Арон открыл глаза и с грустью посмотрел на омегу. Что он мог сказать? Что хотел защитить его, хотел уберечь от лишнего стресса? Что не хотел, чтобы мнительный омега начал корить себя за все грехи и начал отдаляться от него, переживая все в одиночку? Когда врач сказал ему, что у ребенка был обнаружен порок сердца, он первым делом подумал о том, как начнет убиваться по этому поводу Дэй. Робертсон с самого начала был против этого, но Арон настоял, думая, что таким образом убережет и ребенка, который разделял с папой все эмоции и легко улавливал, когда Дэй испытывал тревогу. К тому же, доктор сказал, что вначале это были лишь подозрения, но даже когда диагноз подтвердился, Арон не спешил рассказывать все Дэю, предпочитая переживать все это в одиночку за двоих. Он находил лучшие витамины, старался уберечь Дэя от лишних стрессов и прочего, но это все не помогло.

- Молчишь, - с грустью отметил Дэй. – Ну, молчи. Теперь твои слова не важны, потому что я уже знаю, что ребенок, которого я ношу под сердцем, болен…

Арон замер и уставился на Дэя, чувствуя, как что-то внутри него треснулось и со звоном сломалось. Все те чувства, которые он так глубоко прятал все это время где-то на задворках сознания, теперь рвались наружу. Арон сжал руку омеги крепче, заставив того бросить на него сердитый взгляд, но в следующий момент все раздражение покинуло омегу. Арон был бледен, и лицо его не выражало ничего, но его глаза…

- Прости меня, - прошептал он и почувствовал, как по щеке потекла слеза. – Прости меня, прошу… Прости. Прошу...

В груди больно кольнуло, и в следующий момент омега потянулся и коснулся ладонью холодной щеки альфы. Арон тут же закрыл глаза и прижался к его руке, не в силах больше сдерживаться. В этот момент Дэй понял, насколько нелегко пришлось самому Арону. Все это время он все знал, но никак не показывал это. Он незаметно поддерживал его, баловал, старался делать все, что было в его силах, чтобы сделать его счастливым и довольным и теперь он даже не пытается оправдаться. Тем временем Арон взял в руки кисть омеги и начал целовать ее, продолжая шептать - «…прости меня, прости». Дэй закрыл глаза и почувствовал, как по его щекам тоже начали течь слезы, скрываясь в больничной подушке. Он не видел, как альфа наклонился вперед и положил голову на край кровати, продолжая держать омегу за руку.

Дэй лишь начал перебирать пальцами жесткие волосы, успокаивая Арона и успокаивая себя. Он ничего не говорил, чувствуя, что в этот момент они оба должны были помолчать, безмолвно переживая все случившееся, общаясь и успокаивая друг друга только жестами.

Часть 7.

На следующий день Дэй проснулся рано утром. Он почувствовал, как вновь начал шевелиться сын, но, в отличие от вчерашнего кошмара, эти пиночки были вполне обычными и привычными для омеги. Видимо, события минувшего дня сделали его чувствительнее, поэтому он сразу проснулся и первым делом начал прислушиваться к своим ощущениям. Успокоившись и вновь положив голову на подушку, Дэй начал машинально поглаживать рукой живот, успокаивая ребенка. После такого пробуждения спать уже совершенно не хотелось, да и подниматься еще было рано – на улице только начало светать. Омега глубоко вздохнул, и, обведя взглядом комнату, наткнулся взглядом на Арона, который спал на раскладном кресле и был укрыт цветастым больничным одеялом. Дэй помнил, что после вчерашнего альфа весь вечер и большую часть ночи сидел рядом с ним и держал его за руку, и, стараясь отвлечь омегу от тягостных мыслей, читал ему вслух книгу с планшета.

Дэй не помнил, как он заснул, крепко сжимая руку Арона и вслушиваясь в звучание его голоса. Сейчас, когда жених был так близко, хотелось подползти к нему поближе, прижаться к нему, ощущая его тепло и успокаивающий омегу аромат, или хотя бы просто протянуть руку и прикоснуться к руке Арона, но больничная кровать была выше раскладного кресла, да и много шевелиться сейчас Дэй попросту боялся. Он не знал, что могло навредить малышу, поэтому он лежал и просто рассматривал спящее лицо возлюбленного. Он все еще злился на Арона за то, что тот посмел утаить от него такую важную вещь. В тот момент, когда доктор Робертсон рассказал ему о том, что их сын не развивался нормально, что-то внутри него екнуло и дало трещину. Он думал, что он будет плакать, что ему будет безумно больно, настолько, что он не сможет сдерживать своих эмоций. Дэй постарался прислушаться к своим внутренним ощущениям. Казалось, что холод и безразличие заполнили его сердце и не давали даже просто всплакнуть.

Желая отвлечься, омега закрыл глаза и начал прислушиваться к шевелениям малыша. Ребенок продолжал толкаться, периодически попадая ножкой или ручкой по ладони омеги. Дэй и представить не мог, что его ребенок, его маленькая частичка, которая так активно развивалась внутри него, росла, реагировала на каждый прилив нежности омеги или радости, мог быть больным. Как такое вообще могло произойти? Ведь он следил за собой, правильно питался, гулял, ни разу даже сигареты в руки не брал, выполнял упражнения, разговаривал с малышом и слушал только спокойную или классическую музыку, старался не напрягаться… В этот момент по всему телу омеги пробежал холодок. Боги, ведь одну вещь он опустил. За все время беременности омега успел пережить паническую атаку, три крупные истерики, и долгое время в начале беременности находился в состоянии стресса. Он почувствовал, как живот начало крутить от переживаний и поспешил сделать несколько глубоких вдохов.

Стараясь успокоиться, одной рукой он продолжал поглаживать свой животик, а другую подтянул к лицу и легонько прикусил зубами костяшку указательного пальца. Он и подумать не мог, что все эти нервы и разочарования могли привести к такому страшном последствию. Сам он уже давно привык к тому, что его жизнь не была простой, а потому стрессы воспринимались им как нечто само собой разумеющееся. Он почувствовал, как боль сковала его грудь, и в тот момент, когда он был готов разрыдаться, он почувствовал, как беспокойно заворочался малыш. Это отрезвило омегу и заставило его замереть на месте, прислушиваясь к толчкам ребенка. Нужно было успокоиться, ведь, если его нервы смогли навредить малышу в середине беременности, то теперь, когда у него было слабенькое сердечко, любая истерика и слезы могли ранить его еще сильнее. Дэй начал глубоко дышать, выравнивая дыхание, и вместе с головокружением к нему пришел покой. Напряжение по всему телу начало исчезать, а малыш уже не так беспокойно пинался.

Постепенно страх и горечь тоже начали исчезать, оставив в нем лишь безразличие и абсолютное спокойствие, которое позволило ему расслабиться и погрузиться в посторонние мысли. Обязательно нужно было поинтересоваться у Робертсона, что требовалось от омеги в сложившейся ситуации, и как Дэй мог помочь сыну. Наверное, так же стоило уговорить Арона продолжать ходить на работу и в университет, чтобы тот постоянно не сидел рядом с ним и не заражал его своим беспокойством. Было достаточно того, что альфа посидел с ним вечером и спал рядом с ним, большего омеге и не требовалось. Он вновь перевел взгляд на Арона и тяжело вздохнул. Омега даже и не подозревал, что его беременность будет проходить так тяжело, и все происходившее казалось ему каким-то кошмаром, только, вот, чувства, что он может проснуться, не было. Еще вчера он был уверен, что у него был здоровый малыш, а уже сегодня он сдерживает истерику, чтобы его не тревожить.