— Черт, это сексуально – хрипло прошептал Том, и с удовольствием заметил, как на бледных щеках Билла вспыхнул румянец. – Давно сделал?
— В шестнадцать – тихо ответил юноша, все еще смущаясь.
Томаса не на шутку завела эта тату, он довольно грубо схватил юношу за плечо и дернул на себя, приникая в жестком поцелуе к сжатым в линию губам. Билл даже не пытался вырваться, просто молча терпел бесцеремонное ощупывание своего тела и попытки заставить его открыть рот. У молодого бизнесмена же было ощущение, что в его руках резиновая кукла, а не живой человек, настолько юный Каулитц казался безучастным к происходящему с его телом. Совладав с собственным раздражением, Том сменил тактику – теперь он нарочито аккуратно и терпеливо ласкал холодные губы юноши, а прикосновения к напряженному, как струна, телу стали почти нежными. И в этот момент реакция Билла практически шокировала мужчину – юноша задрожал и как то весь сжался, словно именно сейчас Том начал его безжалостно бить. Трюмпер отпрянул, не веря в происходящее. Как так может быть – на грубость этот мальчик реагирует как на нечто должное, а ласка заставляет его буквально терять голову от страха.
Поняв, что его намерение довольно грубо обойтись с мальчишкой возымеет обратный эффект, поскольку Вильгельм именно такого поведение от него и ждет, Том решил поступить прямо противоположно – заставить юношу получать удовольствие в своей постели. Как подозревал мужчина, это гораздо скорее заставит гордого мальчишку переступить через себя – а это и было главной целью Трюмпера – заставить Билла лишиться своей внутренней силы, благодаря которой он и кажется таким недосягаемым.
Билл не мог совладать с реакциями своего тела. Еще несколько мгновений назад он привычно терпел грубые и болезненные прикосновения к своему измученному телу, мысленно готовя себя к еще большей, незнакомой боли, которая последует через короткий промежуток времени. Однако внезапно все изменилось – поцелуи-укусы сменились легкими чувственными касаниями, мужские пальцы уверенно ласкали кожу уже не оставляя синяков. Происходило то, чего Билл больше всего боялся – он терял контроль.
Томас начал уверенно подталкивать юношу спиной к кровати и уже через мгновение Вильгельм упал на прохладные белые простыни, а сверху его накрыло тяжелое, источающее невыносимый жар тело. Пальцы Томаса ощутимо сжимали стройную талию, а губы оставляли яркие отметины на аристократично белой коже. Его большие пальцы касались сосков снова и снова, причиняя им боль и делая их податливыми. Билл держал глаза крепко закрытыми, надеясь побороть гипнотическую силу непонятных эмоций, которые надвигались на него, подобно мощным океанским волнам в шторм. То, что тело предавало его, заставляло Вильгельма сдерживать подступающие слезы бессилья. Уже в который раз он был вынужден мириться с тем, что не может отвечать не то что за собственную судьбу, а даже за происходящее с его телом.
Огонь в крови Томаса разгорался все сильнее с каждым прикосновением к содрогающемуся под ним юному мальчику. Его охватывало ликование победителя, когда он видел Вильгельма, пораженного и беспомощного, податливого. Том несильно потянул мальчишку за длинные волосы, привстал и посмотрел на него. Билл открыл глаза, но тут же вновь зажмурился. Том слегка улыбнулся. Колени Каулитца были сомкнуты, в последней попытке защититься, но молодой мужчина знал, что перед ним нет преград. Одним движением он развел стройные ноги и сдернул с худых бедер последнюю деталь одежды юноши и усмехнулся, увидев полувозбужденный член. Трюмпер уверенным жестом сжал плоть, заставив Билла сильно вздрогнуть и закусить пухлую нижнюю губку. Каулитц внутри был как мертвый, до смерти перепуганный мужчиной, который домогался его. Наконец, не в силах сдержать сжигавший его огонь, Томас еще больше раздвинул коленом его ноги и схватил юношу за ягодицы, чтобы он в полной мере ощутил его возбуждение.
– Послушайся совета твоего папочки, детка, – сказал Трюмпер, – потому что, если ты будешь сопротивляться, тебе будет труднее. Сначала будет больно, и я тебе не обещаю, что в следующий раз будет лучше.
Томас смазал пальцы заранее приготовленной смазкой и попытался раскрыть напряженное тело, заставляя юношу под собой сдерживать дыхание от пришедших болевых ощущений. Если до этого момента его тело было возбуждено, то сейчас Билл чувствовал только боль и стыд. Он плотно сомкнул веки и постарался отвлечься от происходящего в этой комнате.
Томас видел, как мальчик закусил губу, испытывая боль от процесса подготовки, но не мог ничего с этим поделать. С досадой отметив, что его план заставить Билла хотеть секса, провалился, Том сосредоточился на том, чтобы хотя бы не повредить хрупкому телу. Трюмпер понимал, что как бы сейчас он не готовил Вильгельма, тому все равно будет очень больно, просто потому что он не сможет по настоящему расслабиться. К тому же, первый раз всегда болезненный, а в том, что у его нового «парня» никогда не было любовника, Том не сомневался с той минуты, когда почувствовал, насколько Каулитц узкий. Том закончил с растяжкой и начал смазывать свой член, мысленно похвалив Билла за то, что тот не смотрит, иначе от вида такого «монстра» он и вовсе может отключиться.
Билл сжал зубы, напрягся всем телом и приготовился к тому моменту, когда молодой мужчина войдет в него, дав себе слово, что постарается не показать своей реакции на это осквернение его тела. Томас видел, как мучительно юноша пытается совладать с собственными беспомощностью и страхом, как пытается сдержать инстинкт самосохранения и не сопротивляться, и это заводило его, Трюмпер терял контроль над собой, желая одного — растерзать это красивое напряженное тело, утвердить свою власть над ним. Билл не мешал ему — и в то же время сопротивлялся всем существом. Вожделение Томаса было похоже на пульсирующее чудовище, и желание было так велико, что он не смог сдержаться, и одним движением с силой вонзился в протестующую плоть. Боль была так сильна, что Вильгельм едва не закричал. Томас видел, как по лицу юноши разлилась бледность, а из прокушенной губы тонкой струйкой побежала кровь. Мужчина знал, что причиняет ему боль, но не мог остановиться, продолжая двигаться быстрыми толчками, вдавливая его худую фигурку в матрас. От этих толчков у Вильгельма потемнело в глазах, и, когда ему казалось, что больше он уже не выдержит, Том напрягся, застонал и забился в судорогах оргазма. Каулитц желал только одного – чтобы жестокое орудие, которое по ощущениям разорвало его пополам, покинуло измученное тело. Билл так и не отрыл глаз, желая просто умереть и не чувствовать, как по его бедрам течет что-то теплое, как взмокшее тяжелое тело все еще придавливает его к кровати, не чувствовать запах секса, который, кажется, пропитал всю комнату. Вильгельм ощущал, как его ключицы холодит металл так и не снятого нательного крестика, и юноша взмолился только об одном – пусть Бог позволит ему потерять сознание прямо сейчас. Но, кажется, Всевышний этой просьбы не услышал, оставляя свое создание содрогаться от волн жгучей боли, прошивающих тело насквозь.
Первое, что Том ощутил сразу после оргазма — нет, после семяизвержения, — было легкое отвращение. Ему захотелось отодвинуться подальше от тела, разительно похожего на мертвое, разве что до конца не остывшего. Он чувствовал жалость и вину за боль, которую причинил, но понимал, что это было неизбежно. Проклятие, он ведь старался, чтобы все прошло как можно легче для мальчишки!
Томас отодвинулся от едва дышащего юноши, который так и не открыл глаз, только лишь зажмуривался каждый раз, когда по его телу проходила очередная волна судорог. Том чувствовал себя отвратительно, он вовсе не желал причинять Биллу такую сильную боль. Но в тот момент, когда он увидел подчиненного красивого юношу под собой, его разум покинул его, оставив только животные инстинкты, заставившие просто брать то, чего хотелось. Молодому мужчине было нестерпимо стыдно за произошедшее, но он не собирался извиняться. Теперь Каулитц точно будет делать только то, что он прикажет, стоит только намекнуть, что любое его неповиновение приведет к повторению этой ночи. Томас откатился на свою половину кровати и сделал вид, что заснул, однако сам украдкой продолжал наблюдать за беспомощно распростертым на кровати худым телом.
