А когда вновь проснулся, словно и не было ничего. Только Тонька злая. Дверьми постоянно хлоп и хлоп. "Я на работу!" - орет уже с улицы. Но трезвая она всегда злая. И Гога не за печкой, а за столом. Остатки вчерашней трапезы подбирает. Такой, как раньше. При виде его, Веньки, крепкий и подтянутый с расправленными плечами. Только задумчив чуть. "Приснится же такое", - думает Венька и присоединяется к завтраку.

- Какое число сегодня? - хмуро спрашивает Гога и старается не смотреть на Веньку.

- Хер его знает, - не знает Венька. Гога задумчиво пялится в стену, подсчитывает. Хлопает себя по лбу.

- Дней пять уже наверно, ептыть, - роется по карманам валяющегося на полу пальто. Вытаскивает оттуда мятые бумажки, - мне же на учет вставать! Совсем забыл. Опять посадят! - руки трясутся с похмелья или от страха.

- Куда вставать? - не понимает Венька.

- На учет, в ментовку, после освобождения, - непослушные руки не попадают в рукава, - а я срок прошляпил. Пипец.

- Это всем так? - спрашивает Венька. От слова "посадят" у него тоже холодеет внутри.

- Нет, не всем, мне, - бурчит в ответ Гога и тоже зло хлопает дверью.

До города добираются пешком где-то к обеду. Гога сильно сдает к концу пути. Сильно устал, не слушаются ноги. И пот градом. А Венька лишь чуть.

- Ты это, не ходи со мной, - говорит Гога возле отделения милиции и отводит глаза. А от усталости своей вроде бы как и обмякает даже, - ты говорил, что и сам под криминалом? Нельзя, чтобы нас вместе в ментовке.

- Ага, - соглашается Венька, - я тогда это, до дому пока. Давай на лавочке, где обычно, через час.

- Заметано, - кивает Гога и пытается отдышаться после трудного пути.

- А тебя точно опять не посадят? - уже уходя, спохватывается Венька. И опять холодеет внутри. А вдруг, как тогда, лавочка будет пуста. И Гога не вернется.

- Шли бы они. Мне жить негде, так и объясню. Какой им на хер учет, по какому адресу?- Гога кажется Веньке вновь решительным и смелым, как тогда, в детстве, а потом зачем-то не в тему: - не знаю. Будь что будет.

Матери дома нет, на дневной смене. Венька жадно набрасывается на еду, хрустит крекерами вперемешку с остатками жареной картошки, запивает рассолом из банки с маринованными огурцами. В животе все радостно урчит и отзывается. Потом бежит в зал, роется в обшарпанной стенке. Пусто. К матери в комнату, копается в ее вещах, переворачивает подушки и постельное. Пусто. Где же теперь она заныкала? Находит в прихожей, в шкафу, под стелькой прохудившегося десятилетнего зимнего сапога. Десять по сто. Целая штука. Подпрыгивает от радости. Похмелья словно не бывало. На лекарства копит или на похороны. Но ему все равно. Не в первый раз. "Йес!" Чувствует, как обрадуется деньгам Гога. И от этого почти счастлив. Но почему почти? Представляет, как сунется в облезший сапог мать, а там пусто. Как изменится ее лицо. Наверное, опустится-сядет на кровать, обхватит голову руками и даже заплачет. Настроение меняется. Злится-скрипит зубами, показывает стене грязный кулак, будто там мать. "Ну тебя, пусть долбари твои бывшие о тебе беспокоятся, лечат или гроб покупают!". В квартире внезапно становится тесно, что-то душит его снаружи и изнутри. Но ему больше нет необходимости оставаться здесь. И он выбегает на улицу.

На лавочке беспокойно, как тогда, в далеком детстве. Сидит, вертит головой, высматривает Гогу. "Неужели закрыли? Учет какой-то, херня полная. Вышел человек на свободу и опять в тюрьму". Холодок внутри, аж до мошонки. Не дожидается, идет к ларьку. Покупает пиво и сухарики. Возвращается на лавочку. Чуть отпускает. Хрустит-глотает. Собирается за второй, когда появляется Гога. Гога угрюм, но заметив на лавочке Веньку, а затем и бутылку из под пива возле него, меняется и становится похожим на того самого Гогу: Гогу-рассказчика о своей житухе на зоне.

- Ну как? - Веньке снова хочется броситься к Гоге и обнять его, как несколько дней назад.

- Хер им в сраку! - гогочет Гога. Его тоже отпустило. Страх шел за ним по пятам до самой лавочки. А теперь отпустил, - прихожу значит в дежурку. Так мол и так. ЗК ╧248, осужденный по статье 105 УК РФ, прибыл. Обшмонали, потом в ОУП. Там пальцы гнуть, разводить. Закроем мол, срок нарушил. А я им, щенкам позорным, в квартиру меня сначала вселите обратно. Жить негде. Бомжую по вокзалам да по кустам. Где государство, которое меня социально реабилитировать должно? Где помощь в реабилитации и в возвращение к мирной жизни на свободе? Президента на вас нет. Короче, разошелся. Они сами в удивлюхе: "Как так? Без хаты остался". Пробили по базе, точняк, выписан я из квартиры. Побегали, посовещались. Бумаги на подпись сунули. Говорят: "Ничего не знаем, будешь стоять на учете по старому адресу регистрации. Проверять там тебя будем. И отмечаться один раз в месяц к нам. Да по административке чтобы не попадался, да на биржу чтобы встал и работу нашел". Пипец короче. А я им: "Как же вы меня там проверять будете, если хата не моя, и я оттуда выписан? Придете, не найдете, закроете? Европейского суда на Вас нет". Это меня один кореш на зоне подучил. Чуть что, писать про Европейский суд. Это напрягает их реально. Мы, говорят мне в ответ, учтем это, пиши, что тебе жить негде, если найдешь, где жить, обязательно сообщи свой новый адрес, но все остальное должен исполнять, иначе опять станешь ЗК. Хер им, а не ЗК!

- Тоньку не запалил? - напрягается Венька, предположив, что Гога мог рассказать о месте своего фактического нахождения.

- Ты что в натуре, меня за лоха держишь? - Гога как молниями сверкает глазами. Гнев древнегреческих богов сыплется из них на Веньку. И тот обжигается. - Они же зашмонают потом Тонькину хату с проверками. Я что на лоха похож, а? Всех Вас подставлять, а?

- Да нет, нет, хорош. Я просто это, - бормочет в оправдание Венька, и чтобы успокоить товарища вытаскивает из кармана и демонстрирует ему девять мятых купюр.

- Оба на! - удивляется-радуется Гога, - где забрил? Банк накрыл?

- Ага, - подтверждает Венька.

- Ништяк, живем, - кивает на деньги Гога, - только это, пока в городе, давай может на биржу. В ментовке обязали. Там, говорят, работу тебе найдут или пособие платить будут.

- Предложат там тебе, как же, помойки разгребать, если только, - вспоминает о своих похождениях в службу занятости Венька.

- Сами пусть гребут, откажусь. Пособие лишь бы платили. Нам чуть на бухло и табак. А? - отзывается Гога, а потом замолкает, идет, о чем-то думает, а затем чуть слышно, словно сам с собой: - а так, с другой стороны, хоть какую-нибудь работу. Чтобы на жратву и житье. Может, бабу найду. Семья там, все шуры-муры. Чтобы был ЗК, да стал СК".

- Что это: "СК"? - Венька недоумевает, ему кажется, что это не похоже на него: Настоящего Гогу. И он реально не хочет, чтобы Гога нашел себе бабу.

- Свободоключенный, - все также в полголоса расшифровывает Гога.

До службы занятости они добираются почти к концу рабочего дня. Но успевают. Венька послушно ждет Гогу на ступеньках. На прием очередь. Очевидно, не все так просто в городе с трудоустройством. "Последних пятерых приму, - кричит из окошка приемной тетка, - остальные не ждите". Гоге везет. Он пятый - последний. Те, кто за ним, возмущаются, ругаются, но делать нечего, уходят на улицу и уже ругаются на ступеньках. Через полчаса в таком же состоянии на ступеньках появляется и сам Гога.

- Твари долбанные, суки позорные, козлы конченые, - перечисляет.

- Тоже не успел что ли? - не понимает Венька.

- Успел. Только говорят мне: "Уважаемый, а не пошли бы Вы на хер".

- В смысле? - снова не понимает Венька.

- Во всех.

- Ваш, говорят паспорт. Пожалуйста. Справку с последнего места работы и документ об образовании. А я им, что нет такой справки. Давно это было. Уже больше семи лет не работаю. А где же были, спрашивают. В местах не столь отдаленных. А они и рты пооткрывали. Еще, говорят, тогда справку с места жительства из ЖЭУ о проживании. Какую, на хер, справку, говорю, выписан в период отбытия наказания. Вот и поговорили. Обрадовались, говорят, Вы не наш клиент, на учет в службу занятости граждане становятся по месту жительства, а у Вас нет места жительства. Пипец полный!