Добежав до последней террасы, повисшей над спокойной гладью моря, она дала волю рвавшимся из груди рыданиям. Ей хотелось схватиться врукопашную с несправедливостью, как будто она могла победить ее. Она яростно набросилась на разросшиеся повсюду бесформенные заросли дикого вьюнка и чертополоха. Вдруг она ощутила под ними что-то твердое и гладкое и продолжала рвать и отбрасывать сорняки, пока между ними не сверкнул кусок позеленевшего мрамора. Приступ гнева и энергичные движения высушили слезы на ее щеках.

И вот перед ней предстала всеми позабытая статуя мальчика с пухлыми руками и ногами и озорным, лукавым выражением лица. Джулия провела руками по холодному мрамору, размышляя, кто бы это мог быть: Меркурий или Купидон? Он стоял как пытливый страж, охраняющий парк со стороны моря. Джулия посмотрела вверх, на потрескавшиеся камни, и потрогала пальцами пробивающиеся из расщелин молодые побеги.

«Божья воля…»

Она не разделяла веры сестры Марии и должна была сама искать ответ, можно ли оправдать чудовищную смерть ребенка.

И пока она стояла так, бессильно опустив руки, на нее снизошло какое-то умиротворение. Она слушала монотонный шум моря и, протянув ладони, прильнула к каменной стене. Земля под ногами была теплой, и Джулия слышала слабый шорох разросшейся листвы. Ей стало казаться, что если она будет старательно вслушиваться, то ощутит движение корней и плавное покачивание несущейся в пространстве Земли. В этом было какое-то утешение. Смена времен года была прекрасна. Этот цикл возобновлялся независимо от участия человека. И смерть Пии не могла повлиять на это. Как и жизнь Джулии.

Джулия выпрямилась. Глядя ввысь, она начала понимать, что недостаточно заниматься этими играми в саду, обнесенном стеной, с простачком Гвидо в качестве помощника. Нужно сделать большее — возродить весь парк. Заставить его ожить снова. Она бросила себе этот дерзкий вызов.

Джулия оставалась в парке до темноты. Затем медленно поднялась по разрушенным ступеням террас к темнеющему на фоне полуночного неба силуэту замка. Она тихо вошла в часовню. Свечи у иконы Святого Семейства отбрасывали слабый свет. Джулия опустилась на колени и помолилась, как могла, за маленькую Пию.

Прежде чем лечь в постель в своей пустой комнате, она спрятала книжку про Рапунцель в шкатулку Джорджа Трессидера. Больше она никому не будет читать эту сказку.

И вот Джулия пришла к матери-настоятельнице поговорить о заброшенном парке.

— Предстоит огромный объем работ, — ответила мать-настоятельница. — Потребуются мужские руки, специалисты и рабочие. А также немалые деньги.

— Я, конечно, не специалист, — тихо проговорила Джулия. — Но специалистов и рабочих можно пригласить. Были бы только деньги. — И быстро продолжила, так как идея уже вырисовывалась у нее в голове. Она уже решила, что сделает. — Если я смогу найти достаточную сумму, чтобы заплатить за все, разумно ли будет потратить эти деньги на восстановление парка? Или лучше отдать их на нужды госпиталя?

Монахиня подумала, потом улыбнулась удивительно кроткой улыбкой.

— Полагаю, наш госпиталь будет продолжать работать в любом случае. И очень может быть, что если кто-нибудь пожелает дать нам деньги для больных, то мы упустим те небольшие субсидии, которые выделяют нам власти. Тот, кто облагодетельствует парк, думаю, не повредит общему делу.

— Нет, конечно же нет, — сказала Джулия.

— А у вас есть эти деньги, Джулия? Вы не похожи на богатую женщину. — В этих словах не было ни удивления, ни любопытства. Лишь спокойствие, которое так нравилось Джулии.

— У меня в Англии есть свое дело. Несколько магазинов. Я отдала им много лет, слишком много. Теперь мне кажется, пришло время их продать. Если я их продам, мать-настоятельница, я бы хотела использовать эти деньги на восстановление парка.

«Вероятно, — подумала Джулия, — это доставило бы мне больше радости, чем все, о чем я могу мечтать».

Вслух же она сказала:

— Возможно, на все это уйдет год. Мы могли бы нанять местных жителей на работу, а синьор Галли мог бы посоветовать, куда обратиться в поисках специалистов. А после восстановления, мне кажется, за парком могли бы присматривать два-три садовника. Могли бы также помогать и кто-нибудь из здешних обитателей, скажем, Гвидо и Томазо. Да и я тоже.

Этот план мгновенно созрел в ее мозгу так, как будто она заранее тщательно продумала каждую мельчайшую деталь.

Мать-настоятельница взглянула на Джулию.

— Не собираетесь ли вы сделать работы в нашем парке делом всей своей жизни?

Джулия подумала о простоте жизни в замке, друзьях, которых она начала приобретать в его стенах и в домиках, лепящихся вокруг горы, и о террасах, выходящих на море. Она вспомнила свою пустую квартиру в Кэмден-Тауне и однообразные, полные деловой суеты улицы. Нет, она не хотела бы жить нигде, кроме Монтебелле.

Разве что в Леди-Хилле, но это было невозможно.

— Если вы позволите мне, — ответила она.

Монахиня опять ласково улыбнулась. Они договорились, что Джулия и Николо начнут составлять планы по восстановлению парка.

Продажа «Чеснока и сапфиров» оказалась не таким уж легким делом. Бизнес процветал как никогда. Что касается Джулии, то в своем уединении в Монтебелле она, спокойно перечитывая отчеты и балансовые бумаги, которые пересылали ей, поняла, что там в ней больше не нуждаются. Это облегчило ее полный отход от дел. Но Джулии нужно было найти подходящего покупателя. Этот бизнес поглотил изрядное количество лет ее личной жизни, лишил ее материнского счастья, чтобы теперь так легко пренебречь им.

Поиски покупателя заняли недели, так как из столь отдаленных мест было нелегко дозвониться. Потом начались оценочные операции, затем пошли переговоры, пока, наконец, все не было передано в руки агентов. Джулия сделала два коротких визита в Лондон, но никого из близких за это время не успела повидать. Каждый раз у нее было такое чувство, будто она приехала в чужой город. Наконец в начале лета сделка состоялась. Магазины Джулии перешли во владение одного молодого бизнесмена и его живой и темпераментной жены-художницы. Джулия подумала, что вместе у них пойдет дело хорошо. По крайней мере, ее творение не будет проглочено и задавлено более крупными магазинами.

Контракт был подписан, и весьма крупная денежная сумма переведена на счет Джулии в итальянский банк. Деньги, которые она получила от продажи дома на канале, уже были вложены в парк. Джулия полетела обратно в Италию с таким чувством, будто она возвращается навсегда.

Был июль, время летних каникул Лили. Джулии казалось, что она очень давно не видела дочь, и тем не менее эти месяцы так быстро пролетели, что у нее не нашлось времени подыскать в деревне домик, чтобы снять его для себя и Лили. И Джулия опять отправилась к матери-настоятельнице.

— Я могла бы попросить синьора Галли приютить у себя Лили…

— Но ведь вам хочется, чтобы дочь была здесь, возле вас. У нас есть и другие комнаты для гостей. Для друзей всегда найдется место, Джулия.

— Благодарю вас, — сказала Джулия.

Она попросила у Николо машину, чтобы съездить в Неаполь встретить Лили.

Лили сошла с самолета в густой толпе пассажиров, но Джулия сразу увидела ее. Они бросились навстречу друг другу, и, обняв девочку, Джулия заметила, как она выросла и округлилась.

— Ты выросла, — сказала она.

— А ты похудела, мама. И так загорела.

— Мне много приходится работать на открытом воздухе. Посмотри на мои руки. — Джулия показала ей ладони: пальцы загрубели от постоянной работы с землей, а ногти были поломаны. Лили смотрела на них, пораженная. Оказавшись около расхлябанного «фиата» Николо, она спросила:

— Это твой автомобиль?

Джулия рассмеялась.

— Я одолжила его ради такого исключительного случая. У меня нет своей машины. Как нет и дома. Ты остановишься в замке.

Джулия описывала дочери все в своих письмах. Кроме того, она говорила с Лили по телефону и рассказала о продаже «Чеснока и сапфиров». К ее удивлению, Лили приняла новость так, как будто ожидала этого.