- Честь, Родина, Долг, Совесть! - и бормочущие в темном углу: - Ежели кто еще не усек, пусть зарубит себе на носу: НЕ БЫЛО НИ ДЖУНГЛЕЙ, НИ ХЫНГА, НИ ВИЛЛЫ, НИЧЕГО... И вас - вас тоже никогда не было! Ясно?
Ответом тишина. То, чего нет, отвечать не может...
Бабахнув пару раз из "Рапиры", артиллеристы уселись завтракать на ящиках из-под снарядов в тени тутовника.
В гидрокостюмах, облепленных тиной, я, Бонапартов и Перчик вышли из тростников...
- Стой, - слишком поздно заметив нас, завопил как резаный часовой в тельняшке, - кто идет?!
Мы, след в след, продвигались вперед.
- Стой!!! Стрелять буду!..
Часовой передернул затвор автомата, на штык-ноже которого сверкало солнце отечественных субтропиков - солнце, раскалившее наши гидрокостюмы и, казалось, вскипятившее воду в болотах окрест...
- Куда прете?!
Часовой беспомощно оглянулся на повскакавших с мест артиллеристов.
- Там мины!..
Дальнейшее расстояние примерно в пятьдесят метров мы прошагали в полной, можно сказать молитвенной, тишине.
- Вы, - попросил часовой, когда мы проходили мимо него, - хоть пароль скажите.
Старший группы, Перчик, остановившись, спросил:
- Боец, ты почему в нас не стрелял?
- Ну... так вы ведь свои... вроде...
- Дур-рак! На тебя по минному полю трое прут... Требований не выполняют. Пароль не говорят. Какими должны быть твои действия?!
Солдат смешался.
- Ладно, пацан, - усмехнулся Бонапартов. - Вдохни-выдохни. Может, мы и свои, да только на лбу у нас это не написано. В следующий раз - хватай автомат и коси всех веером от пуза...
Мимо позиции ошалело взирающих на нас артиллеристов мы направились к большой брезентовой палатке, натянутой у кромки пляжа, над которым на фоне моря взлетал волейбольный мяч.
Перед входом в палатку стоял еще один часовой. Сколько часовых в этом мире...
- Эй, - поворачивая в нашу сторону потное лицо и ствол "калашникова", пробасил он, - кто вы? Стой... Стой! А то... это самое... Стрелять буду!
Отведя направленный ему в грудь штык-нож, Перчик не приказал, попросил:
- Командира зови, чудо...
И первым, откинув полог, проскользнул в палатку. Мы с Бонапартовым - за ним.
...Внутри палатки было чрезвычайно уютно. Стояли диван, пара кресел. Даже трюмо здесь было! Землю застилал большущий ковер. На круглом столе светилась лампочками радиоаппаратура, в живописном беспорядке лежали карты, линейки, бинокли.
Перчик распахнул дверцу холодильника. Там оказалось пиво в запотевших, приятно ледяных на ощупь бутылках.
Мы сидели на диване, потягивали пивко. Сквозь брезентовый потолок струился жар. Шлепки по кожаному мячу стихли... Отчетливее стал слышен вкрадчивый шепот моря, накатывающего на песок... И вдруг пронзительно вскрикнула чайка.
- Я им говорил, тарищ половник... говорил, - послышался голос часового, - стрелять буду! А они... Они, тарищ половник... приказали вас позвать...
- Приказа-али? - достиг нашего слуха другой голос, начальственный и резкий. - Олух! Тебе имеет право приказывать лишь один человек - я... Я! Надо было их задержать! Почему ты не задержал?! Кирпатый, к тебе обращаюсь!..
- Так ведь, это самое, тарищ половник... Я задерживал! А они...
- Я покажу тебе! Р-растяпа... Кстати, а где эти люди?.. Кирпатый! Где?!
- Были тут, тарищ...
Полог отдернулся, и внутрь шагнул здешний, как мы поняли, царь и бог. Покуда мы там бродили по колено в крови, этот мощный загорелый мужик с аккуратно подстриженными седыми висками играл тут в плавочках в волейбольчик... Судя по всему, мы отвлекли его. Судя по всему, он очень был этим недоволен. Буквально испепелив нас взглядом, волейболист гневно вскричал:
- Эт-то еще что т-такое?! Что за маскарад?.. Кто такие?! Встать!..
- Ну, ты, - с бутылкой пива в руке развалясь на диване, одобрительно отозвался Перчик, - полковник, даешь... Ей-богу, напугал до усеру. Я смотрю, неплохо устроился тут! Диваны-холодильники, понимаешь... Коллекционируешь боевые трофеи?
- Да я... прикажу вас арестовать! Кирпатый!..
- Я, тарищ половник! - раздалось из-за брезентовой стенки.
- Ко мне!..
- Есть!
Полог шевельнулся, в палатку робко заглянул часовой.
- Чего стоишь?!
- А что делать-то?..
- Прикажи: руки вверх! Да автомат, автомат возьми как следует! Е-мое, Кирпатый...
Солдат вошел в палатку, взял автомат "как следует" и, глядя на полковника, пробурчал:
- Руки вверх.
- Ты кому это говоришь?..
- ???
- Ты это МНЕ говоришь! А надо не мне, не мне говорить, а - им... Им! Ты понял, Кирпатый?..
- Так точно, тарищ...
- Ну, ладно, - осушив бутылку до дна и непринужденно зашвырнув ее под стол, вмешался Перчик, - посмешил и хватит. Я - "Ракета". Зови, полковник, радиста, пускай передает... Ну, чего уши развесил? - оборвав себя, обернулся Перчик к солдату. - На пост - шагом марш! Да смотри в оба... Враг не дремлет, враг ходит рядом на неслышных ногах...
Кирпатый взглянул на безмолвствующего начальника и, потоптавшись, вышел.
- Итак, сообщение для "Всемогущего"...
Полковник, встрепенувшись, встал по стойке смирно.
...Через несколько минут он был одет по полной форме. За столом перед радиостанцией сидела блондиночка лет двадцати пяти в юбочке цвета хаки, такой же рубашке, черных туфлях на каблуках. Держа перед пухлыми, жестоко искусанными губами дрожащий от напряжения микрофон, она нежным контральто вещала:
- "Ракета" вызывает "Всемогущего"... "Ракета"... "Всемогущего"... восемь дробь пять... Шестнадцать тире четыре... Тройка, тройка, пять, семь, семь...
Минут через двадцать (вообще та война характеризовалась тем, что была компактна, как спальный вагон: вот здесь мы, а в соседнем купе уже они, туалет, разумеется, занят, в тамбуре трупы, в купе проводников справляют именины, а в коридоре, застеленном малиновою дорожкой, в белой тенниске, генеральских брюках с лампасами стоит, куря у окна, сам Господь Бог) над пляжем завис Ми-8. И сразу стало неуютно на пляже... Забилась, заходила ходуном натянутая между двумя столбиками сетка. Подскакивая в воздух, улетел и упал в море волейбольный мяч. Из приземлившегося вертолета, придерживая большие, как сомбреро, фуражки, вылезали и, увязая по щиколотку в песке, брели через пляж большезвездные генералы...
Войдя в палатку, я сказал негромко:
- "Всемогущий" прибыл...
Полковник, коротавший время, протирая носовым платочком бинокль, встрепенулся и, чуть не строевым, отправился встречать гостей. Перчик, полулежащий в кресле, не открывая глаз, пробормотал:
- Слышу... Однако тридцать секунд у нас есть.
Бонапартов, растянувшийся на диване, томно улыбнулся:
- Тридцать секунд... Да за это время можно выспаться вдоль и поперек...
Когда "Всемогущий" вошел, мы стояли, построившись небольшой, но очень ровной шеренгой, перед диваном.
- Лейтенант Иванов, - представился я, вытянувшись под взглядом гостя.
- Лейтенант Иванов, - представился вслед за мной, видать, не совсем проснувшийся Бонапартов, но... подумал мгновенье и исправлять ошибку не стал.
- Старший группы, - сделав шаг вперед, отрапортовал наш командир, капитан Перчик!
- Ну, что, что, что тут у вас?..
Перчик отвел самого старого и наиболее большезвездного генерала в сторону, шепнул ему на ушко. Отшатнувшись от капитана и изменившись в лице в гораздо худшую, хотя, казалось, дальше уже было некуда, сторону, генерал выдавил из себя голосом человека, которому горло передавила балалаечная струна:
- Не... не может... Кого? Вы?..
Обернувшись к обслуживающему персоналу, прибывшему вместе с ним, генерал проревел:
- Выйти всем! Смотреть, чтоб никто, ни одна мышь сюда... Никого не пускать. Жив-ва!..
И, разорвав галстук волосатой ручищей, "Всемогущий" повалился в кресло.
- Николай Демьяныч, - сунулся к нему оставшийся в палатке генерал-майор, красивый, как все они, чисто выбритый, молодой, - вам плохо? Может... водички? - справился он, почему-то понизив голос до шепота.
