— Это точно. Возражений нет.
Пройдя несколько кварталов и бросив на нового приятеля несколько испытующих взглядов, Фафхрд убежденно заявил:
— А мы уже встречались.
Мышелов ухмыльнулся.
— На берегу у Голодных гор?
— Точно. Я тогда был юнгой у пиратов.
— А я — учеником чародея.
Фафхрд остановился, снова вытер ладонь об одежду и протянул ее Мышелову.
— Меня зовут Фафхрд. Эф, а, эф, ха, эр, де.
Мышелов снова пожал протянутую руку.
— Серый Мышелов, — проговорил он несколько вызывающе, словно приглашал посмеяться над своим прозвищем. — Извини, но как произносится твое имя? Фафхорд?
— Просто Фафхрд.
— Благодарю.
Друзья двинулись дальше.
— Серый Мышелов, да? — заметил Фафхрд. — Что же, сегодня ты прикончил пару крыс.
— Да, прикончил, — Мышелов гордо выпятил грудь и откинул назад голову. Затем забавно сморщил нос, чуть ухмыльнулся и признал: — Второго ты мог запросто уложить сам. Я украл его у тебя, чтобы показать свою скорость. Ну, и к тому же завелся.
Фафхрд хмыкнул.
— Он еще будет мне говорить! Думаешь, я не завелся?
Через несколько минут, когда они пересекли улицу Сводников, Фафхрд поинтересовался:
— И многому ты научился по части магии?
Мышелов опять откинул голову назад. Ноздри его начали раздуваться, уголки губ опустились: он приготовился держать хвастливую, полную недомолвок речь. Но тут же снова почувствовал, что нос его сморщился, а сам он ухмыляется. Что за чертовщина скрыта в этом дылде, что он, Мышелов, не может вести себя как обычно?
— Достаточно, чтобы понять, что это вещь опасная. Хотя до сих пор иногда занимаюсь ею шутки ради.
Фафхрд задавал себе похожий вопрос. Всю свою жизнь он не доверял низкорослым мужчинам, зная, что его рост мгновенно вызывает у них зависть. Но этот смышленый парнишка был исключением из правила. Быстро соображает, и управляется с мечом будь здоров, тут спору нет. Мысленно Фафхрд молил Кроса, чтобы он понравился Влане.
На углу Чистоганной и Бардачной медленно горящий факел, защищенный от ветра широким золоченым цилиндром, бросал один сноп света вверх, в густеющий ночной смог, а другой вниз, на мостовую перед дверью в таверну. Из окружающего мрака в нижний конус света вступила Влана, очень эффектная в узком черном бархатном платье и красных чулках; единственными украшениями на ней были висевшие на черном поясе кинжал с серебряной ручкой и в серебряных ножнах и шитый серебром черный кошелек.
Фафхрд представил ей Серого Мышелова, который тут же повел себя чуть ли не с раболепной галантностью. Несколько секунд Влана пристально рассматривала его, после чего в качестве пробы одарила улыбкой.
Под факелом Фафхрд развязал мешочек, взятый им у долговязого вора. Влана заглянула в него, крепко обняла Фафхрда и звонко расцеловала, а затем ссыпала камни себе в кошелек.
Покончив с этим, Фафхрд заявил:
— Послушай, я схожу куплю кувшинчик-другой. А ты, Мышелов, расскажи ей пока, что произошло.
Когда Фафхрд вышел из «Золотой Миноги», то левой рукой он обнимал четыре кувшина, а тыльной стороной правой утирал губы. Влана стояла насупившись. Он улыбнулся ей. При виде кувшинов Мышелов аж причмокнул. Компания двинулась на восток по Чистоганной. Фафхрд понял, что за хмуростью Вланы кроется нечто большее, нежели неудовольствие по поводу кувшинов и предстоящей лихой мужской попойки. Мышелов тактично обогнал их, якобы показывая дорогу.
Когда его фигура стала походить в густеющем смоге на кляксу, Влана хрипло зашептала:
— Значит, ты оглоушил двоих из Цеха Воров и не перерезал им глотки?
— Мы прикончили трех наемных убийц, — принялся извиняться Фафхрд.
— Но я-то на ножах не с Братством Душегубов, а с этим мерзким Цехом. Ты же сам поклялся, что при любой возможности…
— Влана! Я не хотел, чтобы Мышелов подумал, что я — напавший на воров любитель, охваченный истерикой и жаждой крови.
— Он для тебя уже царь и бог, не правда ли?
— Сегодня он, похоже, спас мне жизнь.
— А он сказал мне, что перерезал бы им глотки не раздумывая ни секунды, если б знал, что я этого хочу.
— Он просто был с тобою любезен.
— Может, и так, а может, и нет. Но ты-то ведь знал и не…
— Влана, замолчи!
Хмурый взгляд девушки превратился в яростный, она вдруг дико расхохоталась, на губах у нее появилась кривая улыбка, словно она собиралась заплакать, но вскоре Влана взяла себя в руки и улыбнулась уже нежнее.
— Прости меня, милый, — сказала она. — Временами тебе, должно быть, кажется, что я сошла с ума, да и мне тоже.
— Ну, не надо, — коротко отозвался Фафхрд. — Подумай лучше о камешках, которые мы добыли. И веди себя с нашим новым другом пристойно. Выпей чуть-чуть вина и расслабься. Сегодня вечером мне хочется поразвлечься, я это заслужил.
Влана кивнула и вцепилась ему в руку — в знак согласия, а также для собственного удобства и спокойствия Они поспешили следом за едва различимой фигурой впереди.
Свернув налево, Мышелов прошел с полквартала на север по Грошовой улице, где от нее отходил на восток узенький переулок. Стоявший в нем черный туман казался твердым.
— Тусклый переулок, — объявил Мышелов.
Фафхрд кивнул — мол, знаю.
— Сегодня вечером название Тусклый слишком слабо для него, слишком прозрачно, — проговорила Влана с резким смешком, в котором еще слышалась истерика и который разрешился приступом сиплого кашля. Переведя дух, она воскликнула: — Будь проклят этот Ланкмар с его ночным смогом! Что за дерьмовый город!
— Здесь он ближе всего подходит к Великой Соленой Топи, — объяснил Фафхрд.
В этом-то и была вся суть. Расположенный в низине между Топью, Внутренним морем, рекою Хлал и равнинными пашнями на юге, орошаемыми посредством каналов, протянутых от Хлала, Ланкмар с его бессчетными дымами был жертвой туманов и смогов. Поэтому ничего удивительного, что в качестве официальной одежды горожане выбрали черную тогу. Кое-кто утверждал даже, что первоначально тога была белой или светло-коричневой, но так быстро покрывалась копотью, требуя бесчисленных стирок, что бережливый сюзерен утвердил и сделал официальным такой цвет одежды, которого требовали природа и цивилизация.
На полпути к Извозчицкой улице из темноты на северной стороне дороги показалась таверна. Ее вывеска представляла собою существо змееобразной формы с разинутой пастью, выполненное из светлого металла и довольно сильно закопченное. Внизу помещалась дверь, завешенная почерневшей кожей, из-за которой через щели выплескивались шум, мерцающий свет факелов и запах спиртного.
Сразу за «Серебряным Угрем» Мышелов завел своих спутников в темнеющий проход, тянувшийся вдоль восточной стены таверны. Им пришлось двигаться в затылок, держась рукой за склизкую от тумана кирпичную стену.
— Осторожно, здесь лужа, — предупредил Мышелов. — Глубокая, как Крайнее море.
Вскоре проход расширился. В отраженном свете факелов, просачивавшемся сквозь густой туман, можно было разглядеть лишь контуры окружающих зданий. Справа тянулась высокая стена без окон. Слева, у задов «Серебряного Угря», поднималось к небу зловещее покосившееся строение из темного кирпича и старого почерневшего дерева. Фафхрду и Влане оно показалось заброшенным, но, задрав головы, они увидели над третьим этажом мансарду под крышей с изъеденными ржавчиной водосточными трубами. Сквозь плотно закрытые ставни мансарды тут и там пробивались желтые лучи. Неподалеку задний двор выходил на узкий переулок.
— Переулок Скелетов, — с некоторою торжественностью объявил Мышелов. — Я называю его Навозным бульваром.
— Да, ароматы тут подходящие, — подтвердила Влана.
Теперь они с Фафхрдом могли разглядеть снаружи дома длинную и узкую деревянную лестницу: из дерева, крутая, без перил и с виду шаткая, она вела в освещенную мансарду. Отобрав у Фафхрда кувшины, Мышелов принялся проворно взбираться по лестнице.
— Пойдешь, когда я буду наверху, — крикнул он Фафхрду. — Думаю, она тебя выдержит, но лучше поднимайтесь по очереди.
