— Из-за коммунистов?

— Нет.

— Жаль. С тобой я мог бы делать большие дела. Ты мне нравишься! Ты мне понравился еще там, в тюрьме. Правда ведь, я вел себя глупо?

— Оставим это.

— Нет, нет. Когда я вспоминаю тюрьму, мне хочется надавать себе пощечин. Как мог вести себя так Василикэ Балш? Мне стыдно: стыдно, что я струсил. Но что поделаешь! Видишь ли, если бы человек жил два раза или пять раз, тогда другое дело. Но мы, к сожалению, живем только однажды, и это делает нас трусливыми и злыми.

— Мне не нравится, когда ты философствуешь, Василикэ… Я сказал тебе, что нахожусь в очень затруднительном положении. У меня нет денег.

— Хочешь, я открою тебе секрет? — таинственно спросил Василикэ.

— Открой.

— И я нахожусь в большом затруднении. Я еще не начал работу.

— Но у меня совершенно определенное затруднение: мне нечем заплатить за еду.

— Ого, это уже серьезнее. Сколько ты должен?

— За две бутылки вина и две порции жаркого. Не можешь ли ты сходить ко мне домой и принести немного денег?

— Где ты живешь?

Хорват принялся объяснять ему. Но когда он назвал текстильную фабрику, Василикэ развел руками.

— Это далеко, дорогой. Слишком далеко. Подожди, мы достанем денег. — Он огляделся вокруг наметанным глазом и подозвал официанта.

— Лист бумаги, дражайший. Да побыстрее, дело важное.

Официант принес лист бумаги. Василикэ Балш вытащил из кармана огрызок химического карандаша, смочил его в вине и вывел печатными буквами: «Берегитесь воров». Закончив, он полюбовался своим художеством, потом обвел пунктиром рамку.

— У тебя нет иголки, толстяк?

Хорват вытащил из лацкана булавку.

— Что ты собираешься делать?

— Увидишь. Только не волнуйся. Держи себя в руках, а то нам не расплатиться.

Василикэ взял бумагу и булавку, подошел к стойке и потребовал стакан воды. Пока официант обслуживал его, он приколол объявление под жестяным ободком стойки. Победоносно улыбаясь, Василикэ вернулся к столику и сел так, чтобы видеть все помещение.

Взглянув на объявление, каждый из присутствующих ощупал свои карманы. Посетитель, который торговался с худощавой женщиной, проверил свой бумажник.

— Теперь, — принялся рассуждать Балш, — мы знаем, у кого есть деньги. Видишь вот этого щеголя с женщиной? У него туго набитый бумажник. Ему мало было просто пощупать его, он должен был посмотреть и убедиться, что бумажник цел. Это значит, что у него много денег. У того, что сидит в глубине комнаты, вон у того чернявого, деньги хранятся в заднем кармане брюк. Думаю, он беден. Самое большее, что у него есть, это жалованье. Тот, что у окна, щупает карман пиджака. У него какие-нибудь драгоценности. К тому же он человек нервный, да и не привык иметь при себе ценности. Видишь, он не вынимает руку из кармана. У этого не украдешь. Не остается ничего другого, как обработать вон того обладателя бумажника.

— Ты с ума сошел?

— Нет. Наоборот. Я ведь тебе сказал, что и у меня затруднительное положение. В первую очередь нужно сменить гардероб. В теперешнем жалком виде нельзя заниматься моим ремеслом. Правда, я хотел еще денька два отдохнуть и только после этого взяться за дело. Но, как говорит пословица: не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.

Три или четыре раза Василикэ подходил к окну, как будто ожидая кого-то. Хорват заметил, что он шел к окну только тогда, когда кто-нибудь входил в кабачок или когда у стойки толпился народ. В последний раз, усевшись на свое место, он сказал:

— Готово.

Отогнув рукава пиджака, Василикэ показал две пары золотых часов, которые принадлежали железнодорожнику с редкой бородкой.

Хорват сделал ему знак спрятать часы, но Балш, словно выставив напоказ военные трофеи, положил руки на стол. Время от времени он наклонялся над часами.

— Или те, что на левой руке, спешат на две минуты, или те, что на правой, отстают на две минуты. Придется их проверить.

Железнодорожники дремали, положив голову на стол. Хорват сидел как на иголках. Он спросил:

— А денег ты не достал?

— Кажется, нет. Я вытащил у них что-то из карманов, но думаю, это только документы. Здесь нельзя проверить. Как бы там ни было… Теперь сиди спокойно, я должен обработать того типа с бумажником, а после этого нужно быстро сматываться.

Он подозвал официанта:

— Сколько с нас?

Официант положил счет на стол. Василикэ Балш проверил его, потом знаком дал понять, что сейчас рассчитается. Официант отошел к стойке.

В кабачок вошли двое. Василикэ Балш встал, но выждал несколько минут, чтобы поравняться с человеком за соседним столиком, у которого был бумажник, в то время, когда мимо будут проходить те двое. Дойдя до столика, где сидели мужчина и женщина, он столкнулся с вновь пришедшими, споткнулся, ухватился за стол, чтобы не упасть, стащил скатерть, потом поднялся и стал извиняться. Затем прошел к окну и посмотрел на улицу. Воображаемого человека, которого он ждал, там не было. С покорным выражением лица он вернулся к столику Хорвата. Вид у него был разочарованный. Хорват нагнулся к нему:

— Не надо больше пытаться, а то он догадается. Как же это ты поскользнулся?

Василикэ Балш пожал плечами и сказал совсем тихо, так, чтобы его слышал только Хорват:

— Техника. Я работал, как в лучшие времена. Как бог. Если бы ты хоть сколько-нибудь ценил искусство, ты должен был бы целовать мне руки. Посмотри-ка! — Он сунул руку в карман и вытащил из бумажника банкноту. Положил на стол, посмотрел на нее, сделал огромные глаза и испуганно засунул банкноту обратно в карман. — Ну и влипли мы, Хорват. Это доллары.

— Чем же мы расплатимся?

Хорват уже видел себя арестованным, стоящим перед судом за воровство и торговлю валютой. Балш, более спокойный, порылся в карманах, вытащил бумаги железнодорожников, перебрал их и, обнаружив банкноту в две тысячи леев, облегченно вздохнул. Он положил деньги на стол и направился к выходу. Хорват пошел следом за ним. На улице они разошлись в разные стороны. Хорват сразу пустился бежать и бежал до самого центра. Он вспотел. Остановился отдохнуть у витрины. Не прошло и нескольких минут, как кто-то положил ему руку на плечо. Хорват испуганно обернулся. Это был Василикэ Балш.

_— Куда ты помчался, а? Я уж думал, что не найду тебя.

— Уходи отсюда, пока мы не попались! — сердито сказал Хорват. Пот тек с него ручьями.

— Не бойся, — громко ответил Василикэ Балш.

Хорвату показалось, что он говорит громко специально, чтобы напугать его. Балш продолжал:

— Уж если Василикэ тогда выбрался из крепости, то этих провинциалов бояться нечего. В бумажнике я нашел четыре тысячи долларов. Клянусь… я не хочу надувать тебя… А ну-ка поищем место, где бы я мог отдать тебе твою долю… будь спокоен, в этих вопросах Василикэ Балш очень честен…

— Иди ты к черту! — набросился на него Хорват. — Ты что, думаешь, я живу воровством?.. Не нужны мне твои деньги. Поступай с ними, как хочешь, и чтобы я тебя больше не видел. Сделай так, чтобы мы никогда уже не встречались. Это в твоих же интересах… Я человек честный…

Балш причмокнул губами:

— Честный и дурак. Значит, ты водишь компанию с ворами только тогда, когда они тебе нужны… Благодарю тебя, Хорват. Знаешь, еще пять минут назад ты мне нравился. Я даже хотел расцеловать тебя, хотя ты толстый и уродливый. Но думаю, что теперь я тебя никогда не поцелую. — Он сплюнул сквозь зубы и затерялся в толпе.

Хорват, хотя ему было жаль, что они так расстались, все же не пошел за ним. Он продолжал стоять у витрины и рассматривал выставленные там вещи. Ни о чем не хотелось думать. И все же высокая фигура Василикэ Балша снова возникла перед его глазами, как будто укоряя его за грубость. «Жалкий воришка, — подумал Хорват. — Жалкий воришка, но все же он человек. По сути дела из-за меня он подвергался опасности, а я дал ему коленкой под зад. Я свинья», — сказал он себе. И пошел домой.