– А вот что, Слон, – ответил Умслопогаас, – если бы я не убил женщину, то она убила бы мою сестру, которую я люблю больше своей жизни!

– Это еще ничего не значит, – сказал Чака. – Если бы я приказал убить тебя за что-нибудь, то разве не приказал бы убить и всех твоих? Не мог ли поступить так же и царственный дух? Если ты не имеешь ничего более сказать, то ты должен умереть!

Признаюсь, мне становилось страшно. Я боялся, что Чака в угоду колдунам убьет того, кого называли моим сыном.

Но мальчик Умслопогаас поднял голову и храбро ответил, не как человек, просящий о сохранении своей жизни, а как человек, защищающий свое право.

– А вот что, победитель врагов, если и этого недостаточно, то не будем больше говорить – вели меня умертвить. Ты, король, не раз приказывал убить эту женщину. Те, кому ты поручал исполнить твое приказание, щадили ее, считая женщину одержимой духом. Я же в точности исполнил приказание короля, я убил ее – будь она одержима или нет, так как король повелел умертвить ее, а потому я заслужил не смерти, а награды!

– Хорошо сказано, Умслопогаас! – ответил Чака. – Пусть дадут десять голов скота этому мальчику с сердцем взрослого человека, его отец будет стеречь их за него. Ты теперь доволен, Умслопогаас?

– Я беру должное и благодарю короля, потому что он платить не обязан, а дает по своей доброй воле! – ответил мальчик.

Чака на мгновение замолчал, он начинал сердиться, но вдруг громко расхохотался.

– Да, да, этот теленок похож на того, что был занесен много лет тому назад в крааль Сензангаконы! Каким я был, таков и этот малый. Продолжай, мальчик, идти по этой дороге и, может быть, в конце ее найдешь тех, кто будет тебя встречать королевским приветствием «Байет!». Но смотри! Не попадайся на моем пути – нам вместе тесно будет! А теперь ступай!

Мы ушли, но я заметил, как колдуны продолжали ворчать про себя. Они были недовольны и предвещали всякого рода несчастья.

Дело в том, что они завидовали мне и хотели поразить в самое сердце через того, кто назывался моим сыном.

Некоторое время все было тихо, и так продолжалось до конца Праздника плодов.

Немало людей погибло за эти празднества, но тогда же происходило Великое ингомбоко, или травля колдунов. Многих заподозрили в колдовстве против короля. В то время в стране зулусов положение было таково, что все племя трепетало перед чародеями. Никто не мог спать спокойно, так как не был уверен, что на другое утро его не тронут жезлом изанузи, как назывались сыщики колдунов, и не приговорят к смерти.

Чака молчал и был доволен, пока изанузи выслеживали только тех, от кого он сам желал отделаться, но когда они действовали из своих собственных интересов и подвергали смерти его любимцев, король разгневался. Обычай страны требовал немедленной смерти тех, на кого указывали колдуны. Той же участи подвергалась и вся семья этого человека. Из-за этого сам король редко мог спасти даже тех, кого любил.

Однажды ночью я был призван к королю по случаю его нездоровья. В этот день происходило ингомбоко, и пятеро храбрейших военачальников были заподозрены вместе со многими другими в колдовстве. Все они были умерщвлены, послали также убить их жен и детей. Чака, очень рассерженный этими убийствами, призвал меня к себе.

– Мопо, сын Македамы, у нас теперь в стране зулусов правят колдуны, а не я! – обратился он ко мне. – Чем же это кончится? Чего доброго, они и меня самого заподозрят и убьют. Эти изанузи одолевают меня, они покрывают страну, как ночные тени. Научи меня, как отделаться от них.

– Тот, кто идет по мосту копий, о король, падает в бездну небытия! – ответил я мрачно. – Сами колдуны не могут удержаться на этом мосту. Разве у колдунов не такое же сердце, как у других людей? Разве кровь их нельзя пролить?

Чака как-то странно взглянул на меня.

– Ты, однако, очень храбрый человек, Мопо, что осмеливаешься говорить такие слова мне, – сказал он. – Разве ты не знаешь, что тронуть изанузи – кощунство?

– Я говорю то, что сам король думает, – ответил я. – Слушай, король! Правда, что тронуть настоящего изанузи – кощунство, а что, если изанузи этот – лжец? А что, если он обрекает на смерть напрасно и лишает жизни неповинных людей? Разве кощунство – подвергнуть его той участи, которой он подверг многих других? Скажи-ка, король!

– Это ты хорошо сказал, Мопо, – согласился Чака. – А теперь скажи мне, сын Македамы, как можно было бы доказать это?

Тогда я нагнулся и шепотом сказал королю несколько слов на ухо. Чака уныло склонил голову. Я сказал так, отец мой, потому что сам видел зло, причиняемое изанузи. Я ведь знал все их тайны, а потому боялся за собственную жизнь и жизнь дорогих и близких моему сердцу людей. Все колдуны и изанузи ненавидели меня как человека, знакомого с их колдовством, как человека с проницательным взором и тонким слухом.

Однажды утром спустя некоторое время после вышеприведенного разговора моего с королем в краале случилось нечто небывалое.

Сам король выскочил утром из своего шалаша, громко созывая народ, чтобы посмотреть на зло, сделанное ему неизвестным колдуном.

Все немедленно сбежались, и вот что представилось глазам нашим. На пороге ворот, ведущих в интункулу, жилище короля, видны были большие кровавые пятна.

Храбрейшие из воинов почувствовали, что колени их подкосились, женщины громко плакали, как плачут над покойниками. Они плакали, потому что знали весь ужас такого предзнаменования.

– Кто это сделал? – кричал Чака громовым голосом. – Кто осмелился околдовать короля и пролить кровь на пороге его дома?

Все молчали. Чака снова заговорил:

– Такое преступление не может быть омыто кровью двух или трех и забыто! Человек, совершивший его, отправится не один, а со многими другими в царство духов. Все его племя умрет с ним, не исключая младенцев в его шалаше и скота его крааля! Идите, гонцы, на восток, на запад, на север, на юг, созовите именитых колдунов. Пусть они позовут начальников каждого отряда и вождей каждого племени! На десятый день соберется круг ингомбоко, тогда будет такое выслеживание колдунов и ведьм, какого еще доселе не бывало в стране зулусов!

Гонцы тотчас же отправились исполнять приказание короля, запомнив со слов колдунов имена тех, кто должен был явиться.

И вот ежедневно стали стекаться люди к вратам королевского крааля и ползком приближались к королю, восхваляя его громким голосом. Но король никого не удостоил вниманием. Только одного из военачальников он приказал немедленно умертвить, заметив в его руке трость из королевского алого дерева, которую Чака когда-то сам подарил ему.

В ночь перед собранием ингомбоко колдуны и колдуньи вступили в крааль. Их было сто человек одних и пятьдесят других. Человеческие кости, рыбьи и воловьи пузыри, змеиные кожи, надетые на них, придавали им отвратительный и странный вид. Они шли молча, пока не достигли королевского жилища интункулу. Тут они остановились и хором запели песню, которую всегда поют перед началом ингомбоко. Окончив ее, они молча отошли на место, указанное им, где провели ночь в непрерывном бормотании и чародействе.

Призванные издалека дрожали от страха. Они знали, что многих из них отметит обезьяний хвост раньше, чем солнце успеет сесть еще раз.

И я тоже дрожал, сердце мое было полно страха. Ах, отец мой, тяжело было жить на свете во времена короля Чаки. Все принадлежали королю, а тех, кого щадила война, те были всегда во власти колдунов.

На рассвете глашатаи начали созывать весь народ на королевское ингомбоко. Люди приходили сотнями. В руках они держали только короткие палки, иметь при себе какое бы то ни было оружие было запрещено под страхом смерти. Они усаживались в большой круг перед воротами королевского жилища. О! Вид их был грустный, и мало кто думал о пище, они сами представляли из себя пищу смерти.

Кругом толпились воины, все отборные люди, рослые и свирепые, вооруженные одними керри, – то были палачи.