– Интересно. Но меня весьма смущают методы и цели вашего общества.

– Чем же. Мы, также как и вы, пребываем в вечных поисках истины.

– Нет. Вы ошибаетесь. Археология ищет не истину. Она ищет факты. Именно в этом и заключается наше с вами различие. Кроме того, как бы мне ни хотелось принять участие в экспедиции в Джунгарию, но, увы, сейчас это решительно невозможно. Мне необходимо закончить монографию по надписям селевкидской эпохи.

– Какая жалость. Я так надеялся, что моё предложение сможет вас заинтересовать.

– Боюсь, что нет. Но приятно было поговорить.

– Что ж. Но всё же имейте в виду, что наше предложение остаётся в силе. Если что – мы готовы оплатить поездку и ваше пребывание на месте.

– Общество «Гипербора» так состоятельно, что может позволить себе настолько масштабную благотворительность?

– Мы многое готовы отдать ради истины, – он улыбнулся, – но в данном случае всё объясняется проще. Наша организация уже год как находится под личным патронажем сэра Освальда Мосли.

– Что ж – патронаж секретаря Форин-Оффис это существенно.

– Скорее сэра и баронета. Аристократы любят быть рядом с тем, что, что модно в кругу их друзей и знакомых. Столь родовитый покровитель способен привлечь к нам внимание многих влиятельных людей. Да и что скрывать – спонсоров тоже. Наш мир слишком материален, чтобы мы могли забывать о такой презренной сущности как деньги.

– Полагаю, что его пост в кабинете куда более весом, нежели его титул.

– Никоим образом. Мы не занимаемся политикой. Только поисками истины. Нас интересует вечное, а не сиюминутное. Так что, если всё-таки соберётесь, смело считайте нашу поддержку искренним подарком и благодарностью за ваши находки на Тобелане, а не подкупом.

Чарльз Линдон иронично улыбнулся, отсалютовав на прощание двумя пальцами.

Вечер, не смотря на светскость и томность, оказался выматывающим. Не люблю фраки и официальные спичи. Первые мне обычно жмут, а вторые нагоняют сон и вызывают обиду за впустую потраченное время. К тому же дома нас ждал ворох неразобранной почты. Рождество и Новый год на носу. Так что я был несказанно счастлив, когда смог водрузить шляпу на любимую вешалку в собственной прихожей, а фрак самым вульгарным образом бросить на диван.

– Интересное письмо, – Эрика повертела в руках один из конвертов, – и давно ты получаешь дипломатическую почту?

– Что за ерунду ты говоришь?

Я взял у неё из рук плотный коричневый конверт. На нём действительно стоял дипломатический штемпель Джунгарии. Я распечатал конверт и достал письмо. От него едва заметно пахло духами.

– Мне кажется, – нахмурилась Эрика, – это от женщины.

– Хуже того, – пробормотал я, – это от королевы…

Эрика удивлённо покачала головой

– Никогда бы не подумала, что у тебя могут быть ТАКИЕ знакомства. Твоё прошлое куда насыщеннее, чем мне всегда казалось.

– Между прочим, у кого-то, не буду показывать пальцем, в друзьях тоже оказался некий трансильванский граф, – парировал я, продолжая вертеть в руках конверт.

– Подумаешь, граф. Не королева же.

– Ну, Эрика. Семнадцать лет прошло. Тогда она ещё не была никакой джунгарской королевой. Всего лишь обычной русской княжной…

– Обычной русской княжной. Конечно. Как же я не подумала. Они ведь просто на каждом углу встречаются, эти русские княжны. Как мухи. А особенно часто на них натыкаются военнопленные.

– Ладно, ладно. Просто необычное стечение обстоятельств. С каждым может случиться.

– Может с каждым. Но с тобой, Танкред, подобные стечения обстоятельств отчего-то случаются едва ли не постоянно.

– Не ты ли как-то жаловалась, что мы ведём скучную и обывательскую жизнь?

Эрика сделала вид, что не заметила иронии и спросила.

– И что нужно от тебя сей коронованной особе?

– Её величество желает узнать, не могу ли я оказать ей честь помочь в обучении её дочери иностранным языкам и истории… кстати за довольно неплохое жалование.

– Дочери? Она решила, что ты школьный учитель?

– Ей шестнадцать. В смысле дочери. Хотя не думаю, что им сложно устроить девочку в любой университет какой им захочется.

Эрика задумалась.

– Шестнадцать… Сколько ты, говоришь, прошло лет с тех пор как ты встретил её мать?

– Семн… Но… Ты же не думаешь?

Я глянул в лицо Эрике и понял, что вот именно это она и думает.

– Нет. Нет. Погоди. Сейчас, – я судорожно начал рыться в конверте.

– Что ты надеешься там найти? – мрачно поинтересовалась Эрика, – свидетельство о рождении?

– Лучше. Фотографию. Вот.

Я протянул Эрике фотокарточку.

– Это принцесса Санджирма.

Эрика покрутила в руках снимок, разглядывая улыбающееся скуластое лицо девушки.

– Очаровательная джунгарская княжна. И что ты мне этим хочешь доказать?

– Именно. Джунгарская. А её мать – русская.

– И?

– Я настолько похож на монгола, чтобы у нас была такая очаровательная джунгарская дочь?

– Убедил, – Эрика вернула мне фото, – и что ты собираешься ей ответить?

Я замялся.

– Ну. Просто. Мне отчего-то кажется, что обучение это лишь повод. Она хочет мне что-то сообщить.

– Надеюсь не то, что у принцессы есть сестра…

– Не начинай.

– Ты же не поедешь?

– Я… Я не знаю. Наверное, лучше будет съездить, пока каникулы, выяснить, в чём дело и вежливо отказаться. Ну или уговорить её направить принцессу в наш университет, я всё равно буду читать курс в весеннем семестре.

– А написать никак? – с надеждой спросила Эрика.

– Всё таки коронованная особа… Но мы можем поехать вместе! – я взглянул в лицо Эрике и добавил, – извини, это плохая идея.

– Все твои сегодняшние идеи до единой – не самые выдающиеся, – заверила она меня.

– Только туда и обратно. Должно быть что-то, из-за чего она обо мне вспомнила.

– Твой авантюризм, Танкред, рано или поздно тебя погубит. Ты действительно не знаешь, в чём может быть дело?

Я отрицательно покачал головой.

– Нет. Даже понятия не имею. Это ведь семнадцать лет назад было!

Когда-нибудь я брошу врать…

– Пьянчини, Джузеппе, 9-й кавалерийский Неаполитанский… лейтенант…

– Налево, следующий.

За дверью пахнет миром. Цветущим садом, морем, едва заметно – нефтью от громоздящихся на окраине вышек. Тень листвы рябит на пыльном асфальте плаца. У ворот деловито стучит молотком усатый грузин сапожник, латающий обувку разомлевшему часовому. И никакого пороха, никаких выстрелов, никаких газов. Всё. Война кончилась. По крайней мере для нас.

Пленные щурятся от южного солнца, нестерпимо яркого после темноты барака, но не идут в тень, подставляя бледные небритые лица тёплому свету.

– Морской болезнью страдаете? – ухмыляется сидящий в тенёчке возле бочки с водой молодой караульный.

Я перестаю щуриться и отворачиваюсь от неба.

– Чем?

– Укачивает? – караульный облокотился щекой о поставленную между сапог винтовку, хитроватая улыбка морщит его облупленный на солнце конопатый нос.

– Нет… вроде.

– Ну, ну.

– Нас же по железячной дороге в дом повезут? – путаясь в непривычных русских словах спрашивает ефрейтор Хропачек.

– Как же… – караульный ехидно кивает на голубое зеркало моря – в Закаспийские лагеря поплывёте. Революция у вас.

Стройный аккуратный чиновник оглядывает запылённый строй у затерянного в степи полустанка.

– Солдаты! – у него хорошо поставленный адвокатский голос и безукоризненное произношение, – я представляю чрезвычайную комиссию по надзору Закаспийского округа. Мне доложили, что вы категорически отказываетесь от щедрого предложения нашего правительства.

Строй загудел выкриками:

– Вы не имеете права… это нарушение конвенции о военнопленных… вы не можете заставлять нас работать… обязаны вернуть нас домой… перемирие…