Annotation
Зилов Виктор Дмитриевич
Зилов Виктор Дмитриевич
Разговор на кухне
Разговор на кухне
Мы сидели на Лёхиной кухне. Я, Василий Иваныч и сам Лёха. Бывшие однокурсники, единственные и почти лучшие друзья. Почему почти? Потому что ближе ни у кого из нас друзей нет, но мы совсем не три мушкетёра. Утром Женя, Лёхина жена, взяв детей, поехала, как сказал нам Лёха, на два дня к маме. Как только она вышла за дверь, он тут же начал звонить нам с Василием Иванычем. Разговор был короткий: вечером собираемся у него, с нас по пузырю, с Лёхи закусь, рюмки-вилки и кухня со столом и стульями, всё как обычно. Когда у кого-нибудь из нас жена с детьми уезжают на день-два, то мы непременно собираемся у счастливого обладателя пустой кухни за парой-тройкой бутылочек водочки для долгих совместных разговоров о судьбах страны и мира. В начале семейной жизни сделать так, чтобы тебя не утянули куда-то в гости, бывало сложновато. Иногда доходило до скандалов, но после тяжёлой борьбы за личный суверенитет в течение нескольких лет, позиционных боёв, отступлений, контрударов, мы одержали полную, но не безоговорочную победу. Смирившись, наши жены признали, что у их мужей должно быть свободное личное время, которое они проводят в нелёгких занятиях по повышению своего интеллектуального уровня и обогащению внутреннего мира, но это должно случаться не чаще одного раза в три месяца. А если серьёзно, то так у нас было заведено ещё с института. Тогда мы частенько собирались у Лёхи, который жил с родителями в этой самой, по тем временам шикарной сталинской двушке. Лёхины родители не удосужились сделать ему братьев-сестёр, поэтому, как только в пятницу вечером они уезжали на дачу, оставив единственного сына дома для того, чтобы он назавтра как примерный студент пошёл в институт учиться, мы уже начинали стягиваться в заветную квартиру из разных концов города, и нам уже никто не мог помешать пьяно и разгульно провести предстоящие сутки. Обычно через час после отъезда родителей мы сидели у него на кухне. На столе, местами прочерченная вертикальными ниточками сбежавших капель, стояла запотевшая бутылка водки объемом 0,7 литра под кодовым названием "Сабонис", а в морозильнике остывала ещё одна. Если вечеринка затягивалась, и народу было больше чем всегда, то на вторые сутки на полу кухни выстраивалась целая стеклянная баскетбольная команда из порожней посуды, но вообще такое случалось редко. Вначале была бутылка, три рюмки, пара дежурных банок кильки в томате, ещё какая-нибудь нехитрая закуска и старинный дисковый телефон на столе. Рядом с телефоном пухла потрёпанными страницами старая Лёхина записная книжка. Это сейчас Лёха потерял былую лёгкость, располнел как разбалованный кот и никаких связей, кроме жены и любовницы Ленки не имеет. А много лет назад он был страшным бабником, мечтой однокурсниц. В его волшебной записной книжке находился кладезь телефонных номеров самых красивых девчонок нашего потока. Я всегда восхищался тем, с какой лёгкостью он обращается с этими тонкими, но неприступными красавицами, которые поначалу даже не обращали на него внимания. Всё менялось, когда Лёха заговаривал, в этот момент они, заворожённые его голосом, начинали таять и млеть. Я много раз присутствовал на его сеансах обольщения разных симпатичных девчонок и каждый раз удивлялся тому, какую в общем-то чушь он несёт при этом, и какой в высшей степени удивительный эффект она производит на объекты обольщения. Лёха не был красавцем, но тембр его голоса, очевидно, обладал сильным действием на прекрасный пол. Во всяком случае, другого объяснения его популярности у противоположного пола, я найти не могу. Надо отдать должное Лёхе, постельное коллекционирование не являлось для него самоцелью, то есть в своём стремлении обладать женщиной он не опускался до банального вранья о вечной любви, ему было достаточно, чтобы девушка просто смотрела на него влюблёнными глазами и восхищалась. Да, в наше время, чтобы затащить девушку в постель, моральные устои, ещё не расшатанные западной массовой культурой, требовали признаний в любви, каких-то обещаний, чего Лёха категорически не любил делать. Но если девушка вдруг была не против, то он с удовольствием пользовался положением. Тогда эти наши посиделки проходили с непременным участием противоположного пола, для этого собственно они и устраивались, но, обзаведясь мужьями, то есть нами, наши с Лёхой вторые половинки решительно потеряли интерес к этим действам, обретя смысл жизни в устройстве индивидуальных гнёзд и воспитании детей. На сужение состава мы ответили расширением содержательной части, переключившись на обсуждение вопросов философско-политической направленности. Произошло это, правда, не сразу. В наших посиделках был перерыв длиной в шесть лет.
Случилось так, что любимая Василия Иваныча, его Женечка, которую он боготворил и буквально носил на руках, ушла к Лёхе. Я не могу сказать, что Лёха ничего не предпринял для того, чтобы она ушла к нему. Скорее наоборот. Подозреваю даже, что он специально влюбил её в себя. Дело в том, что поначалу Женя совершенно не воспринимала Лёху, которого это зримо бесило. Она не то чтобы игнорировала его, нет, она просто абсолютно не выказывала в его адрес никаких эмоций. Через некоторое время, я и не заметил как, всё поменялось. Она как-то внезапно влюбилась в Лёху по уши и безоглядно, без лишнего политеса, ей и не свойственного, ушла к нему. Для Василия Иваныча, которого мы с самого первого нашего знакомства на первом курсе так называли из уважения к его серьёзности и уму, Женин уход стал сильнейшим ударом. История вроде бы обычная и не такая уж редкая, но в силу вот такой васильиваныченой серьёзности приобрела трагический оттенок. Страстная, надрывная любовь сжигала его изнутри, оставляя на сером лице заметные следы тяжёлых бессонных ночей.
Произошло это на последнем курсе института. За три года до того, Василий Иваныч познакомился с Женей в библиотеке, куда она зашла совершенно случайно в поисках своей подруги. Два года, как потом как-то вскользь сказала Женя, он красиво ухаживал за ней и только на третий, в начале пятого курса, они сошлись всерьёз. Тогда Василий Иваныч познакомил Женю с нашей компанией. К тому времени у нас с Лёхой были постоянные подружки с курса. Спустя год я женился на своей, а Лёха женился на Жене. Красивая, миниатюрная и тонкая, она походила на ожившую фарфоровую танцовщицу из старинной музыкальной шкатулки, стоящей когда-то на туалетном столике моей мамы. Чувство юмора и напористость выдавали в ней умную, волевую женщину. Не будучи начитанной интеллектуалкой, она обладала врожденной интуицией и способностью чётко различать людей. Пожалуй, единственным случаем, когда интуиция подвела, стало её собственное замужество. После рождения первого сына она поняла, что Лёха не любит её, но, несмотря на это, ребёнка не бросит, поэтому, полностью уйдя в воспитание сначала первого, а затем и второго сына, она, смирившись, перенесла всю свою любовь на детей. Так неторопливо потекла их совместная жизнь, где она жила для сыновей, а неинтересная, но временами денежная работа, больше похожая на хобби, и немолодая, но всёпонимающая и жалеющая любовница, составляли большую часть его жизни. Не знаю, задумывался ли Лёха когда-нибудь, что из-за своей гордыни сделал Женину жизнь несчастной. Возможно, и нет, хотя его несколько ревнивое отношение к сегодняшней счастливой семейной жизни Василия Иваныча говорило о том, что такое положение дел его задевает. Выросший в достатке и внимании, обеспеченный рано умершими родителями приемлемым комфортом в виде квартиры, неплохой дачи и автомобиля "Волга", Лёха был природным пофигистом с полным отсутствием каких-либо карьерных амбиций и других тщеславных устремлений. Посиделки с нами, вот, пожалуй, то немногое, что его интересовало сегодня, да ещё ежедневный восьмичасовой трёп с коллегами на работе.
