, бросившись в каналы вместе со своими женами и детьми, чтобы их не забрали в рабство. Из союзников испанцев умерло тридцать тысяч тласкальцев. Около шестидесяти кастильцев были убиты. В конце концов оказалось, что, хотя город и был взят во имя Господа и славы, золота в нем почти нет. Кортесу пришлось расплачиваться со своим войском какао-бобами.

— Такой большой дом, Малиналли. Он весь твой?

— Да.

— Он твой, и ты живешь в нем одна?

— Да. — Малинцин продолжала этот разговор как ни в чем не бывало.

Она попыталась вспомнить мать, которую когда-то любила, но все, что она смогла вызвать в памяти, — образ женщины с распущенными волосами, напоминавшими воронье гнездо. Когда Малинцин была маленькой, мать казалась ей огромным мохнатым животным, о котором ходили легенды на севере. Это животное, ростом выше человека, бегало быстрее пса и карабкалось на деревья, словно обезьяна. По слухам, это животное питалось медом и не издавало никаких звуков. На самом деле Малинцин в детстве боялась матери, и сейчас ее удивляло то, что эта жалкая старуха по-прежнему может причинить ей боль.

— Какой большой дом, Малиналли. — Старуха осматривала все вокруг жадным взглядом.

— Да.

— Он слишком большой для одного человека.

— У меня сын.

— Я имею в виду, что он слишком большой для одного взрослого.

— У меня часто бывают гости.

— Могу себе представить. — Мать скривилась, так что ее лицо стало похоже на сгнивший плод. — Сейчас люди думают, что им повезло, если у них просто есть крыша над головой. Я имею в виду после войны.