– Разумеется. Чудес не бывает. Я же вам говорила, что при инфекции грудной клетки практически нет надежды.
– Но ведь это… – От возмущения я не сразу нашлась, что сказать. – Они, эти врачи в кавычках, спасая свою шкуру, обвиняли другую бригаду, то есть вас. Скажите, а как повел себя Сосновский в этой ситуации?
– Он очень корректно и доказательно отмел все обвинения в адрес своей бригады. Хотя эти нарекания были настолько несостоятельными, что и говорить не стоит. Но родственники больной после ее смерти подали в суд на врачей, допустивших повреждение пищевода.
– И был суд?
– Да, состоялся суд. Судебное разбирательство длилось долго. Приговор был вынесен, но от уголовной ответственности виновных освободили.
– А Николай Петрович был задействован в судебном разбирательстве?
– Только как свидетель. Вы знаете, родственники этой женщины очень благодарили Николая. Сестра ее сказала, что после того, как мы больную прооперировали, у них появилась надежда на благополучный исход. Но…
– Понятно. Мария Петровна, а вы помните фамилию этой больной? И в каком году это произошло?
– Как не помнить после всего – Скорова Натэлла Всеволодовна. Это было в 1997-м.
– Спасибо вам большое, Мария Петровна, вы мне очень помогли.
– Татьяна, вы найдите того, кто убил Колю. Это не должно остаться безнаказанным.
– Конечно, не сомневайтесь.
Лифт был занят, и я пошла пешком. На втором этаже дверь тамбура была приоткрыта. Я успела заметить большой конференц-зал с возвышающимися полукруглыми рядами кресел. У доски стоял мужчина в белом халате. Я замедлила шаг и прислушалась:
– …показаний к аппендэктомии. Молодые хирурги заинтересованы в освоении техники, заведующие отделениями – в увеличении хирургической активности. Оперирующие хирурги, что греха таить, надеются на благодарность больных.
На этих словах в зале послышался ропот. Лектор повысил голос:
– Напрасная аппендэктомия не безобидная операция. Истинная причина болей в животе остается невыявленной, а необоснованное чревосечение часто оставляет спаечную болезнь. И того и другого можно избежать с помощью лапароскопии. Однако диагностическая и лечебная лапароскопия в хирургии аппендицита не заняла места, какое ей принадлежит в хирургии желчнокаменной болезни. Распространению лапароскопии препятствуют хирурги, применяющие традиционный открытый доступ к червеобразному отростку…
Я непроизвольно поднесла руку к правому боку. Вот он, мой драгоценный аппендикс. Буду беречь теперь тебя как зеницу ока. А то найдется еще какой-нибудь молодой хирург, заинтересованный в освоении техники.
Итак, пора покинуть территорию клинического городка. Надо было решать, что делать дальше. А дальше я вдруг ощутила сильный голод. Пора подкрепиться. Недалеко от больницы я заметила кафе с интересным названием «Виражи времени». Насколько я помню, так называется сборник стихов Андрея Дементьева. Наверное, хозяин кафе – поклонник поэта. Внутри, впрочем, кафе выглядело самым обычным образом, никаких виражей.
Я заказала борщ с говядиной, блинчики с творогом и пирожное с абрикосовым компотом. Замечательно, теперь есть силы продолжать расследование. Сейчас надо бы наведаться к родственникам той погибшей по причине преступной халатности врачей, но я не знала адрес. «А Киря на что?» – подсказал внутренний голос. Действительно, Киря. Я набрала его.
– Здравствуй, Киря, – поприветствовала я своего друга.
– Привет. – Ответ звучал суховато.
Он что, не в духе, что ли?
– Слушай, будь другом, адрес один очень надо узнать.
– Чей адрес?
– Адрес семьи пациентки, которая умерла в результате преступной халатности врачей. Зовут, вернее звали, ее Скорова Натэлла Всеволодовна, – на одном дыхании выпалила я.
– Слушай, мать, ну ты и загнула трехэтажный.
– Киря, трехэтажный бывает мат. Или он и семиэтажный тоже бывает?
– Тань, ты хоть представляешь, какую задачку мне задала? Где я возьму столько времени?
Теперь понятно, почему у полковника такой неласковый тон. Наверное, хронический цейтнот замучил.
– Киречка, – заныла я, – я ведь потрачу в десять раз, нет, в сто раз больше времени. Слушай, а тебе и не надо самому. Ты загрузи Митрофанушку.
– Какого еще Митрофанушку?
– Который Недорослев, Аристарх, нет, Венедикт Аристархович. Вот уж имечко родители дали, да еще в сочетании с фамилией.
– Мы в отделе зовем его Бэн.
– Бэн? А что? Тогда уж Большой Бэн, как у англичан. Ты дай ему это поручение, напомни, что глухарь по делу Сосновского вовсю токует.
– Да нет его на месте, на следственный эксперимент уехал. Ладно, Танюха, сделаем, пробьем тебе адрес. Жди, позвоню.
– Мне бы сегодня.
– Слушай, Иванова, не наглей.
– Хорошо, все поняла. До связи.
Значит, сейчас нужно заняться другим делом. Поеду-ка я в Первую частную клинику, где, по словам Марии Петровны, подрабатывал Сосновский. Может быть, узнаю еще что-нибудь интересное.
Первая частная клиника располагалась на улице Должанского в пятиэтажном здании. Я вошла в просторный холл. Вдоль длинной стойки регистратуры вытянулась такая же длинная очередь, в основном из людей молодого и среднего возраста. Меня это очень удивило. Откуда такой наплыв? Картина больше подходит для муниципальных поликлиник, где в регистратуре одна, от силы две регистраторши. Рядом с гардеробом я приметила небольшой столик, за которым сидела девушка в униформе клиники: белоснежный халат и ярко-зеленый шейный платок. Я подошла к ней.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте. – Она приветливо улыбнулась.
– У вас здесь просто аншлаг. – Я кивнула на толпу у регистратуры.
– Это плановый медосмотр, – пояснила она.
– Скажите, Яна, – я взглянула на ее бейдж, – могу я сейчас поговорить с главврачом?
– Главврача нет на месте. Может быть, вас устроит его заместитель?
– Хорошо.
Она набрала внутренний номер и сказала:
– Софья Александровна, к вам посетитель… – Она вопросительно посмотрела на меня.
– Иванова Татьяна.
– Иванова Татьяна. Да-да, хорошо. Сейчас.
– Пойдемте, я вас провожу, – пригласила она.
Мы пошли по длинному узкому коридору с мини-аквариумами, где плавали экзотические рыбки. На другой стене я заметила картины в стильных рамах – вот что значит частная медицина. Мы дошли почти до конца. Яна остановилась у одной из дверей и открыла ее.
– Проходите, – сказала она. – Софья Александровна примет вас.
Я вошла в кабинет. У окна за столом сидела женщина лет пятидесяти и что-то читала в компьютере. Увидев меня, она указала на стул.
– Присаживайтесь.
Потом щелкнула мышкой и повернулась ко мне.
– Слушаю вас.
– Софья Александровна, я частный детектив Татьяна Иванова.
Ее брови удивленно поднялись.
– Что же, – произнесла она с легкой полуулыбкой, – частные детективы, надо полагать, тоже время от времени болеют?
– Да, мы такие же люди, как все. Но сейчас я, слава богу, здорова и пришла к вам в связи с расследованием, которым занимаюсь. У меня есть сведения, что в вашей клинике в середине 1990-х годов работал хирург Сосновский Николай Петрович. Мне необходимо поговорить с теми из врачей, кто работал исключительно с ним.
– Дайте подумать, так сразу и не вспомнишь. Знаете что, – после минутного раздумья сказала она, – попробуйте обратиться к Полине Васильевне Селиверстовой. Она хирург и работает, если не ошибаюсь, с самого основания клиники.
Где бы теперь узнать расписание врачей? Я вспомнила, что кабинеты и фамилии врачей-специалистов значатся на стенде за стойкой регистратуры.
Увы, Селиверстову в этом перечне я не нашла.
– Скажите, пожалуйста, – обратилась я к освободившейся девушке за стойкой регистратуры, – хирург Селиверстова сейчас принимает?
Она открыла журнал, перелистала и ответила:
– Да, принимает.
– В каком кабинете?
Она взглянула на меня:
– Сначала идите в кассу, оплатите 650 рублей за прием, если вы первичная больная, потом подойдете сюда.
