Говорили также, что весь синедрион, в полном составе ходил к Пилату требуя казни этого проповедника и что такой ненависти к кому-либо никогда не было у этих людей. Накануне, Агасфер был в храме и после общения со служками вынес глубокое убеждение, что этот проповедник глумился над их верой, а потому хуже вора или разбойника, так как по убеждению Агасфера единственное, что оставалось у бедного люда в то время была их вера. Потому-то и не обратил он особого внимания, на причитания соседки, что сегодня на горе Голгофе должны распять этого проповедника вместе с двумя другими разбойниками...
Надо сказать, что Голгофа в то время редко пустовала и довольно часто осуждённых вели мимо дома Агасфера. Казнь во все времена привлекала толпы зевак. Удивительно, но смерть часто привлекает людей. Страх перед нею и осознание её неизбежности словно магнитом тянет к себе людей. Это словно дорогая одежда, которую они не могут позволить себе пока примерить, но с жадностью смотрят, как выглядит она на других, словно пытаясь понять куда уходит жизнь из этих угасающих глаз, где тот порог за которым человек становится куском парного мяса, где грань отделяющая их от вечности и что вычеркнет их из мира живых людей...
Агасфер в этом отношении был другим. Ему совершенно не нравилось происходящее, а умирающие люди, жалкие в своей беспомощности, вызывали острое желание отстраниться и забыть виденное, словно ребёнок , гонящий прочь всё связанное со своими страхами и видящий в мире только его положительные стороны...
Все видели, как Иисус, окровавленный и мокрый, обессиленно прислонился к каменному дому Агасфера, оставляя кровавые разводы на стене. Как они в течение нескольких минут о чём-то тихо говорили , пока центурионы вновь плетьми не погнали пленника на казнь. При этом Агасфер , шумно возмущался и возбуждённо махал руками. Самые внимательные заметили, как нервно ходил из стороны в сторону его кадык и тряслась нижняя губа - Агасфер всегда, когда волновался, сильно заикался и, смущаясь, начинал суетится и нервно жестикулировать. Окровавленный Христос был измучен, но как-то торжественно спокоен и что-то обессиленно прошептал Агасферу в ответ . Причём, чтобы услышать его слова , Агасферу пришлось наклониться ухом прямо к его окровавленным губам . Что это были за слова никто так и не узнал. Говорят, что в ответ на возмущение Агасфера по поводу запачканной кровью стены дома и его слова: - "Иди, чего медлишь, на обратном пути отдохнёшь!" Иисус сказал: - "Я уже пришёл, а ты будешь идти вечно и не будет тебе ни смерти, ни покоя"! ... И он ушёл, ушёл избиваемый сыто рыгающими центурионами, под улюлюканье разношёрстной толпы. А Агасфер внезапно понял, что произошло что-то неправильное, неверное и непоправимое в своей сути, что они так до конца и не поняли друг друга, что он не договорил с этим самым главным человеком в своей жизни, и что вся дальнейшее его существование будет попыткой исправить эту роковую ошибку. Он , будто во сне, бросился в толпу зевак, спешащих на казнь, пытаясь догнать этого ЧЕЛОВЕКА... Но всё было тщетно. Римляне вяло-ожесточённо отгоняли зевак копьями, стараясь быстрее закончить все свои дела до полуденной жары... Интерес к этому событию угасал. Было понятно, что проповедник осуждён и вопрос его смерти- вопрос нескольких часов. Число верующих в него стремительно таяло с каждым его мучительным шагом по улицам этого старого города. Город и его жители уже отвернулись от него, переместив его в разряд прошлого, равнодушно взирая на агонию этого человека. Даже зеваки, казалось устали от всего происходящего, желая, чтобы побыстрее всё закончилось и они смогли бы нырнуть в прохладу кабаков, посудачить о виденном, чтобы все неприятности этого дня побыстрее растворились в горячем чае и приятной беседе...
Маня замер, а потом вдруг что-то замурлыкал. Иван удивлённо воззрился на него.
- Старая песня на древневрейском ..., - пояснил Маня.
- "...Почему твои камни так белы, Иерусалим?
Чтобы кровь праведников была лучше видна на них!
Почему твои улицы по ночам так тихи, Иерусалим?
Для того, чтобы стоны праведников были лучше слышны!
Почему я не могу забыть тебя, Иерусалим?
Потому, что часть твоего сердца навсегда осталась здесь!
Почему так больно мне, Иерусалим?
Потому, что ты не можешь ничего поделать с этим! .."
И ты знаешь, Ваня, самое удивительное в том, что , Вы, люди становитесь слепыми и глухими по своей воле. Все , соприкасавшиеся с Христом, чувствовали его удивительную ауру. Многие видели его чудеса и с некоторыми они произошли лично, и всё-таки все эти люди или отворачивались от енго, или делали вид, что ничего особенного не случилось. Их память моментально услужливо стирала произошедшее, переименовывая слово "чудо" в "случайность". Их неблагодарность была просто поразительной, а неистовое желание видеть мёртвым своё спасение просто обескураживало . Бог был им совсем не нужен, их богами были самые низкие собственные чувства - алчность, жадность, чревоугодие, похоть и гордыня... Они были рядом с чудом и упорно не хотели видеть его. Ваше слепота порою удивительна. И это касается абсолютно всего. Я часами мог валяться брюхом к верху, рассматривая удивительную синеву неба Иерусалима, а вы месяцами не видите неба, поднимая голову только тогда, когда какая-нибудь птица нагадит Вам на голову или пойдёт дождь. И всё время вопите - дайте мне веру, дайте мне чудо, чтобы подкрепить веру, а получается, что это Вам абсолютно не нужно. Вы, как ребёнок, упорно отворачивающийся от ложки манной каши, которую пытается ему всунуть сердобольная мать и которая жизненно необходима ему самому. Вы завидуете всему красивому, Вас раздражает доброта другого не касающаяся Вас, Вы, как обожравшиеся свиньи, глухи и слепы ко всему окружающему, если у Вас всё хорошо, и вам нужна достаточная мотивация, чтобы совершить самое пустяшное хорошее дело. И я категорично настаиваю, что Господь создал Вас не по своему образу и подобию. Я видел Христа, избитого и искалеченного Вам, но он был совсем иным. В его глазах светилась доброта и понимание. Это глаза матери, смотрящие на своего непутёвого ребёнка, прощающего ему всё вне зависимости от глубины его падения и степени его вины. Единицы из Вас могут отразить этот свет, и, думаю, только благодаря этим людям вы ещё живы...
Маня отвернулся , и как-то сердито уставился на плетущиеся рядом ряды машин. Его затылок выражал мировую скорбь , расстроенное и сожаление. А Ваня вдруг почувствовал себя предметом труда десятков поколений ассенизаторов. В салоне повисло молчание - возвышенно-сердитое со стороны Мани и подавленно-покаянное со стороны Ивана. Ваня вдруг почувствовал, как у него от стыда стали горячими щёки и уши, а Маня , не поворачиваясь, выдал:
- Стыд , Ваня, это хорошо! Это, пожалуй, самое лучшее чувство в человеке, потому, чо оно будет вечно спящую в человечестве совесть. Что бы там ни говорили, но у любого животного есть страх, любовь к своим детям, ненависть к врагам и "хакуна матата" после хорошего обеда. Единственное, чем обделил их Господь, это совестью. Да, такой неудобный и ненужный человечеству дар, но только тогда, когда он просыпается человек становится человеком и только тогда в мире творится добро. Помни об этом, Ваня, и тогда все твои поступки будут хорошими и рядом с тобою всегда будет этот человек из Назарета, ведь он всегда рядом с настоящими людьми...
ГЛАВА 4 , в которой Фил знакомится с двумя Александрами Сергеевичами, и узнаёт кое-что новое о фамильной истории Пушкина.
Фил вынырнул из чрева метрополитена на станции Пушкинская. Общеизвестно, что метро это особая, таинственная часть жизни каждого москвича. Вроде , как своё собственное тело, которое ненавидишь всеми фибрами души во время болезни , но без которого никак не обойтись. Так уж сложилась столичная карма, что сколько бы ни строили в этом славном городе дорог - всё равно мало. Размножение автотранспорта в геометрической прогрессии моментально перечёркивает победные реляции московского руководства и даже махровый автомобилист, фанатично преданный своему четырёх колёсному лупоглазому коню, нет-нет да и опустится в это подземное царство. Да и , шутка ли сказать, первое своё слово малыш часто учит по сакральной надписи в вагоне, первые неосознанные объятия случаются в сумасшедшей толчее вагона, все свежие новости, пульс города, да и страны, ты сможешь услышать от интернациональных попутчиков по сабвею. Здесь возможно абсолютно всё - встреча с другом, которого не видел уже добрую тысячу лет, вынужденный тест-драйв свежевыроненного телефона, по которому пробежит сотня спешащих в неизвестность людей, знакомство с подарком судьбы, который прибила людская толпа прямо в твои объятия. А сколько нового доступного всем органам чувств - это и ароматы всевозможного парфюма, стройными рядами в виде людей-тестеров проходящих мимо, и растопыренные руки хватающиеся за всё, что попадётся при внезапном торможении, а привычная гимнастика для зрительного аппарата в виде мелких надписей разнообразной рекламы, обогащающей твои познания о тех предметах, которые ни в жизнь не привлекли бы к себе своё твоё внимание. Впрочем, достаточно большое число поклонников дзен ежедневно просто медитативно переносятся из одного конца города в другой, терзаемые лишь одной мыслью, ну, и зачем мне всё это надо, и потому, что появляются в метрополитене на следующий день, видимо, так и не могут найти ответ на этот животрепещущий вопрос...
