Марию его слова озадачили.
– Для этого уже слишком поздно! Вот если бы начать лет этак сто назад… тогда ладно. Всё бы ещё могло обернуться по-другому. Но теперь этого недостаточно, слишком велик причинённый ущерб. Расхаживать на цыпочках по обломкам и надеяться, что все системы, которые мы раздолбали, волшебным образом восстановятся сами… Стараться быть вдвое осторожнее каждый раз, как удваивается население… Из этого просто ничего не получится. Вся планетарная экосистема сейчас в той же степени искусственна, как… микроклимат большого города. Поверь, я хотела бы, чтоб было иначе, но всё так. Раз уж мы создали искусственный мир, намеренно или нет, лучше бы нам научиться его контролировать. Потому что, если отступить и оставить всё на волю случая, он просто начнёт разваливаться вокруг нас как попало, и вряд ли это окажется лучше, чем наши жесточайшие ошибки.
– Искусственный мир? – Аден пришёл в ужас. – И ты правда в такое веришь?
– Да.
– Это потому, что ты столько времени проводишь в виртуальной реальности, что уже не чувствуешь разницы.
Этим он Марию здорово возмутил.
– Да я почти никогда… – Тут она споткнулась, поняв, что он имеет в виду «Автоверсум». Она давно перестала пытаться втолковать Адену, в чём разница. А тот быстро вставил:
– Извини. Это был мелочный выпад, – он взмахнул рукой, словно забирая свои слова назад, – скорее нетерпеливо, нежели прося прощения. – Слушай, давай забудем всю эту депрессивную экомуру. У меня для разнообразия есть и хорошие новости. Мы едем в Сеул.
Мария рассмеялась.
– В самом деле? Зачем?
– Мне там предложили работу. Музыкальный факультет университета.
Мария бросила на Адена колючий взгляд.
– Спасибо, что известил меня загодя о своих попытках трудоустройства.
– Не хотел возбуждать у тебя лишних надежд, – легкомысленно отмахнулся он. – Да и у себя самого. Узнал только сегодня днём и до сих пор не могу поверить. Композитор-преподаватель, контракт на год, пара часов занятий в неделю, а остальное время можно делать что захочу: писать, выступать, продюсировать – что угодно. И к тому же бесплатное жильё. На двоих.
– Да это просто… Постой-ка. Несколько часов занятий? Тогда зачем им нужно твоё присутствие?
– Хотят, чтобы я там находился физически. Вопрос престижа. Любой ерундовский университетишка способен подключиться к сети да набрать с десяток профессоров по всему свету…
– Почему ерундовский? Это рационально и эффективно.
– Эффективно и дёшево. А этим ребятам дешёвка не нужна. Им нужен образец экзотической культуры красоты ради. Да брось смеяться. Австралия в Сеуле последний писк моды, такое бывает только раз в двадцать лет, так что нужно успеть пользоваться. И им нужен композитор в качестве постоянного преподавателя. Постоянного!
Мария откинулась на стуле и попыталась переварить новость. Аден продолжал:
– Не знаю насчёт тебя, но мне сложновато себе представить, каким ещё путём мы могли бы позволить себе провести год в Корее.
– А ты уже сказал «да»?
– Я сказал «возможно». Сказал «вероятно».
– Жильё на двоих. И что я должна делать, пока ты будешь изображать экзотическое украшение?
– Да что захочешь. Всё, что ты делаешь здесь, можно с таким же успехом делать и там. Ты же сама мне всё время говорила, что подключена ко всему свету, что ты – узел в логическом пространстве данных, что твоё физическое местонахождение абсолютно не имеет значения…
– Да, и смысл этого в том, что не нужно никуда двигаться. Мне нравится там, где я есть.
– В этой обувной коробке?
– Квартира в сеульском кампусе навряд ли будет просторнее.
– Зато мы куда-то выберемся! Город замечательный, там сейчас целый ренессанс культуры, не только в музыке. И кто знает, может быть, ты найдёшь там какой-нибудь интересный проект для работы. Не всё же передаётся по сетям.
Тут было не поспорить. Корея состояла действительным членом ASEAN, в отличие от Австралии с её испытательным сроком. Окажись она в нужное время в Сеуле, заведи нужные контакты, могла бы сейчас работать на Операцию «Бабочка». И пусть это были всего лишь мечтания – на обзаведение нужными контактами ушло бы, пожалуй, лет десять – едва ли ей там пришлось бы хуже, чем в Сиднее.
Мария помолчала. Новость была хорошей, уникальная возможность для них обоих; и всё же она не понимала, почему Аден вот так её огорошил. Нужно было всё ей рассказать, когда он подал заявку, какими бы мизерными ни казались шансы.
Она бросила взгляд на сцену, где двенадцать музыкантов, потея, изливали душу; потом отвернулась. Смотреть на них без подстройки было неловко, словно подглядываешь: не только из-за того, что они эмоционально трудились в полной тишине, но и потому, что ни одна группа не видела другую, а Мария могла видеть их всех сразу.
– Ты можешь не спешить с решением, – заметил Аден. – Начало учебного года девятого января. Ещё два месяца.
– Но ведь они должны получить ответ заранее?
– Принимаю ли я работу, нужно ответить к понедельнику, а насчёт квартиры, думаю, особых проблем не будет. То есть, если я окажусь в конце концов один в квартире, рассчитанной на двоих, это вряд ли будет конец света, – он невинно взглянул на Марию, точно предлагая ей припомнить, когда и где он обещал отвергнуть подобный шанс только потому, что она не пожелает к нему присоединиться.
– Ну да, конечно, – согласилась Мария. – Как глупо с моей стороны.
Дома Мария, не удержавшись, заглянула в КваКС-обменник – просто посмотреть, что там творится. Операция «Бабочка» ушла с рынка. «Омниаверитас», программа-добытчик знаний, не нашёл в сети сообщений о тайфуне в том регионе: может быть, предсказание не оправдалось, а может, он ещё и произойдёт, но симуляции уже вынесли решение. Странно было думать, что всё кончилось, а буря не разразилась… Но ведь к тому моменту, как случится что-нибудь достойное попадания в службы новостей, текущие метеорологические данные, надо надеяться, не будут иметь ничего общего с тем, что произошло бы под воздействием установок управления погодой. Необходимые для симуляции данные из реального мира – лишь отправная точка, моментальный снимок мировой погоды на момент начала вмешательства.
КваКСы всё ещё шли по цене в полтора раза выше обычной – рядовые пользователи оспаривали их друг у друга, торопясь закончить недоделанное. Мария колебалась. Ей хотелось развеселить себя, но включать сейчас «Автоверсум» было глупо, куда разумнее подождать до утра.
Она подключилась к JSN, натянула перчатки, активировала рабочее пространство. Иконка с изображением человечка, поскользнувшегося на банановой кожуре и замершего в момент падения, означала сохранение её неоконченной работы. Мария ткнула иконку, и перед ней вновь мгновенно возникли чашки Петри. A. lamberti кормились, делились и умирали, словно последних пятнадцати часов не было.
Она могла бы спросить Адена в лицо: «Хочешь поехать в Сеул один? Провести годик без меня? Если дело в этом, почему бы тебе прямо об этом не сказать?» Но ведь он стал бы всё отрицать, правда это или нет. А она не поверила бы ему, лгал бы он или нет. Так зачем задавать вопрос, ответ на который ничего не даст?
Да сейчас уже не казалось важным, Сеул или Сидней, нужна она или нет. Вот место, куда можно войти отовсюду – из любой географической точки, в любом эмоциональном состоянии.
Мария уставилась на рабочее пространство, провела пальцем в перчатке по краю одной из чашек и насмешливо провозгласила:
– Меня зовут Мария, и я страдаю нездоровым пристрастием к «Автоверсуму»!
У неё на глазах культура в чашке, которой она коснулась, из грязно-синей превратилась в сплошь коричневую, а потом сделалась прозрачной, словно программа визуализации уже не отличала мёртвых A. lamberti от случайных групп органических молекул.
Однако по мере растворения бурой массы Мария вдруг заметила кое-что вначале пропущенное.
Крошечная электрически-синяя искорка.
