— Он обанкротился. Полностью, — спокойно сказала Маргарет. — Вот так-то.

Джулия узнала, что мистер Дэвис все еще состоял в списке должников. Дом и все средства коммуникации, а также купленный в кредит мебельный гарнитур были записаны на имя Маргарет Реннишоу.

Джулия понимающе кивнула.

Маргарет поджала губы.

— Так легче заканчивать жизнь, без ничего, верно? Но с Эдди у нас все хорошо. Мы вместе уже много лет.

— У тебя больше не было детей? — спросила Джулия, чтобы поставить точку в этой истории.

Маргарет отрицательно покачала головой.

— Я думаю, для любой женщины четверо детей — более чем достаточно.

Джулия отметила про себя, что она включила в это число и ее. Она спросила о своих сводных брате и сестрах. Обе девушки были уже замужем и уехали со своими мужьями, одна — на север, другая — в Плимут. Марк тоже женат, но живет по-прежнему в Эссексе. Джулия вспомнила, что его фамилия значилась в списке избирателей.

— Марк хороший сын, — сказала Маргарет. — Он сейчас работает слесарем.

Было ясно, что Марк был любимым ребенком. Джулия приняла и это, так как знала, что должна принять все об этой семье, которая и не была ее семьей. У Маргарет уже семь внуков. Неудивительно, что она не выказала никакого интереса к восьмой, незнакомой ей внучке — Лили.

Джулия вспомнила слова дочери: «У меня уже есть бабушки», и ее охватила волна любви к Лили.

— Ну вот и все, — закончила Маргарет. В ее голосе уже не было мягкости. — Извини, что во мне нет ничего такого, чем ты могла бы гордиться. Ты, конечно, ожидала лучшего.

И опять у Джулии появилось такое чувство, как будто она пришла с неприятным для Маргарет визитом от муниципального управления.

— Я ничего не ожидала. Я ведь тоже не оправдала твоих надежд, верно?

Ее прямота, казалось, понравилась Маргарет.

— Я не имела права возлагать на тебя какие-нибудь надежды. — Она опустила голову. Их кофе давно остыл — они беседовали уже почти два часа.

Еле слышно Маргарет добавила:

— Я рада, что ты приехала. И благодарна тебе за это. Должно быть, тебе это было нелегко.

Джулия окинула взглядом голую неприветливую комнату. Ей хотелось поскорей выбраться отсюда. Эти шоколадные пирожные на безвкусном желтом блюде выглядели невыносимо сиротливо. Джулия резко поднялась, подошла к матери и положила ей руку на плечо. Маргарет подняла глаза. И тогда Джулия неуклюже склонилась и обняла ее. Их щеки соприкоснулись.

— Я рада, что нашла тебя, — шепнула она. — Мы не должны больше терять друг друга.

Но в этот самый момент Джулия поняла, что связь между ними никогда не будет прочной. Она не будет жизненно важной, как ее связь с Лили. Их знакомство, эти жалкие бисквиты и холодный кофе, это неуклюжее объятие, вся эта история… Больше не будет грез, ничего — ни удовольствия, ни сладкой боли воображения, потому что правда была здесь.

Джулия знала, что через какое-то время она встретится с Эдди Дэвисом и будет представлена Марку и его сестрам. Объявление о ее существовании вызовет у них потрясение, но скоро они привыкнут. Последуют визиты на Динбэнк, как это делалось на Фэрмайл-роуд, возможно, вместе с Лили. Начнется обмен подарками на Рождество и в дни рождений, телефонные звонки по праздникам, как того требуют семейные обычаи. Во все те дни года, когда она мечтала о встрече со своей настоящей матерью и когда верила, что та страстно стремится к тому же.

Все сравнялось, как это бывает в конце любой истории. То, что Джулия спокойно приняла это, указывало на ее возмужалость. Нельзя сказать, что она испытывала сожаление об ушедшей юности, когда опустилась на колени возле черного кресла из искусственной кожи, в котором сидела ее мать.

Маргарет потрепала ее по плечу. Это было робкое прикосновение, как будто проявление любви давалось ей нелегко. Джулия кивнула и встала.

— Пожалуй, мне нужно идти, — спокойно сказала она. Маргарет подняла на нее глаза, но не сделала никакого движения.

— Спасибо, что пришла. — Она казалась утомленной. Внезапно Джулия тоже почувствовала усталость. У нее заныли кости.

— Можно мне приехать как-нибудь еще?

— Конечно, любовь моя.

Она назвала ее так еще по телефону, Джулия это помнила. Это было обычным обращением барменши, не имевшим, конечно же, никакого личностного значения. Джесси употребляла то же выражение нежности, но звучало оно совсем иначе. «Если бы моей матерью была Джесси», — подумала Джулия с мимолетным сильным и горьким чувством, которое постаралась тут же подавить. Она сказала Маргарет, чтобы та не утруждала себя проводами. Обернувшись в дверях, она улыбнулась и тихо вышла из дому.

Джулия шла обратно вдоль Динбэнк быстрым шагом, чтобы не вызвать кривотолков соседей и осуждения Маргарет. Пока она шла, чувство усталости прошло. Она выпрямилась, подняла голову, расправила плечи и почувствовала себя легко и свободно. Прохожие смотрели на нее, и она знала, что это потому, что она улыбалась.

Пришло чувство облегчения. Теперь она знала правду, и это прибавляло что-то новое к ощущению свободы. Эта правда не была сопряжена ни с трагедией, ни с чудом, она была обыкновенной, как сама жизнь. И такой же драгоценной, как жизнь.

Джулия завернула за угол и оглянулась на дом матери. Теперь она отчетливо представляла его, уже без таинственного покрова, вызывающего страх. Очертания его были необыкновенно четкими — как будто летняя гроза промыла пыльный воздух.

Джулия еще раз оглянулась и почти побежала к тому месту, где ее ждал Александр.

Он сидел в машине и читал, но как только увидел Джулию, сразу отложил книгу в сторону. Джулия скользнула на сиденье рядом с ним. Взглянув на его лицо, она снова почувствовала прилив нежности. Ее лицо было открыто как сама истина, и она робко подставила ему губы. Она знала также, что если он оттолкнет ее сейчас, то все будет кончено.

Александр наклонился и прижался ртом к ее губам. И сразу все стало ясно.

Некоторое время спустя они заметили проезжающие мимо автомобили, закрепили ремни, и Александр включил зажигание. Солнечные лучи плясали на металлических ободках машины и отражались в их сиявших счастьем глазах. Глядя друг на друга, они вдруг увидели все так же ясно, как Джулия внезапно увидела Динбэнк — без налета глупой романтики, но со всем накопившимся наростом горечи и разочарований. У них вновь появился шанс, и они обладали уже достаточным опытом и мудростью, чтобы не упустить его.

— Расскажи, что там произошло, — попросил Александр.

Пока они ехали без всякой цели, Джулия рассказала про свою мать, дом на Динбэнк и всю историю своего рождения.

— И что ты чувствуешь? — спросил он. Джулию радовало такое теплое участие.

— Я почувствовала себя свободной, — ответила она.

Она рассказала ему о замкнутом круге, который, казалось, привел ее обратно к тому месту, откуда она начинала с Мэтти, и о том, что приняла неприглядную правду как должное, потому что понимает, что не может ее изменить.

— Я свободна, — сказала Джулия. — Но на это ушло много времени, не так ли?

Александр остановил машину. Он осторожно поставил ее у края дороги. Джулия терпеливо ждала, когда он повернется к ней.

— Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне, — сказал Александр.

Джулия не стала колебаться. Ее лицо расцвело в улыбке, которой Александр никогда раньше не видел.

— Я могу вернуться, если ты меня примешь, — сказала она. — Ведь я могу себе это позволить, я же свободна?

Он обнял ее и поцеловал; проходившие мимо школьницы заглянули в окошко и, тихонько постучав, засмеялись при виде такой страсти у уже немолодых людей.

Джулия вдруг увидела, что они припарковались возле большого парка, благоухающего весенней зеленью.

— Давай прогуляемся под деревьями.

Выйдя из машины, они прошли через высокие резные чугунные ворота. Они брели по земляным дорожкам между платановых деревьев, пересекли широкие, покрытые травой лужайки и вышли к озеру, окаймленному плакучими ивами. Александр взял руку Джулии и вместе со своей опустил в карман пальто. Они сели на скамейку, тихонько беседуя и глядя на неподвижных рыболовов и уток, оставлявших за собой волнистую рябь. Они понимали, что за прошедшие годы в их отношениях возникла пустота, которую нужно заполнить. Сейчас они говорили лишь о мелочах, оставляя главное на потом.