У Полины и Виктора было свое частное детективное агентство. Раскрыть мотивы преступника, воспроизвести картину случившегося часто удавалась именно благодаря дару Полины. Несколько раз они буквально спасали людей в коме, о месте нахождения которых никто не знал. Собственно, эти люди сами обращались к Полине за помощью через видения. Но сегодня был явно не тот случай. Сегодняшнее видение казалось Полине абсолютно бесполезным: она не спасла этого человека, да и не могла бы спасти – второй, смертельный, выстрел последовал почти сразу за первым. А вернее, не так, поняла вдруг Полина: было три выстрела. Первый она услышать вообще не могла, потому что ощущать, видеть и слышать этого человека стала только после того, как он был тяжело ранен. Первым выстрелом.

Хозяйственные дела на кухне совсем не смогли ее отвлечь. Стерев напоследок несуществующую пыль с поверхностей, Полина пошла в комнату.

Виктор смотрел телевизор, местный канал «Новостей» – она узнала голос репортера.

– О чем идет речь? – спросила Полина, придавая своему тону беззаботность.

– Тише! – прикрикнул на нее всегда такой деликатный, такой вежливый Виктор.

Обидевшись, она села в кресло в другом конце комнаты, подальше от мужа, и попыталась понять, что его могло до такой степени заинтересовать в местных новостях. Но так как начало репортажа не слышала, понять было трудно. Речь шла о какой-то школе, почему-то ее оцепили полицейские.

– Неужели теракт? – не выдержала Полина, забыв, что решила не разговаривать с мужем.

– Подожди! – снова прикрикнул на нее Виктор.

Нет, теракт вряд ли. Сегодня 2 июня, занятия закончились. Кому придет в голову устраивать теракт в практически пустой школе? Что же тогда?

«Новости» завершились, Виктор выключил телевизор. Полина повернулась к нему и ждала объяснений, но он почему-то молчал.

– Ну, так что там? – снова не выдержала она. – Что случилось?

– Совершенно невозможная вещь! – проговорил Виктор, скорее, отвечая на свои мысли, чем на ее вопрос. – Убили учителя информатики. Прямо в школе в кабинете директора. В убийстве подозревают Хавронина… В это невозможно поверить! Да этого просто не может быть! Чудовищное подозрение, а у полиции, кажется, и сомнений в его виновности никаких.

– Подозревают Хавронина? – переспросила Полина, припоминая, где и когда уже слышала эту фамилию. Ею овладело то смешанное чувство тревоги, удовлетворения и чего-то еще, сродни вдохновенью, которое возникало каждый раз, когда видения начинали подтверждаться.

– Да, это директор школы, в которой я учился и где сегодня произошло убийство.

– Ах, ну конечно! Вспомнила. Владимир Тимофеевич Хавронин. Месяца три назад мы его встретили на улице, он был с женой… Так это его обвиняют в убийстве? Странно.

– Не странно, а просто чудовищно! Владимир Тимофеевич – прекрасный человек, спокойный, абсолютно уравновешенный, он даже голоса никогда ни на кого повысить не мог… Его все любили. Кандидат физических наук, умный, интеллигентный. Он по определению не может быть убийцей. А они говорят такие вещи, что слушать противно. Видите ли, Владимир Тимофеевич убил учителя информатики, застрелил прямо в своем кабинете. Чушь какая! Да у него и пистолета никакого не могло быть. Это просто не вяжется с обликом Хавронина, он…

– Он не убийца, – подхватила Полина, – этот человек мне так и сказал, что обвинят не того, кто в него выстрелил. Все правильно, все сходится.

– Что сходится? – Голос Виктора стал напряженным. – Ты что-то видела?

– Может быть. Во сколько произошло убийство?

– В восемь семнадцать.

– Ну да, и время совпадает. Было три выстрела?

– Три. Но почему ты мне ничего не сказала?

– Как выглядел этот учитель? – проигнорировав его вопрос, спросила Полина.

– Не знаю. Он пришел в эту школу уже после того, как я ее окончил. А в «Новостях» его не показали. Только Хавронина, охранника и секретаршу из всего коллектива школы. Но этих двоих я тоже не знаю. Секретарша и обнаружила убитого. Она сегодня опоздала на работу. Я так и не понял почему – лопотала что-то невразумительное. Пришла, мол, в половине девятого, вошла в кабинет директора, а там убитый Федор Ривилис – учитель информатики. А директора нашли в школьном дворе, сидел на скамейке в невменяемом состоянии, ни на какие вопросы не отвечал. Пистолет на столе в кабинете лежал. Получается, Владимир Тимофеевич убил этого Ривилиса, положил пистолет на стол и пошел себе подышать свежим воздухом. – Виктор поднялся, открыл окно, наверное, ему самому стало душно – подсознательная ассоциация. – Подозрительна мне эта секретарша, – снова заговорил он через минуту. – И охранник тоже подозрителен. Он слышал выстрелы, но, говорит, не придал им в тот момент значения, подумал, детишки петарды пускают. Они, мол, все утро их пускали в школьном дворе. И на часы посмотрел – благодаря его показаниям и установили точное время убийства – 8:17. Ерунда! Не мог охранник, человек, знакомый с оружием, принять выстрелы за разрывы петард. Я займусь этим делом, Хавронина просто грубо подставили. Ты мне поможешь, Полина?

– Конечно, помогу, – она немного помолчала. – Судя по всему, я видела этого учителя, Ривилиса. Сегодня утром, когда мы завтракали. Он не сразу умер, жил еще несколько минут, потому-то я и смогла его увидеть. Он сказал, что человек, которого обвинят в убийстве, – на самом деле не виноват. Наверное, имел в виду Хавронина.

– А кто в него выстрелил, не сказал?

– Нет.

– Странно это все, – задумчиво проговорил Виктор. – Очень странно. Откуда Ривилис мог знать, что обвинят не того, кто в него стрелял? И почему не назвал убийцу?

– Ну, не все так просто, – стала объяснять Полина, сердясь на то, что он не понимает таких очевидных вещей. – Умирающий не может четко и ясно выражать свои мысли. Да и времени было мало.

– Но что может быть проще, чем назвать имя убийцы? – тоже слегка недовольно возразил Виктор. – Зачем тут какие-то сложные логические построения? Можно просто сказать: стрелял в меня тот-то. Я думаю, здесь дело в чем-то другом.

– В чем в другом?

– Не знаю пока. Но мне кажется, если мы сможем это понять, выйдем и на убийцу. Возможно, Ривилис знал, что его собираются убить, и понимал, что подставят Хавронина. – Виктор в задумчивости снова подошел к окну – стукнула рама. – Нужно собрать всю информацию об этом учителе: его знакомства, родственные связи и вообще, что он за человек. Но прежде всего следует разобраться с этими двумя – секретаршей и охранником. Подозрительны они мне оба. Сделаем так. – Виктор повернулся к Полине – она поняла это по тому, что его голос стал звучать более направленно. – Я завезу тебя в офис, а сам поеду в школу. Собирайся скорей, уже почти одиннадцать, и так откроемся сегодня с опозданием.

Полину всегда удивляло, что Виктор так безоговорочно верит ее видениям. Люди, находящиеся между жизнью и смертью, по его мнению, не могут обмануть, их правда – истина, не подлежащая сомнению. Отчасти это действительно было так, но лишь отчасти. Вот и сегодня слова человека из ее видения стали для Виктора безоговорочным оправданием Хавронина. А ведь Полина даже не была до конца уверена, Ривилиса ли видела. Да, некоторые моменты совпадали: время убийства, обстоятельства смерти, но полной уверенности у нее не было, ведь она не знала, как выглядит Ривилис. И имени он ей своего не назвал. У Виктора же никаких сомнений не возникло. Если он и до этого не верил, что Хавронин не мог быть убийцей, то после того, как Полина рассказала о своем видении, стал воспринимать это как непреложный факт. Владимир Тимофеевич не убийца, потому что, во-первых, он в принципе убийцей стать не может, во-вторых, потому, что человек из видения Полины его оправдал.

На самом деле с ее видениями все обстояло гораздо сложнее. В них было немало «мусора». Зачастую до нее «долетали» несвязные обрывки воспоминаний людей, находящихся в коме, которым ее помощь была не нужна. Но и «полезные» видения не всегда просто было расшифровать. Ее «клиенты» часто не понимали, что с ними произошло, не знали, где находятся, думали, что продолжают жить обычной жизнью. Их пугали несоответствия реальности, их мир разрушался, но они не могли объяснить причин. Полина хорошо знала, как это происходит, потому что сама пережила клиническую смерть. Людям, находящимся между жизнью и смертью – уже не здесь, но еще и не там, – очень трудно выразить свою мысль. Она путается, рвется, блуждает, теряется во множестве ассоциаций. И понять их тоже бывает трудно. Их слова никакой непреложной истиной быть не могут. И не потому, что они намеренно хотят обмануть, а потому, что сами могут сделать неверные выводы, сложить неправильные узоры из тех кусочков рассыпавшейся реальности, которые видят.