- Да, - подумал я. – Возможно и так. Но вот твоей бедной матери опять придется за тебя расплачиваться! Но куда тут денешься: мы не просто в «замкнутом кругу», но в топком болоте! Если попал под колесо российского правосудия – тут уж не плачь! Здесь механизм работает без остановки. Я подумал о судье и почувствовал, что мне его жаль. Ведь этот государственно-бюрократический механизм смертельной хваткой объял всех людей, включая судью, прокурора и адвоката! Ничего не изменилось с давних времен.

Тут вновь пришли в голову гениальные стихи Александра Блока, написанные еще в 1912 году, в которых он определил перспективу жизни россиян:

«Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века –

Все будет так. Исхода нет.

Умрешь – начнешь опять сначала,

И повторится все, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь».

7 января 2016 года

«В О Н О Т С Ю Д А, Н Е Г О Д Я Й !»

Как-то ко мне в гости пришел мой старый приятель, Саша Чуин, и мы, как это принято в России, быстро организовали стол, и в процессе возлияний разговорились.

Вспомнили прошлые времена, как нудно и бесконечно долго тянулась учеба в школе, как одуревшие от выслушивания заученных педагогами фраз мы со своими школьными товарищами устраивали «безобразия»: осмеивали незадачливых педагогов, высказывали смешные слова, бросались друг в друга тетрадями и учебниками, словом – хулиганили…

- А ты помнишь, Саша, - сказал я, - как однажды в школе появились работники комитета госбезопасности и увели с собой Валерку Носова?

- Да, помню, - покачал головой мой друг. - Валерка тогда учился в выпускном классе…Он же нарисовал на портрете Хрущева бороду, усы и что-то там еще, а потом ходил со своим творением по всему поселку! Его тогда осудили на два года за политическое хулиганство!

- Да, а вот теперь Хрущева выставили чуть ли не как политического мученика! – усмехнулся я. – А на деле и в его время преследовали людей по политическим статьям! А вот при Брежневе я что-то такого не помню! Рассказывали, правда, о каком-то Буковском, сидевшим якобы в психушке за антисоветскую агитацию. Его, как потом писали в газетах, обменяли на Луиса Корвалана…А Солженицына и вовсе не сажали, но выслали из страны за границу, где он благополучно прожил долгие годы и даже получил Нобелевскую премию! А когда я учился в институте, один наш студент тоже пририсовал к портрету Брежнева бороду, усы и веснушки! Так его просто исключили из комсомола, но из института не выгнали!

- В самом деле, - улыбнулся Чуин, - при Брежневе были некоторые послабления. Я сам столкнулся как-то по глупости с работниками упомянутого комитета!

- Неужели? – удивился я. – За что же тебе так не повезло? И как ты уцелел?

- Смешно рассказывать! – буркнул Саша. – Но история получилась презабавная! Ты же знаешь, что по молодости я был большим правдолюбцем! И из-за этого попадал в разные неприятные истории!

- Как же, помню! Например, наша учительница истории, Людмила Иосифовна, однажды задала всему классу достаточно трудный для учеников вопрос…Что-то там о Венском конгрессе во времена русского премьер-министра Горчакова…Она тогда сказала, что кто ответит на этот вопрос, немедленно получит «пятерку». Ну, а я встал и тут же ответил так, как надо! Но учительница не поставила мне обещанную оценку! Тогда ты встал и при всем классе назвал ее обманщицей, не умеющей держать слово!

- Да, я тоже помню тот эпизод! Тогда Людмила Иосифовна так на меня обозлилась, что до конца учебы занижала мне оценки! Как бы ни ответил – следовали только «тройки»! Впрочем, я не извлек из случившегося ничего полезного…Это уже потом, после столкновения с работниками КГБ, я «прикусил язык»!

- Как же это случилось?! – воскликнул я. – Расскажи! Это очень интересно!

- Я долгие годы молчал, боялся повторить пережитое и оказаться в «психушке», - покачал головой Чуин, опорожнив рюмку водки и закусив соленым огурцом. – Но теперь можно! Уже нет этого КГБ…Правда, существует вроде бы преемница той «конторы» - ФСБ, но ее функции неясны, да и людей за пустые разговоры сейчас никто не трогает…Поэтому расскажу о том, что тогда со мной случилось.

Учился я тогда в местном педагогическом институте на историческом факультете. И все продолжал высказывать слова правды! Будучи человеком неопытным в жизни, я верил, что все люди хотят правды, но не все могут ее высказать! Это я уже потом понял, что наши люди просто боялись говорить правду! И жили, как «премудрые пескари» из известного рассказа Салтыкова-Щедрина, принципы которых хорошо воспроизвела популярная тогда советская песенка: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не знаю, ничего никому не скажу!» Вот и мне надо было руководствоваться этими словами, как это делали все законопослушные граждане. Но я шел своим путем, не понимая, что в лживой стране нельзя говорить правду, и продолжал играть роль «правдолюба», нажив себе врагов в лице институтских преподавателей. И особенно преподавательниц, ибо женщины крайне резко воспринимают сказанные в глаза неприятные для них слова! Я едва дошел до пятого курса, хотя учился старательно, не пропускал занятий, выполнял все задания, словом, был добросовестным студентом…Но вот мой язык!..       Короче, как-то на общем институтском комсомольском собрании я допустил одну серьезную оплошность.

На такие собрания всегда приходила преподавательская и партийно-комсомольская элита. В президиуме сидели ректор, его заместители, секретарь партийной организации, главный комсомолец и прочие приближенные к ректору люди. Вел собрание, естественно, секретарь комсомольской организации института.

Как только все уселись, и был исполнен партийный гимн – «Интернационал», комсомольский босс подошел к трибуне и заявил: - А теперь, товарищи, давайте изберем почетный президиум в составе Политбюро ЦК КПСС во главе с выдающимся борцом за мир, самым мудрым человеком планеты, генеральным секретарем ЦК КПСС товарищем Леонидом Ильичем Брежневым! Кто за это предложение? Прошу проголосовать! Кто «за»? (Все пребывавшие в зале с восторженными криками подняли руки) Кто «против»?

И дернул же меня черт за язык! Я подскочил и крикнул: - Я – «против»!

Комсомольский «бог» оцепенел. – Ты что, рехнулся, что ли? – крикнул он, покраснев от возмущения. – Сядь же и не мели ерунду!

- Я – «против» потому, - громко прозвучал мой голос в абсолютной тишине ошеломленного зала, - что Политбюро не имеет никакого отношения к нашему собранию! Подобное голосование совершенно бессмысленно! Да и мудрость Брежнева от этого не стала глубже! Кому нужно это бестолковое славословие?!

- Ах ты, негодяй! – взвыл комсомольский секретарь. – Да я тебе…

Но ему помешал довести до конца фразу ректор института. – Виктор, - сказал он в микрофон, торчавший перед ним, - нечего вести пустую полемику! Весь институт проголосовал «за» и этого достаточно! А что касается этого отщепенца, - он со злобой посмотрел в мою сторону, - то пусть он сам держит ответ за свои глупые слова! Продолжай собрание!

И все пошло дальше по запланированному заранее пути. Главный комсомолец сообщал о достижениях института, «незначительных недостатках, которые предстоит преодолеть, используя учение великого Ленина и указания гениального Брежнева…», а в конце отметили почетными грамотами отличившихся студентов. Меня как будто забыли…

Как только завершилось собрание, я вместе со всеми устремился к выходу. Многие студенты старались избегать меня, но один из товарищей, учившийся со мной в одной группе, подошел ко мне и со смехом сказал: - Ну, ты даешь, Саша! Весь институт на рога поставил! Поистине: язык твой враг!

Я направился к выходу, подошел к лестнице и стал спускаться вниз на брусчатую площадь. В воздухе стоял тонкий запах майской зелени: травы, листьев деревьев, цветов из многочисленных клумб. Приветливо светило весеннее солнце. Но в груди у меня стоял какой-то затаенный страх…Мне казалось, что все вокруг возненавидели меня! Неожиданно ко мне подошли двое здоровенных мужчин почти одного роста с суровыми лицами и стальными глазами. Одеты они были в красивые серые костюмы, блестевшие на солнце. – Молодой человек, - сказал один из них, - пройдемте с нами!