- А что-то мне кажется ты задержалась, Хво? - цокнул Бульба.
- Было слегка, - усмехнулась она, - Как йа цокнула, там по околотку вообще пожарное положение было из-за каких-то чумных хорьков, ну вот и. Иду йа значит обратно, слышу след поперёк тропы, слухнула - три хвоста сидят у костра, рядом мешки большие, и всё как-то дёргаются и опасаются. Ну думаю, оторви мне уши рысь...
- Уши тебе могла оторвать не рысь, - заметил Руфыс, - Ну и?
- Ну и, послушала, ношу сныкала и ходом к повороту, где скворки стояли, - Хвойка поёжилась, - Эти не такие уж глухие оказались, давай за мной шуровать.
- Дыых, - передёрнулась Рилла, представив.
- Ну поперёк не цокнешь. Пришлось пальнуть из налапника, причём не перцем, а пулей.
- По лапам? - зажмурилась Рилла.
- Цокнешь тоже, йа тебе что, пропушиловский стрелок, лапы выцеливать? Куда попало туда попало, а попало в балду, - тут никак нельзя было уловить сожаления в цоках грызунихи.
- Непуха ибо! - подтвердил Бульба, - Хво, это в пушнину. Только у тебя вроде один патрон и был?
- Хватило, - хмыкнула она, - Эти подранка бросили и драпать, а на выстрел скворки нагрянули на лыжах, так что скоро животных уже того.
- Ууу, пуховые уши! - потрепал хвойкины уши Руфыс.
Все сошлись во мнении, что это в пух - хотя и в буквальном смысле. Такое - всмысле пожарное положение - случалосиха каждый раз, если происходило что-то противохрурное и не лезущее в ворота. Буквально всё грызонаселение могло забросить все дела и выйти на такую облаву, скрыться от которой не могли никакие чумные хорьки. Вдобавок как правило из Щенкова приходили дополнительные милицейские отряды, натасканные сами и с не менее натасканными прилапнёнными волками для хватания и сороками для выслеживания. Чего пуши не умели - так это терпеть грызаный стыд, и его ликвидация всегда становилась самым важным делом - натурально как при пожаре.
В любом случае, огнестрел сыграл как ему и было положено, а пуши получили дополнительный запас корма и зел-воды, каковую испивали регулярно для поддерживания бодрости тушки. Бодрость же пуха била через край, потому как теперь у них имелись несколько горшков тара, начерпаных с глубины буквально голыми лапами! Ну всмысле, при помощи верёвки, конечно, и с борта "Пика Скупости" - но главное, что они были. После отстаивания и процеживания через плотную тряпку получалась лёгкая фракция, даже горевшая в огне костра с противным запахом и сизым дымом. Даже такие результаты весьма внушали и заставляли вспушаться.
Возни всё-таки оказалосиха предостаточно - Рилла потратила на первый пруд два дня, чтобы промерять его по нескольким линиям, записать результаты и провести зачерпывание из осадочного слоя. Прочие грызи в это время занимались всё тем же, чем и раньше - таскали дрова по тропе от самого Понино, потому как много их явно не будет. После того результаты оказались зафиксированы на двух листках плотной бумаги, плавсредство вытащили на лёд и разобрали на составные части, тобишь бочки да жерди.
Пушесобранию пришлосиха признать за плавсредством звание особо вспушённого, когда оно успешно проплавало и по второму, и по третьему прудам, а Руфыс на этом не остановился и прибил к "борту" табличку с вырезанной надписью "Корабль Щенковского ЦокСовета "Пик Скупости". Особо вспушённый, имени Риллы Клестовой" - всё равно вечерами лапам делать особо нечего, кроме как вырезать табличку.
- Это да, - хихикнула Рилла, перебирая в очередной раз записи под светом лампочки, повешеной на сук, - Йа когда на юга плавала, корыто называлось "Низ Жадности".
- Почему "низ"? - покатился со смеху Руфыс.
- Потому что "верх" взяли как название ещё раньше. Посиди-ка на хвосте, ты ведь слышал про это!
- Может и слышал, но забыл напух.
- Ладно, - цокнула белка и потушила лампу, дабы проявить верх жадности в отношении масла, - Кстати тар люто потребен и для светильного масла, а оно в пух.
- Вроде из него много не получается? - припомнил грызь, - Тоесть совсем пух да нипуха.
- Из него да, но зато из него получается желтин. А он потребен для того чтобы вытапливать масло из древесной стружки, получается вполне годно.
- Да на мой слух, уже годно, - цокнул Руфыс, гладя бельчону по хвостищу.
Из потрескивающего костра искры улетали вместе с невидимым дымом прямо в звёздное небо, раскинувшееся над притихшей заснеженной топью. С прудов подванивало газом и несло сырость, а под лапами имелся первосортный пух.
Пока одни пуши промеряли глубины прудов на месте, другие занимались раздумыванием и изучением общих вопросов, причастных к теме, и в частности этим оказались забиты уши Макузя. Само собой он регулярно таскал воду и дрова, а также ремонтировал паровики и прочую пуханизацию, да и к весеннему севу на огороде тоже готовился, но всё это не только не мешало, а таки помогало процессу. Думать в наглухо закрытом гнезде удавалосиха от силы день, а потом требовалось черпануть ещё Дури из Мира, известное дело. Вслуху этих соображений воду таскали даже пожилые грызи, ходившие в учгнезде в лютых препесторах - таскали за милую пушу, и другим не давали без очереди.
Макузь в основном загрузил голову основным на данный момент вопросом - как выяснить, сколько тара можно выкачать из пруда с такими-то данными? Вопрос был далеко не так прост, как мог показаться, потому что тарный пруд не был корытом с водой. Пруд являлся лишь впадиной в дне болота, где собиралась высокая концентрация тара, растворённого по слою ила, и начиналось газовыделение и частичный выброс на поверхность. По этой причине, когда тар выкачивали из самой ямы, туда немедленно натекало ещё - как вода в колодец. Вот вопрос и состоял в том, какова мощность натекания и в конечном счёте сколько можно вычерпать.
Следует цокнуть, что Макузь хоть и часто разбрыливал мыслями не по пуху, но в целом был больше практик, чем теоретик. Поэтому пытаться чисто по фактическим данным вывести результат он не стал и приступать, а сразу подумал об уже имеющейся тарочерпалке в Керовке и о том, как провести точные замеры процесса. Для этого тоже следовало изучить большое количество сопредельных вопросов, в том числе прочесть монументальный трактат "Вода. Оягребу, или что за напух тридцать три раза."
Однако если с таром грызь всё более-менее разбирался, и чем дальше тем больше, то за чем он никак не мог успеть - так это за скоростью, с какой сновала по цокалищу Ситрик. Макузь только укладывал под ушами, что его согрызунья расскрашивает посуду, а согрызунья уже перебегала от посуды к ещё чему-нибудь, и грызь снова пытался запихнуть это под уши - а запихнуть хотелось, потому что ему было мягко цокнуть не всё равно, чем занимается грызуниха.
- Мне мягко цокнуть не всё равно, чем ты занимаешься, грызуниха, - прямо цокнул он.
- Мне мягко цокнуть это приятно, - муркнула Ситрик, - И мне тоже не всё равно чем ты занимаешься, Маки. И вообще прямо цокнуть без тебя йа могла бы никогда не побывать на болотах, до которых лапой подать! Ныкыш цокал, что...
- Кто цокал?
- Ныкыш, это чейнин дальний родственник, сейчас в красочной лавке трясёт.
- Как ты ухитряешься их всех запоминать? - удивился Макузь, - Йа точно цокну, что за всю жизнь запомнил меньше грызей, чем ты за десять дней.
- Таков уж песок, - пожала плечами белка, - Так вот он цоцо, что тут недалеко есть водопад!
- Водо что?
- Пад. Это когда река льётся вниз с высокого уступа, - Ситрик показала лапами, - Очень хрурное слышище!
- Да, странно, йа думал такое в горах бывает, - цокнул Макузь, - А так слушай, если в пух - пойдём да и того.
- Кло! - довольно всквохтнула белочка и вспушилась.
Давеча пуши немало потрудились на перевозке барахла, потому как уцокнутая красочная лавка, затеяная Ситрик и Чейни, оказалась расположена в непуховом месте - пришлосиха всё перевозить и размещать в другом сарае, а предварительно его, сарай, построить. Тут они впервые поучавствовали в рубке настоящей избы - правда маленькой, три шага на два, но тем не менее. Особенно если учесть, что участие специалиста по этому самому сводилось к указующим цокам раз в несколько дней, грызи вполне могли быть довольны избушкой. Встроенная в сарай, она предназначалась для того чтобы там сидеть зимой и не отморозить хвост - а в самом сарае располагались полки для сотен всяких разных банок и предметов.
