– Продолжайте.

– Возможно ли… не знаю… унаследовать или позаимствовать чей-то сон?

– О чем это вы? Я не понимаю вопроса.

– Ну, скажем, кому-то снятся вампиры. Как моей сестре. Могу ли я, скажем так, подцепить этот сон?

– Что, заразиться, как гриппом?

– Я не это хотела сказать. А что, если во сне она видит тот же мир, что и я? Тот же самый.

Бетси посмотрела в зеленые с янтарными крапинками глаза Морган и заметила в них какое-то чувство.

Чувство страха.

Поколебавшись, она кивнула.

– Близкие люди или люди, связанные схожими эмоциональными чувствами, могут иметь схожие сновидения как проявление общего бремени, особенно если они подвержены одним и тем же переживаниям.

Морган непреклонно покачала головой.

– Вы не поняли, доктор Пэт. Что, если кошмар один и тот же, в точности – какой-то замок… те же персонажи… упыри с белыми лицами…

– Вы могли слышать, как Дейзи описывает свои сновидения, и подсознательно запомнили подробности и эмоции – заразив, если хотите, ваши собственные сны.

Бетси чувствовала, что зашла слишком далеко. Не следовало говорить о Дейзи даже столько.

– Простите меня, – сказала она, вставая с кресла, – я жду пациента.

Морган тоже встала и вслед за Бетси направилась к выходу. Бетси открыла дверь. На крыльце кружились несколько увядших листьев, спасаясь от ранней метели.

Нахмурившись, Морган шагнула в непогоду.

– Есть еще одна возможность, – вслед ей сказала Бетси. Она сама не понимала, что толкнуло ее продолжить беседу, тем более что Морган уже отошла на несколько шагов. – Этот феномен называется «коллективные сновидения». Нечто вроде астрального путешествия, опыт вне тела. Сам Карл Юнг полагал, что одновременные сны являются частью коллективного бессознательного.

Морган задумчиво кивнула, позвякивая в руке ключами от машины, и ответила:

– Роджер скоро свяжется с вами. До свидания, доктор Пэт, – после чего повернулась и направилась к своей машине. Под ее сапогами хрустел заснеженный лед.

Где-то в Словакии

6 декабря 2010 года

Доктору Грейс Пэт хотелось кричать, но рот ей, как и все лицо, закрывал капюшон, и она знала, что все равно от ее крика не будет никакого толку. Никто ее не услышит. Машина быстро несла ее по дороге, которую она не могла разглядеть.

Она сопротивлялась, но это было бесполезно. Понемногу ее мозг снова начал работать, думать, анализировать.

Судя по всему, они ехали по автостраде. Это была роскошная машина – она поняла это по урчанию двигателя и кожаным сиденьям. Обогреватель обдувал ее теплым воздухом, донося запах нового дорогого автомобиля.

Временами сквозь тонкую ткань натянутого ей на голову капюшона проникали вспышки фар.

Двое мужчин на переднем сиденье переговаривались на не понятном ей языке. Не по-словацки.

Капюшон пах чем-то старомодным. Что это? Запах чистоты, свежевыстиранного белья. Они пользовались этим же мешком для похищения других людей?

Что им от нее нужно? Она небогата, и шансов получить с нее выкуп никаких.

Лаванда. Капюшон пах лавандой. И даже теперь, даже здесь, ее ум отметил, что слово «лаванда» происходит от французского laver – «мыть», «стирать»[20]. В Средневековье цветы лаванды использовались, чтобы скрыть запахи и защитить дорогую одежду от плесени. Свежевыстиранное белье оставляли на солнце и посыпали цветами. Слово родилось в конце XIV века.

Глаза ей щипали слезы. Черт возьми! Что им от нее нужно?

Тянулись часы, на нее не обращали никакого внимания, разве что спрашивали, не хочет ли она пить. По-английски ее похитители говорили со страшным акцентом.

– Да, пожалуйста, – наконец взмолилась Грейс. Ей не хотелось доставлять им удовлетворение, но очень мучила жажда.

Послышался треск пробки, когда открывали пластиковую бутылку, и бульканье наливаемой в стакан воды.

Верхний свет в машине вспыхнул лишь на минуту, и Грейс почувствовала, как мужчина потянулся к ней с переднего сиденья. Бледные просвечивающие пальцы приподняли край мешка у нее на голове и поднесли ко рту тонкую трубочку.

– Это соломинка, – проговорил молодой мужской голос. – Капюшон мы пока не снимем, госпожа. Пейте.

Пальцы, засунувшие ей в рот соломинку, были призрачно-бледными – белые кости на фоне черной ткани. От них исходил металлический, нечеловеческий запах. С содроганием Грейс попыталась отодвинуть голову от этих пальцев.

– Не хотите воды? Она из глубоких источников под замком. Целебная, горные минералы лечат все болезни…

Водитель злобно выругался на непонятном языке. Человек, давший ей воды, несколько секунд ничего не говорил, а потом повторил:

– Вот. Выпейте, госпожа. Пейте же.

Деловая часть Манхэттена

Художественный музей Рубина

6 декабря 2010 года

Давя шинами мокрый снег, такси подрулило к тротуару у дома 150 на Западной Семнадцатой улице.

Бетси расплатилась с пакистанцем-водителем, не пожалев чаевых. Причиной этого она сочла свое волнение: сейчас она наяву увидит «Красную книгу» Юнга! – и ей хотелось, чтобы весь мир разделил ее возбуждение, радость предвкушения.

«Не анализируй ничего, Пэт, – твердила она себе. – У тебя выходные».

Она прошла по заляпанному грязью и слякотью тротуару, ее щеки горели от ветра. Бетси всегда поражалась, какой же резкий на Манхэттене ветер, сравнимый с порывами метели в Скалистых горах.

Толкнув стеклянную дверь, она погрузилась в тепло и желтый свет и в восторге вздохнула.

Музей Рубина источал запах святилища. Бетси уже бывала здесь, осматривала буддийские мандалы и тибетское искусство. Когда она приезжала на юнговские конференции или посещала друзей в Нью-Йорке, то зимой часто заскакивала в маленький частный музей выпить чашку пряного чая или супа с карри, чтобы прогнать холод.

Здесь она часто думала об отце, хотя тот умер за несколько лет до открытия музея. Но он наверняка полюбил бы его.

Однако в сегодняшней программе была единственная причина, по которой она прилетела на выходные в Нью-Йорк: в музее Рубина выставлялась «Красная книга» Карла Юнга, иллюстрированное автором описание его путешествия по закоулкам человеческой души и борьбы с безумием. Оригинал этого манускрипта пятьдесят лет был заперт в сейфе швейцарского банка и сейчас впервые выставлялся на публичное обозрение. Вместе с самой книгой музей предложил необычайную серию дискуссий, виртуально представив публике юнговский анализ выдающихся художников, писателей, интеллектуалов и мистиков.

Юнг, протеже Зигмунда Фрейда, все дальше и дальше отходил от фрейдистских принципов. Он отверг жесткую приверженность своего ментора к сексуальным травмам как корню большинства психических расстройств. Юнг верил в коллективное бессознательное, в то, что все люди имеют доступ к общему источнику древних знаний и опыта, о котором они сами не знают, но который оказывает влияние на каждый момент их жизни. Сновидения и интуиция являлись ценными инструментами для изучения не только психики, но и души.

В возрасте тридцати восьми лет, в 1913 году, Юнга преследовали собственные демоны, предсказывая смерть и разрушения Первой мировой войны. Его мучили видения, и он даже назвал это «психозом» или «шизофренией», но вместо того, чтобы вылечиться самому, Юнг стал исследовать их методом так называемой активной имагинации. Он проиллюстрировал свои сновидения и начал вести записи в тетрадках, которые позже переписал в большую книгу в красном кожаном переплете, ту самую «Красную книгу».

В вечерних дискуссиях программы «Диалоги о «Красной книге» должны принимать участие юнговский психоаналитик и какой-нибудь знаменитый гость. Приглашенной знаменитости показывают иллюстрацию из «Красной книги», гость видит ее впервые прямо на сцене, а потом психоаналитик задает вопросы о его чувствах и интерпретациях рисунка.