- Кхм… эээ… привет, - мягко сказал он ужасно знакомым голосом, - прости, я раз… э… разбудил тебя?

Женя прикрыл глаза и сжал руки в кулаки, он даже головой потряс, чтобы привести в порядок хаотично заметавшиеся мысли. Ведь этого не может быть! Не может же или все-таки может? Неужели он мог быть таким идиотом и за вкусной готовкой не видеть повара? Или как там говорят: за лесом - деревьев? Неужели очки и растянутая футболка настолько скрывали всю эту мужскую красоту? Или Женька сам не хотел замечать то, что было прямо перед его носом?

- Ева, - позвал Адам, и Женя, открыв глаза, встретился с его обеспокоенным взглядом, взглядом этих самых необычных пепельно-серых глаз, - Ева… всё… всё в порядке?

- Да, э, да, да, - черт! Не хватало еще начать «жевать сопли» и заикаться как сам Адам. – Все хорошо. Доброе утро, кстати.

- Да, доброе, - Адам продолжал с беспокойством и заботой смотреть на Женю.

- Тогда, до завтрака, - Женя заставил себя подарить легкую улыбку этому новому Адаму, но реакция на нее была как у старого: он предсказуемо «поплыл» и захлопал глазами, пытаясь прийти в себя.

- Да, до завтрака… то есть… - Адам наклонился и вытащил откуда-то прозрачный лоток, заполненный с горкой спелой отборной клубникой, - вот… это тебе.

Женя взял контейнер, прижал к груди, во все глаза глядя на Адама, и тихо прошептал: «Спасибо». Ад, заторможенно кивнул, любуясь распахнутыми ресницами, а потом, смутившись, вспомнил, что на нем одни спортивные трусы, попятился, заставив себя развернуться и зайти в квартиру: нужно принять душ и всё приготовить к совместной трапезе.

***

Про то, что у Евы сегодня экзамен, Адам помнил хорошо, поэтому решил, что завтрак должен быть легким, но сытным: пышный омлет с грибами и сыром, а также свежеиспеченные рогалики из слоеного теста с абрикосовым джемом, нежные и хрустящие. Под неизменным строгим присмотром Донны, на этот раз наблюдавшей за суетой свысока, с вершины двери, ведущей в кухню, он споро раскатал уже размороженное тесто, трудолюбиво складывая его несколько раз и снова раскатывая: чем больше получится слоев, тем пышнее выйдут круассаны. Запихнув вкусно скрученные жгутики в духовку, Ад дал спустившейся зеленоглазой любимице проваренную мелкую рыбешку с ячневой крупкой и помчался в душ.

После сданного экзамена, выжатый как лимон, Женька пообедал в кафе с несколькими одногруппниками – типа отметили сдачу. Не то чтоб он обзавелся друзьями, но за два года, естественно, появились ребята, с которыми он более-менее нормально общался.

Сегодня была тренировка, и поначалу Женька думал пропустить ее, хотя к окончанию собирался подъехать Вовчик, привезти пару своих футболок, а то домашний гардероб «Евы» оказался слишком скуден, а сидеть на балконе по утрам в теплом махровом халате, когда вовсю припекает солнце, было жарковато.

На трехе тренер, как чувствуя, в пару с Подорожным его не ставил, но тот все равно умудрился весьма ощутимо заехать Жеке локтем в бок в их микроскопической раздевалке.

Змей с довольной рожей стоял и ждал его на улице. В руках он держал два мороженых, хот-дог и пухлый пакет, который сразу сунул Женьке. У ног Вовчика сидела страхолюдного вида псина дворянской национальности и преданно смотрела на хот-дог. Похоже, сосиска в тесте взаимностью не отвечала, ибо была с двух сторон уже надкусана.

- Мофовенку беви… - прошепелявил Вовик сквозь набитый рот, протягивая одно из мороженых Жеке и наклоняясь к псине, чтоб отдать остатки хот-дога. Сосиска завлекающе торчала с двух обкусанных концов, но псяка, видимо, была поборницей гигиены и после Вовки доедать побрезговала, а может, просто решила, что предложение было ей. И из Вовиковой длани одним элегантным махом было выдернуто сладкое лакомство.

- Ну ты наглый! – восхитился Змей. – Видал? Я ему сардельку, а он… - договорить Вовчик не успел. Решив, что «два блюда завсегда лучшей одного», псина сплюнула мороженое и, легко скакнув, прямо в воздухе перехватила и сосиску, едва не откусив Вовке пальцы.

Смешливый Змей, ничуть не жалея об утраченной еде, разоржался на всю улицу и, приобняв за плечи Женьку, не спеша побрел с ним к остановке. По давней привычке детских лет, они ели одну мороженку на двоих, а Вовчик совсем не по-детски прикалывался: то руку на плечо закинет, то за талию приобнимет, даже по заднице хлопнул, игнорируя взгляды прохожих. И всё навязывался в гости.

- Не, отвали, - Женька выкручивался из объятий, смеялся, когда Вовка начинал его щекотать, - в выходные придешь лучше.

Ни один не заметил, что в паре метров позади них идет Подорожный, сжимая кулаки и окидывая парочку ненавидящим взглядом.

За ужином Адам сообщил Жене пренеприятнейшее известие:

- Я уезжаю завтра рано утром к родителям.

Женя даже жевать перестал и одарил его долгим взглядом:

- Надолго?

Было странно смотреть на Адама и понимать, что всего лишь за очками и старой футболкой прячется как раз такой парень, который полностью соответствует Жениному идеалу мужской красоты: хороший рост, прекрасное, мускулистое тело, не перекачанное и огромное как у Вовки, а как раз такое, которое было бы приятно обнять. Впору самому начинать заикаться.

- Нет-нет, эм… вечером приеду или… в воскресенье. Как получится, в общем…

***

Адаму не хотелось сейчас вообще уезжать: к защите готовиться надо, пусть он вроде знает всю работу наизусть, но повторить не помешает, а, главное, не хотелось Еву оставлять. Особенно после того, как он вчера днем случайно стал свидетелем разговора между Евой и ее так называемым другом. Он присел как раз под открытой створкой между их балконами, пересыпал землю в горшочки, как услышал голоса на Евином балконе.

- Ев, ну ты че ломаешься? Подумай, классное предложение, - гудел низкий мужской голос, - у тебя нет парня, у меня – девушки, так давай мутить вместе, ну, в смысле не встречаться, а…

- Трахаться, - раздался саркастический голос Евы.

- Ну, а чего бы нет? Тебе ж опыт нужен, а я твой самый верный друг с детства. Лучший и единственный!

Адам замер, судорожно сжимая руки на мешке с грунтом, боясь шевельнуться, чтобы не выдать себя шорохом пакета. Подслушивать было неудобно и стыдно, но показаться сейчас соседке – еще неудобнее. К тому же он мысленно молил, чтобы Ева отказалась от «дружеского секса», какое-то неведомое темное чувство заворочалось в душе.