Пуши возились постоянно, так что выправление ситуации было неудивительным - даже сейчас, уже почти в темноте, кто-то городил противолосёвое заграждение, чтобы весной спокойно сажать в защищённом периметре - иначе сожрут. Макузь это дело знал - в дело шли жерди и вьющиеся шипованные побеги, оплетавшие каркас и создававшие стену, которую было невозможно пробить туловищем; от мелких зверьков, которые могли бы просочиться, применялся репейник и отпугивающие растительные составы. Из-за этого везде, где обитали грызи, можно было услышать подобные заграждения, а уж в цокалище тем более.

В цокалище, кроме того, немудрено было услышать цоканье, за что место так и называлось. Особенно активно уши тряслись возле всё того же учгнезда, хотя звук трясущихся ушей и был приглушённым, потому как белки сидели в строениях вслуху свежачка. Ещё издали, в прогалы между заснеженными ветвями и деревьями, маячили фонари и освещённые окна, казавшиеся яркими - хотя на самом деле, они еле светили. Окна практически никогда никто не занавешивал, так что светились они вовсю, но расслушать что-нибудь через заиндевевшие стёкла всё равно не удастся.

В нулевую очередь Макузь влез по лестнице на крышу дома, по которой часто лазали чистить трубу, и спрятал в снег рыбу, с таким рассчётом, что пух какое животное туда доберётся. Уже изрядно подмёрзнув за день, он с радостью ныкнулся в тёплое помещение, где как раз слышалось наиболее активное за все сутки перецокивание. Предстоит произвести переговоры, подумал белкач и поёжился - этого он не уважал. Тем не менее, пришлось цокать лично на уши каждого присутствовавшего, не нужна ли ему мороженная рыба - хотя бы это возымело действие, так что вскоре Макузь получил взамен орехов - не первого сорта, но куда более годных, чем костлявый водяной организм. Грызя подбивало спросить, что они собрались делать с этой рыбой, но он удержался.

Удержавшись, он снова отправился за водой - потому как сама она не придёт. Летом к учгнезду подтаскивали сразу большую бочку паровиком, но зимой это было бы бесполезно, ибо замёрзнет. По этому поводу тоже была возня, так как хотели вкорячить большие резервуары воды прямо в дом - и для водоснабжения, и главное для увеличения теплоёмкости; но пока не раскачались, потому как на всё и сразу лап даже у паука не хватит. Макузь в очередной раз поржал вместе с прочими водоносами и притащил в пищеблок бадью с ледяной водой, сверху коей плавали кусочки собственно льда. В качестве корма нынче был гороховый суп с копчушками, что вызвало обильное слюноотделение.

- Кстати, откуда визг? - осведомился Хлутыш, имея вслуху те самые копчёности.

- Собака, - пожала плечами Фира, помешивая суп, - Загрызли возле Перекопской.

- Варили-то достаточно долго, или как всегда?...

Вопрос был чисто поржать, потому что одним из преимуществ горохового супа является то, что никак не получится недоварить, иначе горох будет несъедобен. Что касается собак, как ровным счётом и любых других животных, то все более-менее пригодные тушки употреблялись в пищу, чтоб не пропадало - тем более это случалось достаточно редко, потому как никакому грызю в здравом уме не приходила под уши мысль специально убить организм, чтобы его сожрать. Единственно, в силу инстинктивного неприятия грызи не стали бы кормиться туловищем грызя же.

Откормившись, белки отваливались на вечернее обцокивание, потому что особенно больше нечего делать - в темноте много не наковыряешься, освещение от светильников аховое, да и вообще за день набегаешься. Макузь вспушился, вышел на внешнюю лестницу и вспушился ещё несколько раз - не помешает. Вспушившись, грызь отправился в 4ю избу, где обитали Зуртыш и Речка, с которыми он был давнище как знаком, и если уж что цокнуть не по делу - так скорее всего им. Как оно часто и бывало, белки сидели на кухне за столом и перекидывались в карты: старую географическую карту нарезали на одинаковые куски, и теперь собирали, как мозаику.

- У кого залив Морской? - цокнула Речка, быстро переводя глаза с морды на морду, - А, Мак. Кло.

- Кло, - кивнул ушами Макузю Зуртыш, - Залив не у меня, но йа его не отдам.

- Грызани стыд...

Макузь уселся сдесь же, привалившись к стене, со следующего кона тоже стал бросать карты, глушить чай и перецокиваться с грызями. Как его быстро просветили, по Щенкову произошёл общий сбор пушей, который само собой не был в прямом смысле, а происходил постепенно, от грызя к грызю. На листовке, которую показала Речка, сообщались последние данные о насущном песке: корма имелось достаточно при любом раскладе, количество белконаселения составило столько-то пар ушей, и Щенков произвёл свыше израсходованного матценностей на сумму такую-то.

- А чего тебе эта сумма? - хмыкнул Марамак, хлебая чай, - Солить чтоли?

- Сахарить, - точно пояснил Зуртыш, - Дело в том что это самое, то что поверх, это не овощечистки и даже не сапоги, а самое мощное, что бывает - трактора, зимоходы, ну и тому подобное. Не надо объяснять, как это помогает справиться с кислотой.

О справлении с кислотой Макузь знал непонаслышке - в родном околотке забыли про угрозу голода, когда туда поставили паровые трактора; они же пробили противопожарные просеки, спасшие засушливым летом неимоверную прорву леса от превращения в пепелище.

- Йа не про то, - лениво цокнул грызь, - Йа про то, как ты прикинешь, сколько это.

- Если знать, что "ЛеммингЪ" оценивается в семь с половиной тысяч КилоЕдиниц Добра, - ответил Зуртыш, - То вся уцокнутая сумма равна примерно мм... ста восьмидесяти таким изделиям.

- Это прорва, - точно цокнула Речка.

- Да не цокнул бы, - мотнул ухом Макузь, - На всю нашу тайгу это разве прорва.

Прикинув размеры тайги, белки довольно мотнули ушами.

***

Ситрик как раз собиралась поближе к гнезду, когда её догнали двое грызей, белка и белкач; судя по зачернённым кожанкам и знакам отличия, эти пуши были из милиции. Это вызвало у белки удивление, потому как вообще услыхать таковых можно было крайне редко - ну, подумала она, редко не значит никогда. Кроме того, при подробном вслухе выяснялось, что у грызей гривы как-то поркашены в неярко-зелёное, как зачастую делали пропушиловцы ради маскировки.

- Эй грызо! - цокнул белкач, - Это ты Ситрик Треожисхулт?

Серая белочка вспушилась и мотнула хвостом.

- Нну да, йа, - осторожно призналась она, - А что?

- Ничего страшного, - улыбнулась грызунья, - Просто нужно кое-что прочистить. Ты сейчас куда?

- Хотела в столовку зайти, покормиться.

- Это в пушнину, пшли.

Столовка находилась недалеко, на Шимякинской дороге; пищеблок располагался в избе, а столы - под навесами прямо среди заснеженных ёлок и кустов, что вызвало чувство годования: всё равно, поглощая горячий корм, нельзя замёрзнуть даже в самые лютые морозы. Единственно, участок был огорожен баррикадами из колючих кустов, иначе лоси и лошади будут жрать прямо из лап. Пуха нынче было изрядно, потому как заворачивало к вечеру и заканичвались смены в мануфактурах, да и вообще кто возился, подумывал о закруглении.

Помахивая пушным серо-серебристым хвостищем, Ситрик добралась до буфетной раздачи, выудила из карманов медные единицы Добра и взяла деревянную миску густого клубенного супа, какую и обычно - варили тут как следует. Три пары ушей уселись за стол, смахнули с него голубей и приступили.

- Дело в том, Ситрик-пуш, - цокнула Мурка, - Что ты периодически выступаешь с самодеятельностью, как йа понимаю?

- Бывает, - созналась Ситрик, - А что?

- Ну, цокнем прямо, - цокнула прямо миллиоционерка, - Твои частушки для бельчонков в школе - не в пух.

- Аээ... - зашарила глазами серая, - А что именно?

У грызей был далеко не свёрнутый ответ, что именно: они достали листки бумаги, на которых было записано, и зачитали с комментариями. Ситрик не могла особенно сосредоточится на смысле, потому как поджималась от сознания того, что слышимо сделала что-то не в пух. Грызи, естественно, заметили это по прижатым ушам.