Я иногда пытаюсь понять, о чем тогда думала и на что надеялась эта женщина. Мне кажется, что она ни о чем не думала, а просто поступала так, как заставляли чувства.

Однажды, когда Сережа жил целую неделю подряд 'у себя', Оля не выдержала и поехала умолять его прийти к ней.

Некоторое время они вели переговоры. Но Сережа в этот день был в особенно твердом расположении духа, и под конец не выдержал и крикнул:

-Пойми, я не люблю тебя!

Он много раз говорил ей это, и Оля не верила, и не замечала этих слов. Но тут вдруг в одну секунду для нее стало ясно, что это правда, и это и есть объяснение всему. Все же она упросила его поехать к ней, попрощаться.

Так как все было в последний раз, они провели очень бурный вечер и ночь, а утром Сережа уехал, чувствуя сильную опустошенность и облегчение, что все как-то прояснилось.

Хотя, конечно, это еще не было концом, а так как оба партнера не были заняты новыми отношениями, то это прощание затянулось на месяцы, когда они часто встречались, чтобы проститься в самый последний раз.

Оля пускалась на разные хитрости и уловки, которые подсказывало ей сердце. Но дело в том, что эти хитрости были наивны и даже смешны. Так, например, она иногда говорила Сереже, что твердо решила больше с ним не видеться. Ей казалось, что он должен испугаться и постараться ее отговорить и быть с ней нежным.

-Ну что ж. Раз ты решила. Ты свободна. Я не могу тебе мешать, - грустно говорил Сережа, в душе которого загорался огонек надежды, что все же кончится это странное положение.

Оля была несчастна так, что ее жесты и слова часто казались театральными, от чего Сережа немного морщился. 'Ну почему нельзя без театра?' - думал он, когда Оля говорила, что она все равно благодарна судьбе за эту любовь, что один день с ним для нее дороже, чем все годы, которые были до него.

Сережу очень успокаивало то обстоятельство, что детей у них не было. То есть с житейской точки зрения Оля ничего не теряла с его уходом. Она просто возвратилась к той жизни, которая была до него.

Тем более, что Сережа собирался ей все вернуть.

Сережа собирался переписать мансарду на Олю, потому что теперь он потерял право жить в Олиной квартире, и начал искать жилье (и он бы так и сделал). Но Оля была категорически против. Она сказала, что хочет, чтобы у него все осталось, и что хоть это он может для нее сделать.

И ведь самое смешное состоит в том, что он не лицемерил, и Оле действительно стоило немалого труда оставить ему квартиру и обстановку. И сдался он действительно только потому, что считал себя очень виноватым перед ней и не хотел возражать.

С Сережей я почти не виделся в это время. С Олей я встречался иногда и пытался успокаивать ее и осторожно убеждать, что все пройдет, что нужно время и т.д. То есть говорил, конечно, банальности, но бывают такие моменты в жизни, когда все эти пошлости более уместны, чем мысли новые и глубокие.

Такая любовь, которой любила Оля, должна приходить к человеку очень юному. Потому что в юности человека в такой ситуации очень поддерживает сама молодость. А ей было тридцать лет, и до этой истории она уже хорошо узнала и жизненную скуку, и пустоту одиночества. Поэтому для нее все это было очень болезненно.

Я ждал, что за таким взрывом чувств у Оли неизбежно последует период пустоты, и надеялся, что начнется ее разочарование в Сереже. Я даже пытался осторожно намекать ей на то, что Сережа совсем у не такая значительная личность, как ей кажется. Я осторожно говорил ей, что она- чудо, что так получилось только из-за его ни с чем не сравнимой лени.

-А ты думал, что такое на самом деле его лень? А тебе не приходило в голову, что он на самом деле чувствует то, что говорит? - спросила она.

Так в том и дело, что я был убежден в его искренности! Я почувствовал, что могу сейчас лишиться ее доверия и уважения, поэтому заговорил о чем-то другом.

Сережа успокоился. Только стал больше пить. Но он был убежден, что ничего поделать нельзя, вернуться к жене он не может, потому что станет только хуже.

Вдруг Оля завела разговор о разводе. Когда я пришел к ней, она сказала, что хочет уехать, что здесь она жить не может, что нужно стараться снова устроить свою жизнь.

Сережа с радостью согласился. Он тоже поддерживал ее мысль о том, что, может быть, она снова сможет быть счастлива. Он очень надеялся, что она выйдет замуж второй раз. Потому что если бы она нашла счастье, то все получилось бы к лучшему, и его совесть могла бы быть спокойна.

Развелись они быстро.

Однажды, когда я пришел навестить Ольгу, она сказала, что все здесь продала и купила квартиру в Москве.

-Скоро уеду, - сказала она.

-Отлично. Будет, с кем выпить чашку кофе в Москве. Я там часто бываю в командировках.

-Понимаешь, я хочу забыть и оставить все, что было здесь. Поэтому я хочу навсегда расстаться со всем и всеми, кого я здесь знала. Не обижайся, было здорово. Новая жизнь - так новая жизнь.

-Но, может быть, тебе когда-нибудь потребуется человек, который сделает для тебя все?

-Тогда ведь я сама смогу тебя найти. Не ищи меня. Я не знаю, смогу ли я тебя видеть.

-Понимаю.

-Ты самый лучший человек, которого я встречала.

Признаюсь, ничего более приятного в своей жизни я не слышал.

Во время разговора что-то в ней показалось мне странным. Она как будто все время думала о чем-то другом, не о том, что говорила. Я чувствовал, что ее слова и ее мысли не имеют ничего общего.

Однажды Ольга позвонила мне на работу и сказала, чтобы я пришел, потому что она уезжает и хочет попрощаться. Квартира была уже почти пустой, она заварила чай.

-Ну что, прощай,- сказала она,- ночью я уезжаю.

-Может быть, все-таки мне можно знать, где ты будешь?

-Нет, тебе в-особенности этого знать нельзя. Ты ведь понимаешь. Это невозможно. Невозможно. Поклянись, что не будешь меня искать.

-Не хочу.

-Ты это сделаешь, потому что я так хочу. Обещай. Ну.

-Хорошо.

Мы помолчали.

-Ну все, иди, - сказала Ольга.

-Я хочу проводить тебя на поезд.

-Нет, иди.

Мы вышли в прихожую. Я горячо обнял ее. Никогда я не хотел женщину так, как в тот момент. Никогда я не был так близок к тому, чтобы наброситься на женщину. Но я сдержался. Все знают, что на меня можно положиться. Она не пыталась освободиться, но была совершенно холодна. В ней была какая-то отстраненность, я почувствовал смутный страх, слезы выступили у меня на глазах.

-Может быть, ты все-таки дашь о себе знать? И когда-нибудь позволишь себя увидеть? - спросил я.

-Ты и так накидал целую гору в свой жизненный воз, как говорит Сережа,- засмеялась она,-Прощай.

Я помню, как утром следующего дня я сидел у себя в кабинете, и пытался собраться с мыслями. В этих занятиях всегда была успокаивающая надежность. Успокаивающая объективность. Но я не мог сосредоточиться. Я смотрел через стеклянную стену десятого этажа на автомобили, снующие по набережной, и перед глазами стояло лицо женщины.

Единственной женщины.

С Сережей я долго не виделся, потом зашел к нему, надеясь узнать что-нибудь о ней. С него она тоже взяла честное слово, что он не будет ее беспокоить и пытаться найти.

Когда я спросил о ней, Сережа рассказал:

-Было от нее письмо. Она пишет, что пытается устроить свою жизнь. Что у нее появился человек, за которого она собирается замуж и которого надеется полюбить.

Сережа выглядел очень плохо. От пьянства кожа у него приобрела красноватый оттенок, и, хотя после этого письма его совесть могла успокоиться, но, видно, что-то у него не складывалось.

Потом мы опять долго не виделись.

Когда я вновь навестил его, то увидел, что он совсем спился и стал почти невменяем. Помню, я подумал, что недолго еще он удержит эту мансарду, и в следующий раз, если мне придет желание его увидеть, придется искать его где-нибудь на Нарвской, где тусуются бомжи.

Единственное, зачем он был мне нужен- это чтобы что-то узнать об Ольге. Я сразу спросил о ней. Сережа молчал довольно долго, собираясь с пьяными мыслями, потом сказал: