- Это мой младший научный сотрудник, - почему-то вспомнил про "мальчика" Мишка, но Павел Сергеевич не просил обьяснений.

Официант подошел бесшумно.

- Я бы не советовал перед полетом заказывать наше первое.

- Второго тоже не надо. Выпить и закусить. - ответил Мишка отрывисто и Певаел Сергеевич подавил улыбку, отметив что Мишка сводит до минимума слова для общения с человечеством.

- Ну... Как ты здесь, Паша?

Павлу Сергеевичу стало неприятно. Он даже вспомнил, что сегодня поутру впервые едва ли не насильно погнал себя на обычную встречу с Мишкой. Не хотел его видеть именно из-за этого вопроса: "Ну, как ты здесь?"

- Никак. Работаю. Даю продукцию. Что у тебя?

- Тоже работаю.

Они помолчали, разглядывая друг друга и оба неожиданно засмеялись, одновременно поняли, что встречаются вот так, мимоходом, уже много раз и с теми же вопросами..

- Я был дома месяц назад...

Домом они все ещё называли очень далекий отсюда город их детства. Там ничего не осталось у обоих, ни родных, ни друзей. Там, очень давно, они учились в школе, которая в предпоследний год войны была рассечена авиационгой бомбой пополам. Школа торчала на улице, как две башни - одна для первоклашек, другая для старшеклассников.

- Ну... Как дома?

- Ничего. Школу сломали.

Ее очень давно сломали. Кажется, они едва успели доучится в этих башнях.

- Да! - оживился Мишка. - Ненароком встретил Рыжего!

- Генку?

- Ну, да. Рыжего. - повторил Мишка. - Тут же начал клянчить двадцать рублей.

- Ты дал?

Мишка неопределенно повел головой и Павел Сергеевич спросил.

- Ты не приметил, у него остался шрам на руке?

- Не знаю. - ответил Мишка. - Я не приглядывался.

Павел Сергеевич знал, что Мишка сейчас врет. Он приглядывался к руке Рыжего, обязательно приглядывался.

Официант быстро расположил на столе заказ и исчез.

- А чем Рыжий сейчас занят? - спросил Павел Сергеевич.

В те времена в двубашенной школе было столько детей, что на одной парте сидели по трое. И только Генка рыжий сидел один - чтоб никому не мешал. Он верховодил в классе, был скор на крикливые расправы, а славился тем, что считался первейшим "сорочником" во всей школе. Он у всех просил "сорок". Едва успевал кто-нибудь лизнуть купленное мороженой, как Рыжий уже был тут как тут и требовал:

- Дай "сорок"!

Это означало, что он просил своей нищенской доли. От мороженого, или бутерброда, печенья, конфеты, от чего угодно. Почему при этом говорилось "сорок" - оставалось тайной. А Рыжий был очень наглый "сорочник". И не более голодный, чем все остальные в эти послевоенные годы. Но Рыжий проявлял такое нахальство, что на школьных переменах многие жевали свои бутеброды с маргарином, упрятавшись в туалет, склонившись под парту, или забираясь в дальние углы двора, потому что прятались от Рыжего. Но Генка Рыжий все равно добивался своего - залезал в чужие портфели и сумки, находил бутерброды и откусывал от них свой "сорок".

А у Мишки всегда были самые вкусные, большие бутерброды ииногда шоколадные конфеты. Мишка приходил с перемены, лез в сумку и обнаруживал свой завтрак обкусанным, а часто и сьеденным полностью. Он начинал моргать пушистыми ресницами и спрашивать.

- А где... А кто... Мой затрак брал?

Рыжий и не таился. Он подходил к Мишке и сообщал слезливо.

- Мишенька...Это я твой завтрак немного "сорокнул"... Ты знаешь, мы с маткой и братом ничего вчера не жрали с обеда. Совсем ничего. С голодухи пузо подводит...

И Генка-рыжий без труда пускал по своей роже слезу. При этом весь класс смотрел на Мишку - который был получше всех одет, у которого был велосипед. Мишка краснел до пяток и отвечал торопливо.

- Ничего, ничего, Гена. Кушай....

И Рыжий тут же пожирал все, что у Мишки ещё оставалось.

Дело дошло до того, что Мишкины завтраки исчезали в утробе Рыжего ещё до уроков, едва все собиралимсь в классе. Так что Мишка бы и вообще ходил голодным, еслиб Павел Сергеевич, а тогда, понятно, Пашка, не завел манеру чуть звенел звонок, говорил.

- Давай, Мишка, порубаем.

При этом он вынимал свой хлеб с маргарином и разрезал его пополам. А от Мишки получал кусочек колбасы. Или сыра. И по непонятным школьным правилам, считалось, что они дали друг другу "сорок", и никто больше к ним встревать не может. Третий - не лезь! Рыжему оставалось только облизываться в уголке.

Изредка Мишке удавалось успеть слопать свой завтрак в одиночку. И тогда Генка-рыжий вопил на весь класс.

- У-у, буржуй жирный! Небось утром уже полкило колбасы сожрал и здесь все трескаешь, сволочь! Все вокруг хоть с голоду засохнут, а ты поперек брюха треснешь!

И Мишка отдавал ему деньги на кино, лишь бы Рыжий не засох с голоду. В драку с Рыжим никто не лез потому, что одолевал ли он своего противника или терпел поражение, но все приметили - через урок-второй директор школы Раиса Климовна об этой битве уже знала и наказывала всегда только одного их драчунов - соперника Генки. Почему так получалось - неизвестно.

Павел Сергеевич посмотрел на Мишку и спросил.

- Чем Рыжий сейчас зарабатывает себе на хлеб?

- На Север говорит, ездил. - ответил Мишка. - "Москвич" купил. Дом на озере строит. Он ведь всегда устроится, Паша. А вот ты мне скажи, долго ещё в этой дыре торчать будешь?

Вопрос был не новый, этот вопрос всегда возникал при встречах.

- Бесталанный я, Миша. - привычно и сразу ответил Павел Сергеевич. Бездарный и потому сижу в дыре. Для тебя это грустно, но ничего не поделаешь.

- Ты дурак. - ответил Мишка. - Даже Рыжий, хоть только и свою материальную жизнь, но устроил.

Павел Сергеевич подумал, что наверное, последний раз встречает Мишку на аэродроме, когда он пересекает СССР от Востока до Запада и наоборот. Встречи стали тягостны. Особенно когда они не вспоминали прошлого, а говорили о дне сегодняшнем. Павел Сергеевич спросил.

- А что, Рыжий завел семью?

- Женился... На дочери какого-то начальника. Приглашал к себе сыграть в преферанс. Я не пошел, конечно.

- Зря. - сказал Павел Сергеевич.. - Давай поедем и разденем всю его компанию. Выиграем дом, "москвич" и жену.

Мишка улыбнулся, но ответил безнадежно.

- Нет, Паша. Я математик, я в карты у всех могу выиграть. Наверное даже у чемпиона мира по картам, если такой есть. Но у Генки-рыжего я не выиграю никогда. И ты тоже. Паша, перезжай в Москву, будешь работать у меня. Не гибни в этой дыре.

- Не хочу, - резко ответил Павел Сергеевич. - Я слышал, ты оторвал государственную премию?

- Была такая. Работали двое, у кассы за премией восемь человек. Ерунда, Паша, мы будем делать настоящие дела в науке. Мы такого с тобой наворотим...

- Хватит с тебя и своих нахлебников.

- Ага. Тридцать два человека в лаборатории. Двадцать девять в течение рабочего дня лишь в носу ковыряются. Трое думают, как выпить водки.

- Разгони.

Мишка усмехнулся устало и безнадежно.

- Невозможно... А ты так и подохнешь здесь. Только я вот возьму и переведу тебя к себе приказом по министерству. Мне это раз плюнуть.

Мишка уже был пьян - с первой рюмке. Павел Сергеевич сказал, что приказом его переводить не стоит, лучше остаться друзьями.

- Да с тобой лучше оставаться другом. - серьезно ответил Мишка.

- Почему? - подивился Пвел Сергеевич.

- Потому, что ты страшный человек, Паша. Но сам этого не знаешь. Ты очень страшный... У Рыжего остался шрам на руке. На всю жизнь. Ты был бы хорошим солдатом. Или просто палачом. Палачом с топором. По моему, Рыжий все помнит и боится тебя до сих пор.

В тот день они ушли в самый дальний угол школьного двора играть в ножички. Рыжий нарисовал на земле бошой круг обломком длинного столового ножа, а потом поделил круг на три сектора: себе, как всегда урезал побольше, а Мишке и Пашке поделил остальное. Каждый встал на свою "землю" и Генка начал первым - "считалка" всегда давала ему первую очередь. Каждый успешный удар ножа давал право отрезать у противника положенный кусок земли, на котром тот стоял.