На столе быстро образовался маленький сугробик. По сугробику прошлись социальной картой, он превратился в две полосочки, к полосочкам прилепились трубочки из сторублевочек и полосочки пропали, оставив на деревянной крышке стола тоненький слой белой пыли.

Мы быстро поймали тачку. Остановилась старенькая шестерка, я плюхнулся вперед. Сиденье было сломано -- спинка упала и уперлось в заднее кресло. За окном летели фонари, оставляя за собой огненные следы. Иногда эти следы срастались в линии.

--- Дэн, там на Павелецкой нужно будет человечка подождать.

--- Хорошо.

На улице было сухо и тепло. Мне нравилось стоять и ждать. Мне вообще все нравилось под спидами. Идти, прыгать, пить чай. И даже если бы погода подкачала, полил бы дождь, то и это не помешало бы мне радоваться миру вокруг. Мы простояли у дороги минут пять. Штакет позвонил кому-то. Говорил он долго, как это обычно случается под стимуляторами, а потом махнул рукой на подземный переход и мы спустились вниз. В переходе, как это обычно случается дурно стоял бомж, шатался и падал. Больше никого. Только желтые грязные стены кругом, освещенные тусклыми фонарями.

Когда мы перешли на другую сторону, к выходу из метро, бомж поплелся за нами. Штакет все говорил по телефону, а я присел на парапет. Бомж пытался что-то сказать, но тщетно, язык, как и ноги, не слушались. Я не обращал на бродягу внимания. Курил сосредоточенно и осматривался по сторонам.

Из перехода поднялся еще один бомж. У него была одна нога, две костыли и свита из двух синявок. Сразу видно -- центровой, альфа-самец перехода. Он ткнул костылем в бок бедолагу, шатавшего рядом с нами, и тот, даже не пытаясь сопротивляться, свалился. Центровой не добивал сильно -- дал костылем раза три-четыре с размаху, не целясь, и стал орать.

-- Ты что к парням пристаешь? Не видишь отдыхают люди? Ты что, пидор, попутал? Совсем берегов, блядь, не видишь? -- после этой тирады, главный обратился к нам со Штакетом, совсем другим тоном, как советский милиционер исполнивший свой долг, -- ребят у вас все в порядке?

-- Да, да. Все отлично.

Центровой дал пару контрольных костылем по пидору и пошел дальше. Когда-то давно в детстве, когда шла первая чеченская война, я видел по телевизору запись с камеры видео-наблюдения, с парковки, на которой чеченский одноногий боевик вытворял тоже самое с русским рабом. Орал на него, пинал костылем. Раб стоял и терпел. И я долго думал тогда, почему раб не дал сдачи.

Не прошло и пяти минут, как к нам снова пристали. На этот раз одинокий гопник. На сей раз к Штакету, который только закончил говорить по телефону. Гопнику не понравился прикид Штакета, он почему-то подумал, что перед ним стоит скинхед в желтом диггерском костюме и то ли со сварочными очками, то ли с очками пилота двадцатых годов на лысине.

-- Ты скин?

-- Нет.

-- А что лысый?

-- Нравится. Удобно еще.

-- На зоне скинов не любят. Почти все воры в законе кавказцы. Ты поаккуратней. Сигареты есть?

-- Нет.

Когда гопник ушел, я повернулся к Штакету:

-- К нам подходят все подряд, кроме твоих друзей.

-- Это да. Они, кстати, не придут. Сказали, мы вас по дороге к клубу нагоним.

По дороге нашелся знакомый Штакета с какой-то подругой. Он настиг нас у палатки, где Штакет брал себе Ягуар. У Штакета не было денег, он клянчил их у меня -- я ломался: во-первых у Штакета никогда не было денег, во-вторых сам я не хотел пить, чтоб не мешать дрянь с бухлом, и в-третьих, нужно было оставить денег на утро. Так что штакетов знакомый появился очень вовремя: он предложил всех угостить, как раз в тот момент, когда я уже готов был достать заначку.

Говорил он быстро и много, местами совсем непонятно, как обычно и говорят люди под марками. Говорил, что в этом клубе уже был и в прошлый раз долбил порох где-то поблизости с незнакомыми чуваками.

Фейсконтроля на входе не было -- одни наркоманы. Да и как ты сделаешь фейсконтроль, когда на вечеринку продаются билеты? Ясно -- никак. Мы поднялись по лестнице наверх и сразу стали искать туалет. Туалеты чинные, не разбитые. Решили заходить в кабинку по одному. Заходили туда относительно спокойные, выходили бодрячком. Ночь длинная, а запасы истощились в начале вечера.

Зарядившись бодростью я пошел на танцпол, ведь нет ничего приятней, чем топтать под феном. Я мог заниматься этим по шесть часов кряду с перерывам на чай и на покурить. Я просто ловил ритм и дрыгал руками и ногами. На всю ночь мне хватало различных комбинаций из двух-трех движений. После этого я обливался потом. И даже это доставляло удовольствия. В конце первого часа уже можно было выжимать майку. Я решил передохнуть немного.

-- Привееееет, Дэн! -- Белка появилась из ниоткуда, и смеялась доброжелательно.

-- Ты ж не хотела ехать сюда.

-- Потом захотела, -- она сказала это, закрутила жопой и растворилась в толпе.

По дороге в бар, на лестнице, тусовался Штакет. Он сидел на подоконнике, как и накануне дома и пялился в окно. К нему подошел какой-то здоровенный жирдяй.

-- Здаров, чувак!

-- Привет.

-- У тебя фен есть?

-- Неа.

-- Отсыплешь мне пару трэков утром, -- сказал здоровяк и спустился в бар.

-- Ты знаешь этого типа? -- спросил я, подойдя к Штакету.

-- Ну да, пересекались пару раз. Ты удивлен?

-- Ну да.

-- Это нормально. На пати ходят одни и те же люди.

Мы взяли чая и сели за стол. Рядом сидел тот здоровяк с друзьями и громко травил байки. Толстяки любят привлекать к себе внимание.

-- ...идет этот тип бухой, шатается, пиздец как шатается, задевает наш стол. Роняет со стола пиццу. Она падает начинкой вниз. Все, пиздец пицце. Мы ее ждали еще часа два. Я ему и говорю, теперь ты у меня ее сожрешь. Он заднюю, извините, извините. Я так подумал -- повезло тебе чувак, что извинился и говорю ему покупай новую.

-- И что?

-- Купил.

На плазмах висящих на стенах крутились клипы без звука. Из колонок тихонько шептал эмбиент, успокаивал. Тело расслаблялось и текло вместе со звуками туда, где поля зелены, деревья высоки и море. Море где-то вдалеке, ты сидишь на высоком утесе: под тобой водопад, над тобой птицы.

Белка снова вывела меня из транса. Она пришла, села за столик и, как обычно, залилась. Я решил не терпеть этого и пошел рубиться со свежими силами. На лестнице меня кто-то тронул за плечо:

-- Привет, Дэн!

-- О! Ни фига себе, здорово!

-- У тя есть что-нибудь?

-- Неа. Был фен -- весь кончился. А ты под чем?

-- Под колесами.

-- Есть?

-- Тоже кончились.

Вот и поговорили, -- подумал я, -- прав был Штакет, наркотики сближают.

19.

То, как подошел к концу второй год моих мучений, я, честно признаться, и не особенно заметил. Беспробудное пьянство с добавившимися к нему экспериментами с наркотиками делало свое дело, и я стал не особенно восприимчив к внешним раздражителям. Отношения с моими сослуживцами окончательно выровнялись, и уже никто не осмеливался меня травить. Это делало меня спокойней. Хоть и говорить о душевном равновесии при таком убийственного для психики образе жизни не совсем уместно. Я не чувствовал себя ни хорошо, ни плохо, мне просто стало все равно.

У меня был очередной отпуск. Месяц отдыха от тупой и изнуряющее не то учебы, не то службы... И я поехал с Васей, Русланом и Иваном в Крым.

Вагон ресторан -- это лучшее место в поезде. Единственное место в поезде, где я чувствовал себя хорошо. Будто просто зашел в дешевую рыгаловку, все привычно и обыденно до нельзя. Какая разница, где пить? Плохо только в самолете -- не побуянишь, а если и побуянишь -- пришьют статью. Василий проставлялся.