Да, припомнить, Мари, врубился в нее, она врубилась в меня, в Малом Харлеме на Третьей во Фриско – дал ей снобский мексовый бумажник, избавился от него, хоть и тревожно – холодным дождливым утром в 7:30 нам велели явиться на работу в 6 вечера, и мы с Коди погремели в старой зеленой трахоме к жилым хижинам за путями и позади мусорок в пятимильном доме – разбудили Мари с пинтой бурбона и поделенной бутылкой (бедняком) токая – ее сестра спала со своей дочкой (семи лет) на кровати, белый моряк в спальне, но записи сразу (Пять Игр И Все Звать Дай, Дай Маленько, Не Дай, Дай Половинку, Дай Побольше, Ничего Не Дай и т. д.) и затем завтрак и зять, и мы бахаемся в спальне, разговариваем о ее наследстве в $4600, «кадиллак» или гусиная ферма – Дылда Бакл пришел с пятериком бургундского – поездили по Третьей улице за Ч, ничего, персонажи туда-сюда – Старый Джаббо – потом домой поспать два часа днем, у Эвелин припадки, ух! – А в Л.-А. я на то судно так и не попал!

То было во Фриско, когда я по-прежнему не сомневался, что смогу попасть на «Эдамз», но теперь у меня тоска Сан-Педро, возвращаюсь пешком из Уилкинсонского М. К. С., Канун Рождества, судно упустил, вдоль путей, спотыкаясь во вселенной горящей резины и нефтеперегонок в жарком тупом солнце, утрата, утрата, моя шарада, тирада – хуже всего встретить сексуальную коробочку сочнопизду Рики в Лонг-Биче в «Звездной пыли» – после того бешеного дня в Холливуде и Санта-Монике, когда ходили с Дени, пия шампанское и тратя одну сотню долларов на всякую чепуху («Ларю», пятидолларовые поездки в такси куда глаза глядят, ящик пива для девчонок, что выставили нас за дверь и т. д. Лола, Энн, Монро Старр у плавбассейна).

Бар «ДУРДОМ», после Кануна Рождества «Крейсера» в 4 утра, безмолвного со звездой и электрическими лампочками от-носа-до-кормы – трюхая по темным путям с м-ром Леонардом и его боповой кепкой – Рождественский ужин из индейки и датского пива на «Эдамзе» с шумной матерящейся хохочущей командой – жаркий солнечный рождественский день в баре «ДУРДОМ», Уилмингтон, Рики не проханже, чокнутая кулачная драка между сезонными любовниками, мне жарко и невыебно, кемарю, пиво, насрать на него. Где жена?

В точке на ЛаСьенеге хорошенькая парочка (бар «Анкор») – камин, ночь Л.-А. – еще раз позже в баре на Закатной Полосе с Лезесом – Мое виденье мужчин, порабощенных пёздами, женщинами, которые в тридцать или близко теряются в мечте о материнстве, меж тем как мужчины мрут в ночи с раболепною жаждой к вечной пище, невыразимая безопасность сознательной ласки (либо сонной бессознательной) – бедный чувак, Коди, сломлен их пёздами – а вот я нет – сын владельца «Дурдома» ездит днем на дурацком одноколеснике, обгоризонтенный насосными вышками, баками и башнями – иссемпассем – у Дена много выражений – Что я люблю? Ден говорит, свою собственную шкуру. У меня $14.50.

Сидя на табурете лицом к слепящей открытой двери – стоянка за крылечком из бетона – столб – затем бурые поля, проволочные изгороди, краны нефтекачек, синяя хмарь, телеграфные провода, бесформенные черные стали, холмы, деревья, дома, Тихоокеанское Небо над Педро, а потом океан.

Фриско: пленка

ДЖЕК. – и посреди ночи он сказал: «Я художник!»

КОДИ. О нет! хи хи ха ха ха, правда что ли, а?

ДЖЕК. Ага

КОДИ. Ну, знаешь, э, Бык… Бык только сидит да читает весь день, и я в общем, так вышло, взял эту «На самом деле блюз» и прочел ее всю от корки до корки за день-два, понимаешь, просто сидел по улету да читал. Садился напротив его, вишь, тоже ничего там не делал. Хак и Джун только работали, и тут такие Бык и я сидим читаем весь день. Знаешь эту «Внутри США», там двенадцать сотен страниц? – и я прочел все до единого СЛОВА, в этой ебучке

ДЖЕК. Прям напротив Быка?

КОДИ. Ага, просто мы… читаем книжку. Я прочел ту книгу, и еще прочел «На самом деле блюз» и еще несколько. И больше ничего не делаем, сидим себе весь день и читаем, и всё, по улету, вишь, он и я, и я вот к чему – он – после того, как я все закончил —

ДЖЕК. О, вы друг другу читали?

КОДИ. Нет, нет, нет, тишина

ДЖЕК. Тишина?

КОДИ. Ну, в тишине, ага, он читал и я тоже читал, остальные работали, точно, и, значит, потом он сказал: «Что ты думаешь насчет этого „На самом деле блюз“?» – «Ой да нормальный, наверно». Он говорит: «Этот парень нигде», говорит: «Я эту хрень читал»… знаешь, как Бык злобно – вишь, как он на что-то нападает – ничего не значит так или иначе, но он всегда говорит: «Ну, я не знаю, это никуда не годится». Знаешь, как он обычно делает – ты ПОДУМАЙ о нем только! Тыщу раз я поражался и присматривался почетче, когда моложе был, я, бывало, смотрел на него, как бы чтоб принять его всерьез, а его не предполагается принимать всерьез, ты не понимаешь, о чем он говорит – а он такие кошмарные вещи произносит: «Ах Джек, это никуда не годится, это говно ебаное ни к черту, я дом намерен построить последнюю тыщу лет», птушто он, не знаю, он грит: «Ну-ну…» – ну чувак, я вот о чем: «Этот несчастный сукинсын, – говорит он, – читал я эту ебаную книжку, – говорит, – херня была» – понимаешь – говорит – Боже мой, в голову не лезет: «Парень просто нигде», понимаешь, что он говорит: «этот тип Меззроу» – Ох нет! потом он сказал: «Наверняка негритосов любит, а?» Знаешь, хи хи хи, вот так вот, знаешь, как он выделывается с этим Джимми Лоу, с Луизианы – ты слыхал ту его историю, когда он приходит и говорит: «Ох чувак, это НЕИСТОВО», ты б улетел, чувак, а он такой: «И, в общем, мы забрались в школьный автобус с кодлой тех молоденьких девчонок», говорит: «Старый Джимми о-ди-чал, совершенно дикий стал, он изнасиловал всех молодых женщин и тринадцатилетних дев-чо-нок», он сам водил школьный автобус, вишь, старался себе раздобыть – чувак, вся эта штука, она целый час вот так не кончается, Иисусе, вот сукинсын

ДЖЕК. Это у него работа такая была?

КОДИ. Ну, у Джимми Лоу

ДЖЕК. Его работа была водить школьный автобус —

КОДИ. Нет… нет, это он просто сочинил, знашь, Старый Бык, он просто когда по улету, так придумывает эту историю. Нет, Джимми Лоу был парень, который —

ДЖЕК. Фермер, а?

КОДИ. – ага, который владел той лавкой дальше по дороге, сельским лабазом, ага, Бык туда ходил, в эту деревенскую лавку, и врубался в этого Джимми Лоу

ДЖЕК. А у Джимми Лоу должны были быть глазки Сиротки Энни, такие, как пуговички?

КОДИ. Это он так сказал, вот это? Такого я ни разу не слышал

ДЖЕК. Так Ирвин говорит

КОДИ. А ага

ДЖЕК. Гарден

КОДИ. А ну да, ага, ага, ага, Ирвина я помню, он там тоже был, когда… (бормочет)

ДЖЕК. Он говорит, однажды вы все улетели в гостиной, и все в улете, балдеем аж дальше некуда, как вдруг в дверях такой Джимми Лоу стоит, глазки эти его, как у Сиротки Энни, и смотрит в никуда

КОДИ. Ниччёсе

ДЖЕК. Ни слова не говоря —

КОДИ. Ага… эти старые глаза

ДЖЕК. Он просто зашел поздороваться, вот что он в дверях делает, он такой сельский фермер —

КОДИ. Ага (смеется)

ДЖЕК. Ну, он натуральный худу… Джун сказала —

КОДИ. Ага, наверно, он… чувак

ДЖЕК. Бык к нему подходит и такой говорит: «Скажика, э, а как эта волшебная лоза устроена?» А Джимми Лоу говорит: «Это не совсем волшебная лоза, это веточка лозоходца, я ее на кончиках пальцев уравновешиваю». Бык говорит: «Как она действует?» – «Ну, все зависит от инстинкта».

КОДИ. От инстинкта

ДЖЕК. Найти воду, вишь?

КОДИ. Ага, пральна, хии хии хии

ДЖЕК. Господи

КОДИ. Хии хии хии хии все зависит от инстинкта

ДЖЕК. Находишь там воду, она уравновешивается у тебя на кончике пальца, когда там вода