– Так, маленький, сейчас кое-что посложнее будет, – сказала она спящему сыну.

Уложив ребенка на стол, молодая женщина забралась на транспортер, открыла задвижку и распахнула железные створки окна. Затем переложила Степана со стола на ленту к самому окну, сняла рюкзачок, кинула его на улицу, снова забралась на транспортер, перелезла через сына и вытащила его наружу. Немного повозившись, ей удалось прикрыть створки окна. Это надо было сделать обязательно, чтобы никому не бросилось в глаза распахнутое окно. В криминалистике это, кажется, называется заметать следы.

– И в кого ты такой соня? – улыбнулась она спящему ребенку. – Ничего тебя не разбудит, даже побег через бельевое окно.

Надев на спину рюкзак и взяв Степку на руки, она двинулась к забору. Выйти через ворота, естественно, нельзя, они охраняются, но, как обычно для большинства больниц, в заборе имелась рукотворная дыра, через которую посетители сокращали путь от автобусной остановки к корпусам. Вика провожала маму именно к этой дыре, которой и воспользовалась сейчас без всяких осложнений.

– Полвторого. Хорошо, – посмотрев на часы, порадовалась она.

Этот район Москвы Вика знала очень даже хорошо: на соседней улице жила ее подруга Ольга, с которой они в детстве облазили окрестности вдоль и поперек. Пройдя через переулок, женщина вышла на соседнюю улицу и почти сразу поймала такси.

«Теперь все будет хорошо! – уговаривала себя Вика. – Раз я смогла выбраться и такси поймать, значит, все будет хорошо!»

Таксист, к счастью, оказался неразговорчивым и, спросив, куда ехать, так и молчал всю дорогу, за что Вика была ему очень благодарна.

Она вдруг осознала, что вся дрожит мелкой противной дрожью, идущей откуда-то изнутри и распространившейся по всему телу. За все свои тридцать лет ей не приходилось испытывать ничего подобного. Вика подняла руку, растопырила пальцы, с удивлением рассматривая дрожащую ладонь, перевела взгляд на спящего у нее на руках сына.

«Да что же это такое?!»

Она несколько раз сжала и разжала кулаки, стараясь справиться с дрожью.

«Это просто страх! Страх в чистом виде, вернее, запоздалая реакция на него, «отходняк», как сказала бы Ольга! Нет, нет, нельзя мне так бояться! Не сейчас! Давай, Шалая, соберись! Думай, что дальше делать! Очень хорошо думай!»

Вика позвонила в дверь и стала нашаривать ключи в кармане. Мама не Степка, и спит она весьма чутко, пришлось позвонить, чтобы не напугать ее ночным «вламыванием».

Она еще ковырялась в кармане, доставая ключи, когда замок щелкнул, и дверь распахнулась.

– Олег Николаевич! – обрадовалась Вика и переступила порог. – Вы же на выставке, в Швейцарии.

– Был, – ответил он, забирая у нее Степку. – Но когда Вера рассказала, что у вас здесь происходит, бросил все и прилетел.

– Это замечательно! Вы даже не представляете, как это замечательно!

Вика сбросила рюкзак, перегнулась через Степку, поцеловала будущего отчима в щеку и чуть не расплакалась от облегчения и радости.

Мама познакомилась с ним на выставке, куда затащила ее подруга, тетя Галя, которая где-то достала пригласительные на две персоны. Олег Николаевич был архитектором, и довольно известным. Выставка, на которой они встретились, соответственно была посвящена архитектуре.

Все было ужасно романтично! Он пролил кофе на мамины новые туфли. Маму кто-то толкнул, когда они шли с тетей Галей к свободному столику в кафе, мама толкнула сидящего за столиком Олега Николаевича, он толкнул чашку с только что принесенным официантом кофе, чашка упала маме на ноги.

Цепь счастливых случайностей!

Кофе был горячим и липким от сахара. Мамуле пришлось спешно покинуть выставку достижений современной архитектуры в сопровождении галантного Олега Николаевича, который бросил все свои достижения и поспешил на помощь даме.

И больше они не расставались.

Мама позвонила Вике поздно вечером и, страшно смущаясь, лепетала что-то о том, что не придет ночевать.

– Мам, – перебила ее Вика. – Ты что, у мужчины?

– Да, – после долгой паузы призналась мама.

Вика опешила. После развода с отцом у мамы было два продолжительных романа, но она всегда ночевала дома и никогда не оставалась у мужчины на ночь.

– Мам, – осторожно спросила Вика – он хоть стоит того?

– Он стоит гораздо большего, – ответила серьезно мама.

– Ну и прекрасно! Чего ты тогда смущаешься!

– Ты лучшая дочь в мире! – молодо и звонко рассмеялась мама.

– Вспомни об этом, когда будешь меня за что-нибудь ругать.

На следующее утро мама пришла с кавалером, с цветами, шампанским и кучей сладостей. Оба смущались и старались незаметно держаться за руки. Когда вся семья, в том числе, естественно, и Степан, устроилась за быстро организованным столом, Олег Николаевич обратился к Вике:

– Виктория Борисовна, я сделал предложение вашей маме. В ближайшее же время мы поженимся. Очень хотелось бы, чтобы вы не были против.

– Да господь с вами! Я очень рада!

– А жениться, это когда муж? – спросил Степан, отвлекаясь от куска торта, который старательно запихивал в рот.

– Да, – ответила Вика.

– У Вовы муж бабушки его дедушка. Значит, ты мой дедушка?

– Да, дедушка, – подтвердил Олег Николаевич, улыбаясь.

– Хорошо! – оценил Степка. – А то без дедушки неправильно. – И принялся за свой торт.

Вот так в их семье появился Олег Николаевич. Ему был шестьдесят один год, но выглядел он очень молодо – высокий, подтянутый, спортивный, с озорными темными, почти черными глазами, седой шевелюрой волос. Он был спокойным, мудрым, с замечательным чувством юмора, и как-то сразу вписался в их семью, будто прожил с ними всю жизнь.

– Вика, что случилось? – Мама влетела в прихожую, надевая на ходу халат.

– Вера, – успокаивая ее, сказал Олег Николаевич. – Давай дадим ей возможность раздеться и уложим Степана.

– Не раздевайте его, снимите только ботинки и верхнюю одежду, – попросила Вика.

Она прошла в кухню, плюхнулась на стул, расстегнула куртку, вытащила руки из рукавов, на большее сил не оказалось, и посмотрела на встревоженную растрепанную маму, стоявшую в дверях, прижав ладони к груди.

– Мам, свари, пожалуйста, кофе, – попросила устало Вика.

– Я сварю, – сказал, входя в кухню, Олег Николаевич.

Он нежно взял маму за плечи и усадил ее за стол.

Рассказав то, что услышала ночью, как поняла, что разговор о Степке, сопоставила факты и решила убегать, Вика устало потерла ладонями лицо и попросила:

– Можно еще кофе?

– Тогда обязательно с бутербродом, тебе силы нужны, – утвердил, вставая Олег Николаевич.

– Этого просто не может быть! – возмутилась мама тем же тоном, каким пару часов назад возмущалась медсестра Света в больничном туалете.

– Может, – ответила Вика.

Олег Николаевич поставил перед ней тарелку с бутербродами, чашку кофе и сел рядом с мамой.

– Викуля, тебе надо отдохнуть, – заметил он. – Ложись поспи, а утром я позвоню своему приятелю, высокому чину из МВД, и еще кое-кому, они помогут разобраться.

– Нет, – решительно покачала головой Вика, – это, как говорится, «не катит». Часов в шесть-семь обнаружат наше исчезновение и сразу придут сюда. Высокий чин, как правило, на работу раньше десяти не приходит, они просто не дадут нам никуда позвонить.

– Да кто они-то?! – всплеснула руками мама.

– Я не сказала, но ночью нас со Степкой уже охраняли.

– Как же ты ушла? – спросил отчим.

– Через черный выход.

Он внимательно на нее посмотрел и, поняв больше, чем она сказала, не стал задавать лишних вопросов, а предложил:

– Тогда мы все сейчас поедем ко мне.

– Тоже не катит, – возразила Вика. – Я уже думала об этом. Они выбрали Степика по двум причинам: первое – он очень здоровый ребенок, и второе – мы простая семья, без денег и связей. Когда они узнают про вас, а узнают они очень быстро, что вы человек известный, не бедный и имеете весьма весомые связи, то постараются прикрыть лавочку и, может, захотят убрать меня, как основного свидетеля.