Мы с Анной удалились. Я взял ее под руку, и мы, ничем не отличаясь от сотен встречавшихся нам воркующих парочек, направились к ней на квартиру, не вызывая никакого сомнения у рассыпанных по всему городу солдат, у полицейских и жандармских обходов.

На квартире Анны мы еще раз подробно проверили, что уже сделано, что еще предстоит сделать.

Бумагу с перечислением имен, отчеств и фамилий всех заключенных за подписью обер-полицмейстера изготовляло наше паспортное бюро. Завтра мы получим ее. Остановка лишь за исходящим номером и за датой отправления, которые должны быть написаны теми же чернилами и тем же почерком, что и подпись обер-полицмейстера. Запрос относительно очередных исходящих номеров уже передан в тюрьму, и с этим задержки не будет.

Бумагу эту вручит «фон-Будберг», а я за час до прихода наших в тюрьму от имени обер-полицмейстера передам по телефону приказ смотрителю о подготовке заключенных к отправке. Получив такой приказ от «самого Майера», смотритель не станет его проверять. К тому же я ему скажу, что письменное требование об отправке будет вручено ему лично жандармским ротмистром.

На этом мы окончательно остановились.

Обмундирование и вооружение заказано и будет доставлено на следующий день на ту квартиру, из которой отправится в тюрьму отряд мнимых полицейских.

В отношении военной выправки от полицейских требовалось гораздо менее, чем от жандармов; приготовить полицейскую форму тоже было легче, чем жандармскую. А так как, по наведенным нами справкам, случаи конвоирования полицейскими смертников были в цитадели довольно часты, то мы и остановились на том, чтобы преобразить наших товарищей не в жандармов, а в полицейских. Было учтено и то, что рабочим тоже легче будет разыграть роль городовых, чем жандармов.

Предстояло решить вопрос о квартире. Это была нелегкая задача.

Квартира, из которой выходят десять полицейских во главе с жандармом, неизбежно должна обратить на себя внимание не только жильцов всех соседних квартир, но и всего околотка. Скрыть от населения Варшавы факт увоза десяти смертников из тюрьмы власти не смогут, если бы даже и захотели. А как только по городу разнесется весть об увозе их поддельными полицейскими, нетрудно будет сопоставить этот факт с уходом из квартиры неизвестно откуда и как появившихся в ней полицейских.

Ясно, что обнаружение этой квартиры может дать охране нить, по которой она доберется до клубка, и тогда последует замена одних смертников другими.,

Поэтому вопрос о квартире был серьезнейшим вопросом, от которого зависел удачный исход всего этого рискованного и опаснейшего предприятия.

Нам удалось его решить только благодаря тем охранным мерам, какие принимала в то время полиция в связи с военным положением. Одной из этих мер было распоряжение о том, чтобы во всех домах с проходными дворами были и днем и ночью открыты только одни ворота.

— Квартиру надо будет устроить в одном из домов с проходным двором, — предложила Анна.

Я не понял, в чем суть этого предложения.

— Через закрытые ворота можно будет их незаметно выпустить, а ключ к этим воротам надо сделать завтра, же, сняв предварительно с замка восковой слепок.

Она знала такую квартиру на Иерусалимской улице, на первом этаже. Ход в нее вел прямо из ворот.

— А хозяева?

— Свои люди, вполне благонадежные. Я этим займусь завтра с утра и слесаря заодно с собой захвачу.

Она была неутомима. На следующий день она сообщила мне, что уже все устроено, и предложила самому проверить, отвечает ли эта квартира своему назначению.

Я проверил. Лучшего нельзя было желать. Анна радовалась, как ребенок, подробно рассказывая, как ловко можно будет через задние ворота незаметно выпустить одного за другим всех «полицейских».

— Дворник, понимаете, в тех воротах. Через эти ворота никто не ходит.

Она чуть не прыгала от радости.

— Ну, давайте теперь рассмотрим, что еще нужно, — сразу перешла она к делу.

— До проникновения в тюрьму все налажено, но вот обратный путь их для меня не ясен.

Мы занялись этим вопросом и сразу наткнулись на новое затруднение.

— Сдадут их, — мы иначе, как «они», не говорили о смертниках, — наши поместят их в тюремной карете. Но ведь кучер-то тюремный! Что с ним делать? Когда он заметит, что конвойные указывают путь не по направлению к цитадели, он может остановить лошадей на первом же перекрестке, где стоит цепь солдат, и тогда все провалится: и наши погибнут и освобожденные.

Мы уже ранее решили каждому из «полицейских» дать запасной револьвер для освобожденных, но вооруженное сопротивление двадцати человек, когда весь город был наводнен солдатами и казаками, заранее обречено на неудачу.

Я предложил усыпить кучера соответственно приготовленными папиросами, так как обезвредить кучера нужно было без малейшего шума.

— А если он не курит?.

— Пригрозить.

— А если он не испугается, зная, что на каждом углу у него вооруженная защита?

Мы вызвали на совещание Марцелия, будущего «старшого». 

— Пустое! Двадцать человек уж как-нибудь справятся без шума с одним.

Ни меня, ни Анну этот ответ не удовлетворил.

— В этом деле все детали должны быть предусмотрены.

— Ладно. Мы обсудим этот вопрос сами. Можете быть спокойны. Положитесь на нас. Что-нибудь придумаем. Это не так уж трудно. Меня беспокоит другое: куда мы их повезем?

— За город, — ответили мы с Анной в один голос.

— За город-то за город, но куда именно? Ведь место-то должно быть закрытое. Карету в открытом поле оставить нельзя, да и этого злополучного кучера надо будет запрятать в таком укромном месте, чтобы он не скоро оттуда выбрался.

Марцелий был прав. Мы об этом раньше не думали.

— У вас есть какие-нибудь предложения по этому поводу? — обратился я к нему с вопросом.

— Нет. Думал, думал, но ничего не мог придумать.

На нас навалилось новое затруднение. Неужели из-за этого лопнет все предприятие?

— Нужно найти выход, — прервала Анна молчание.

— Отложим этот вопрос до утра, авось за ночь что-нибудь придумаем.

— А пока обсудим дальнейшие моменты, — предложила Анна. — Тюремная карета прибывает на место...

— ...В нее мы вталкиваем кучера, — перебил ее Марцелий. — и запираем на ключ. Пока откроют дверцы и его освободят, мы все-таки выиграем немного времени. 

— Верно. Но там же «полицейским» предстоит превратиться в штатских,

— Это легко: под полицейской формой каждый будет одет в штатское.

— Это-то легко, но с оружием что вы сделаете?

Это был трудный вопрос. Прохожих, в особенности ночью, в то время по нескольку раз обыскивали. Обнаружение оружия решало судьбу человека.

Допустить, чтобы люди после увоза заключенных из-за двадцати револьверов попали в руки жандармам, было по меньшей мере дико. Выход из этого напрашивался сам собой: как ни дорого для партии оружие, но придется его бросить.

Но такое решение было решением без хозяина.

— Мы об этом уже говорили, — сообщил Марцелий, — но публика единогласно отвергла это: так прямо и говорит: «Оружия не дадим».

Со стороны рабочих, тосковавших по оружию и приобретавших его по временам с большим риском и жертвами, такой ответ был вполне понятен. Но для нас ясно было, что платиться жизнью за сохранение оружия, которого все же не сохранишь, нельзя.

— Придется уговорить их.

— Уговаривал... Никакие доводы не действуют. Говорил о дисциплине, но и это не подействовало. И слушать не хотят!

Новое затруднение... Сколько таких затруднений еще предстоит решить впереди!

— Ладно, — решила Анна. — Чем рисковать всеми, рискнем одним. Освобожденных придется везти за город. Когда установим место, куда их повезем, то туда же должен притти один из рабочих этого района, живущий вне городской черты, и забрать все револьверы к себе, а оттуда мы их уж как-нибудь сплавим. Давайте дальше. Для каждого из освобожденных нужна квартира, где он сможет привести себя в приличный вид: переодеться, побриться. На этих квартирах должны уже ждать железнодорожники и моментально, первыми поездами — все равно товарными или пассажирскими — направлять их до границы. Прежде чем жандармы хватятся, они должны быть если не на самой границе, то во всяком случае далеко. Квартиры уже намечены, железнодорожники подобраны, костюмы приготовлены. Я купила уже и бритвенные приборы.