- Не пугай меня.

- Я не пугаю. Заводи машину, - да, Билл умеет смотреть так, что все мысли скручиваются в тугой жгут, и ты безвольно делаешь то, что он приказывает, маскируя этот самый приказ под просьбу.

Чем больше я думал о том, куда мы едем, тем больше убеждался, что это всё-таки хороший знак. Я ведь, правда, был уверен, что со мной брат никогда не подойдёт ни к чему экстремальному. Наверное, и есть доверие, когда хочется чего-то необычного, того, что заставит кровь бежать по венам быстрее, но в одиночку в этом сумасшествии обыкновенно не участвуют. То был отличный пример того, как человек справляется со своей скукой, забывает старые, пускай и действенные способы и начинает жизнь с чистого листа, никого об этом не предупреждая.

Я чувствовал перемену в Билле, чувствовал подъём, который он сумел передать всего одной фразой. Такая глупость, а внутри зарождались колоритные, какие-то возвышенные ощущения, и я сам себе казался лучше. Как будто было невыносимо жарко, но пришёл кто-то добрый и вылил на меня пару литров ледяной воды.

Билл сидел, стараясь контролировать себя, но на лице всё равно рисовалась счастливая улыбка. Я заражался его позитивным настроением, ловил разряды эмоций, летавших по салону, и понимал, что наша миссия, собственно, подошла к концу.

Здорово, когда человек умеет прощать. Такие люди несут в себе что-то светлое, они не таят обиду, которая поселяет злобу и раздражение, с ними всегда легко общаться, к ним тянешься. Я очень надеялся, что в нашем окружении других нет, и в будущем мы не столкнёмся со злостным напоминанием о нашей лжи. С каждым километром заполняла лёгкость, казалось, открылось второе дыхание, заставлявшее трепетно замирать. Мы жили.

- Том, мы идём на ту чёртову катапульту, а ты сейчас не говоришь ни слова против.

Катапульта? Мама, забери меня!

- Билл, ты хорошо подумал? Я, конечно, понимаю, что всё безопасно и так далее, но моя хрупкая психика вряд ли переживёт ещё одно неудачное самоубийство.

- В прошлый раз ты меня затащил туда и ничего. Переживёшь, дорогой, - с насмешкой произнёс Билл и потянул меня к кассам.

Брат взял управление операцией в свои руки, я только покорно шёл за ним, уговаривая своё мужское начало очнуться и продемонстрировать силу духа. Демонстрация почему-то затягивалось.

- Билл?

- А?

Близнец обернулся, и я, наконец-то, подловил в его глазах боязливое волнение. Мы идиоты, идиоты, идиоты. Я проклинал всё на свете, когда садился в эту кошмарную капсулу, камеру пыток. Пока нас пристёгивали, мы пытались ухватиться поудобнее для хоть какого-то успокоения. Билл покраснел до кончиков ушей, а я пытался справиться с долбящимся пульсом и сумасшедше прыгающим сердцем в груди. Мне и хотелось за какие-то секунды оказаться высоко над землёй, хотелось заорать, чтобы меня отсюда выпихнули, а внутри всё дрожало в предвкушении и каком-то радостном трепете.

Потом что-то зашумело, оповещая, что сейчас нас не будет на земле. Брат резко протянул мне руку, и только я успел подумать, что ладонь у него холодная и мокрая, как мы молниеносно взлетели вверх. Билл немедленно закричал, кажется, заглушая все остальные звуки, впился в мою руку ногтями. Душа ушла в пятки – это чушь, душа осталась визжать на земле, а я не понимал, что тоже ору, как ненормальный, наплевав на все свои принципы. Дышать было невозможно, грудную клетку перехватило, и мне всё чудилось, что я сейчас потеряю сознание.

Когда ужас, в котором мы находились, стал свободно опускаться вниз, меня охватила настоящая паника. Не знаю, как там было в прошлый раз, но в этот все ощущения обострились минимум раз в пять.

- Том?

- Что?

Я повернул голову к Биллу, подмечая, какими огромными стали карие глаза. С ума сойти.

- Том, я люблю тебя!

Я изумлённо застыл, прекратив свои попытки возобновить крики, с которыми дышалось вроде бы легче. Билл заливисто засмеялся, а я с удивлением заметил, что его глаза задорно блестят. Капсула «прыгала», останавливалась, а близнец всё смеялся и смеялся, безумно и как-то свободно, словно его уже никакие оковы не держали, точно он не сидел заключённый в эту конструкцию, а сам свободно летел, оглушая своим смехом, даря потрясающие эмоции. В сознании билась мысль о том, что такого не было никогда: ни на концертах перед многотысячной толпой, ни когда я упоённо лгал, купаясь в, как мне тогда казалось, оригинальности своих слов, ни разу в жизни. Билл – моё всё, и я им обладаю сполна, он от меня никуда не денется, он моё. Моё, моё, моё.

Аттракцион остановился. Билл прекратил смеяться в тот же момент, когда конструкция замерла. Нас выпустили, и я почувствовал под ногами твёрдую опору, чувствовать которую мне хотелось меньше всего. Меня нещадно шатало, и не отпускало ощущение полёта. Так, наверное, до вечера будет. Во всяком случае, в прошлый раз это состояние сохранялось долго. Вот только сейчас я был абсолютно опьянён коктейлем счастья, который мгновенно вскружил голову.

Когда мы относительно выровнялись, Билл уцепился за мои плечи, а я поймал его руки. И это было нужно, чтобы не упасть в следующую секунду - моя единственная опора, чтобы не потерять ту самую следующую секунду удивительной жизни, совершенно безумной, полной и такой насыщенной. Билл внимательно вглядывался в мои глаза, а на его лице снова появлялась улыбка, открытая и искренняя. Мне так хотелось его поцеловать, тело охватил какой-то зуд от невозможности это сделать.

- Я тебя тоже люблю.

Я притянул его к себе, постаравшись сделать это так, чтобы со стороны казалось, будто ноги меня держать отказываются. Кто-то посмеивался над моим состоянием, кто-то смотрел с сочувствием. А я просто ловил все эти взгляды, впитывал в себя окружающую жизнь, настоящую, без ужасных масок, которые когда-то сковывали наш мир, без цепей. Во мне бушевала яркими красками сама Свобода.

- Может, ты от меня отлепишься? На нас смотрят, - прошептал Билл и с некоторым усилием отстранил меня от себя.

Знаете, как выглядит моё счастье? Оно лучится тёплым солнечным светом осени, моё счастье красочное, его нельзя затмить, потому что я нахожусь рядом с моим солнцем, и между нами никакие облака проплыть не могут, мы слишком близко.

***

Ни в чём нельзя быть уверенным? И это ерунда когда-то посещала мои мысли? Разорвите эти кадры, чёрт возьми.

- Эта песня тогда действительно была недоработана.

Билл рылся среди своих листов, выискивая ту самую песню, которую когда-то вырвал из моих рук, так и не дав вдуматься в её смысл. Сегодня я считал себя самым ярким представителем глупцов, которые не врубаются, что живут в соседстве с чем-то весьма и весьма заметным.

- Я всё равно не догоняю, как так вышло.

Я обращался к этой фразе разными словами уже около получаса. А Билл терпеливо придумывал ответы, иногда откровенно надо мной издеваясь.

- Том, смотри, у меня есть мышцы на руках?

Брат согнул руку в локте, демонстрируя мне что-то щупленькое.

- Ты мне песню обещал показать.

- Смотри!

- Ну…

- А у тебя?

- Да-а-а! - я немедленно выставил на обозрение правую руку.

- А тебе, случаем, не знакомо выражение «сила есть, ума не надо»?

Билл поспешил съехать с кровати, но я его поймал за ногу, принимаясь затягивать обратно. Он смеялся и изворачивался, потряхивая в воздухе листом с текстом.

- Песня! Том, песня!

- Фас, Билл! Фас! – в тон ему крикнул я, до колен стягивая и без того слабо висящие на бёдрах джинсы.

- Том!

Брат дёрнулся, и я позволил ему скатиться на пол.

- Ты бы себя видел.

Я зашёлся в хохоте, наслаждаясь растрёпанным видом брата. Он начал поправлять волосы, потом схватился за норовящие окончательно свалиться штаны. Вот я осёл!

Пока Билл стоял в раздумьях на тему того, за что ему взяться в первую очередь, я схватил камеру, валявшуюся рядом в кресле. Всё-таки не зря мы дурью маялись, вот и пригодилась эта игрушка. Близнец вскрикнул, увидев, что объектив направлен на него, и стал натягивать джинсы.