— Я иду сейчас же! — решительно сказал Корнелиус. Шея у него побагровела. Он пошел было к двери, но вдруг повернулся и зло сказал:
— Да, уж ты-то не пойдешь топиться! Ты чертовски похожа на своего папашу. Но берегись!.. Помни, что рука у меня одинаково тяжелая, обнимаю ли я девушку, или даю ей затрещину.
С этими словами он пошел прямо к Бёшену и выложил ему всё начистоту. Он сказал, что Блех зарится на добро и деньги Кнюссена. И что Кнюссен гораздо богаче, чем думают многие. И что он, Корнелиус, может стать зятем и наследником Кнюссена, потому что Анниккен любит его. Тут Корнелиус перевел дух. Он никак не решался заговорить о самом главном. Но мысль об Анниккен и Блеховом Клойсе развязала ему язык, и Корнелиус решительно заговорил о самых сокровенных тайнах семейства Бёшенов, о которых рассказала ему Анне Большая. Говорил он не называя имен, но не упуская ни малейшей подробности. Оказывается, он знал о том, что Бёшен в последнее время потерпел большие убытки на акциях.
Бёшен, выпучив глаза, откинулся на спинку стула. Губы его запрыгали. Он то и дело менялся в лице. Но Корнелиус намекнул, что Бёшен может получить заем на выгодных условиях и благодаря ему спастись от угрозы разорения, которая, словно дамоклов меч, висела над его домом.
Бёшен вскочил и хотел было накостылять наглецу шею. Но тут ему пришло в голову, что если Блеху удастся завладеть деньгами башмачника, то он наверняка уцелеет во время кризиса, который многих купцов скрутил в бараний рог. И к тому же заем… Правда, он сам много раз давал обещания, которые и не думал выполнять. Но всё-таки тут есть какой-то шанс. Да, но тогда придется предать Блеха… А какое ему дело до Блеха? Ведь он его, собственно говоря, терпеть не может. Бёшен взвешивал все «за» и «против», а Корнелиус меж тем стоял, отирая со лба холодный пот. Наконец Бёшен тихо проговорил: — Ступай к своему бывшему хозяину и скажи: пусть подождет с обручением, пока бриг «Альберт Блех» не вернется в Берген. Я говорил с Пине из Тронхейма на прошлой неделе. Он получил от своего шкипера важные вести, которые вот-вот должны окончательно подтвердиться. Это всё! Ступай, да не забудь своего обещания.
— Раз обещал — выполню! — ответил Корнелиус.
Корнелиус и Анниккен вместе вошли в комнату, где сидели башмачных дел мастер и его жена. Те разинули рты от удивления. Кнюссен вскочил и заорал:
— Хотел бы я знать, кого вышвырнули из этого дома, тебя или меня? Кого?..
Корнелиус поднял руку, но, видя, что заговорить ему не удастся, стукнул кулаком по столу так, что старинная суповая миска подпрыгнула кверху.
— Хоть раз выслушай меня, хозяин! — вскричал он. — Я желаю тебе только добра. Неужто ты хочешь сделать Анниккен нищей? Тебя обманывают, а я знаю, что обманывать грешно. Я прошу тебя погодить с обручением и свадьбой, пока бриг «Альберт Блех» с полным грузом, в целости и сохранности, не пришвартуется в Санвикской бухте. Ежели ты не смекаешь, в чем тут дело, то ты глупее лесного пня и не стоишь даже капитанской шпоры. Провалиться мне на месте!..
— Бриг? — пробормотал Кнюссен, выпучив глаза. Он взглянул на жену, которая схватилась рукою за сердце: она-то соображала быстрее, чем муж.
«Что же это? — думал Кнюссен. — Ведь Блех говорил, что бриг с грузом ржи вышел из Одессы и теперь благополучно плывет в тихих водах, в нескольких днях пути от норвежских берегов? Но ведь такие же небылицы сочинял и Плейн, перед тем как на его шхуну был наложен арест за долги, а сам он стал в Брюггене притчей во языцех!»
Наконец Кнюссен обрел дар речи.
Он повернулся к Корнелиусу и сказал тихо и зло:
— Ежели это правда, то я отблагодарю тебя, парень. Но если ты лжешь, то насидишься у меня в тюрьме. Уж я-то говорю святую истину! А покуда — убирайся из моего дома!
После этого Кнюссен надел цилиндр, взял трость с серебряным набалдашником и отправился в захудалый винный погребок, где Плейн завивал горе веревочкой, вспоминая о своем потерянном богатстве. Понадобилось немало стаканчиков вина и обещаний дать взаймы денег, прежде чем язык у Плейна развязался. Он сказал не так уж много, но и от сказанного им Питтер Андреас Кнюссен побледнел и затрясся.
Возвращаясь домой, Кнюссен то и дело отирал пот.
Ну и дела! Оказывается, Блех разорен вконец, а бриг его конфискован. Хорош был бы Кнюссен, если бы позволил одурачить себя и отдал бы дочь за его сына!
Дома Кнюссен сказал своей супруге:
— Вот каковы эти благородные! Если они хотят с тобой породниться, то уж, верно, неспроста. Вот тут и надейся на них. Нет, больше я не желаю иметь с ними никаких дел. Лучше отдам свою дочь за Корнелиуса. Своя рубашка ближе к телу! И теперь никому доверять не буду. Завтра же забираю за долги дома у башмачника Хансена и Пера-сторожа. Я не какой-нибудь благотворитель.
И вот Корнелиус женился на Анниккен, и она нисколько не раскаивалась в том, что вышла за простого подмастерья и не сделалась благородной дамой. Бешен так и не получил обещанного займа. Он пробовал говорить об этом с Корнелиусом, но тот глядел на него невинными глазами, словно новорожденный младенец. Старый плут Бешен разорился на своих махинациях. Теперь они вместе с Плейном утешались в погребке и на чем свет стоит ругали всяких разбогатевших выскочек.
А Кнюссен излил всё зло на башмачнике Хансене и Пере-стороже. Он отнял у этих бедняков дома за долги и выбросил их на улицу. Так что в этой истории они пострадали больше всех.
Как Сара-кормилица съездила домой на рождество и спасла усадьбу
(Перевод Л. Брауде)
Это — история из жизни Бергена середины прошлого века, и произошла она сразу же вслед за знаменитым пожаром, уничтожившим дотла почти всю центральную часть города. На улице Страннгатен стоял большой господский дом с прилегавшими к нему лавками, складами, хлевами, конюшнями и летними постройками, которые тянулись до самого залива. Владельцем всего этого, так же как и самой лучшей кондитерской в городе, был купец Вейдеман.
Случилось так, что фру Вейдеман внезапно разродилась тройней. Дело было осенью. Местные острословы говорили, что на этот раз Вейдеман замесил слишком много теста.
Между тем Вейдеман поместил в газете «Адрессеависен» объявление о том, что ищет здоровую и крепкую кормилицу для трех голодных ртов. Вскоре ему посчастливилось нанять одну из тех ядреных молодых женщин, которые приезжают с берегов отдаленных фьордов в Берген и вскармливают чужих детей, чтобы покрыть долги своей небольшой усадьбы и внести арендную плату. Зато когда-нибудь потомки их спокойно будут владеть своими наследственными аллодами[36].
Нетрудно представить себе, что пришлось выстрадать этим самоотверженным душам!
Следует заметить, что Сара была человеком сильным, и держалась она с большим достоинством. Трое прожорливых чужих детей, напоминавших ей изголодавшихся волчат, очень быстро завладели всеми ее помыслами. Позднее она передала им все прекрасные сказки и песни родного края, всю свою любовь к красотам горной природы Йольстера[37]. Дети богача бесплатно получили все эти бесценные сокровища вместе с молоком.
Большинство кормилиц в городе с годами превращались просто в нянек. И тогда их называли, в зависимости от их внешнего облика: Анне Большая, Анне Маленькая, Старушка Карен… Об этом рассказывают старинные рукописи.
Все эти женщины носили особую, раз и навсегда установленную форму: черную юбку, черную же, облегающую кофту и короткий черный атласный передник. В знак того, что они — замужние женщины, на головах у них были высокие, в виде кулька, черные камлотовые чепцы с кружевными оборками. На спину ниспадал широкий бант из черного же шелка.
Кормилица, служившая у Вейдемана, которую, как известно, звали Сарой, была, по сравнению с другими кормилицами, выдающейся личностью. Во-первых: ее не слишком пышная грудь была источником такого количества молока, которого вполне хватало для трех ненасытных ребят. Во-вторых: она любила пиво и полагала, что в нем — причина ее молочного изобилия. Так считалось испокон веков у них дома, в Йольстере. В-третьих: она была похожа на настоящую даму, и красива, точно какая-нибудь фрейлина французского двора, изображенная на миниатюре. В-четвертых: она была очень полнокровна и влюблена в своего мужа.
