У Шушки заложило уши от собственного писка, когда острые резцы вонзились в лапу. Он укусил её сбоку, как удобнее, и сразу прогрыз до кости, настолько сильно тяпнул. Подвывая от боли и смахивая непроизвольно выступавшие слёзы, Шушен вымазал платок в крови, насколько это получилось, и замахал им над ушами; паровоз шёл прямо на него, так что бельчонок издали не мог сразу увидеть, встал тот или нет - он мотал до тех пор, пока не увидел этого точно, по тому что с локомотива спрыгнули грызи и побежали навстречу. Шушка упал в снег и заскулил, прижимая укушенную лапу.
Крупным грызям по снегу бегалось проще, так что они были на месте быстро; белкач сильно удивился, услыхав рану.
- Что за пухня!? Тебя кто цапнул?! - огляделся паровозчик, взяв в лапу монтировку.
- Там провал! - показал на реку Шушка, - Колею подмыло!
- Чисто цокнуто, - кивнул белкач, - А укусил кто?
- Сам, - шмыгнул носом бельчонок, - Йа красную тряпку утопил, ну и вот...
Он показал измазанный кровью платок. Белкач соображал быстро, как впрочем с ними часто и случается.
- Так, за шею - держись! - грызь присел, обернувшись хвостом к Шушке.
Хотя грызунёнок был уже далеко не белочка-пушинка, паровозчик оттащил его молниеносно и подсадил в кабину локомотива, где его приняла серая белка.
- Что с бельчонком? - осведомилась она.
- Фир, у грызо укушена лапа, надо перевязать, ну и вообще послушать, кло?
- У грызо? - хмыкнула та, намекая что Шушке до грызо ещё дорасти надо.
- У, - твёрдо подтвердил белкач, - Сейчас сбегаю выставлю аварийку, расскажу.
После рассказа Фира полностью согласилась, что у. Гладя Шушку по ушам, белка успокаивала его после сильного шока и цокала, чтобы больше никогда так не делал.
- Главное, что ты очень хорошее грызо, Шушка, - цокнула она, - Мы все тебе очень хруродарны, правда!
Грызунья огляделась, ища чем бы подтвердить это; одними орехами тут не обойдёшься.
- Чего бы ты хотел? - цокнул Гуг, тот белкач что притащил его к паровозу.
Подобное цоканье было весомым, потому что просто так грызи не спрашивали "что бы ты хотел". Шушка зажмурился и мотнул ухом. Фира напоила его настойкой для успокоения и снятия боли в лапе, так что он чувствовал себя крайне сонно - тем не менее, мысль не остановилась полностью.
- Хочу водить зимоходы! - цокнул грызунёнок.
- Вне вопросов, - спокойно ответил белкач, - Чтоб мне не...
- Чтоб нам не, - поправила Фира.
- Да, чтоб нам не грызть, а зимоходы водить ты будешь, если сам не передумаешь.
Шушка сообразил, что это цокнуто более чем серьёзно, и расплылся в улыбке до ушей - впрочем, он всё же скоро заснул в тёплой кабине паровоза, где пахло углём и смазкой. Паровозчики отцепили состав - всё равно нужно было ждать, пока путейцы восстановят переправу - и отвезли Шушку домой на локомотиве, потому как без обузы он легко шёл не только по колее, но и по снежной целине.
После этого происшестия переправу стали именовать не иначе как Шушкиной - в частности для того, чтобы среди грызей сохранилась память о. Неизвестно, стал ли натурально Шушен Треожисхулт зимоходчиком, но то что жил он в пух, а не мимо оного, так это наверняка. Даже через много лет, когда берега Жад-Лапы были соединены мостом и переправ больше не строили, ближайшие холмы погонялись эт-самое, понятно как. Ситрик, как и все узнавшая о событии, была восхищена бельчонком, но не особенно удивлена - она же знала, что белка это самая настоящая, а не одно название. Продолжая тренироваться в изображении предметов, серая белочка не упустила случая и отрисовала Шушку на переправе, махающим красным платком; эта картинка осталась в библиотеке промдвора Треожисхултов, где её собственно можно и услышать собственными ушами.
Первое ведро того же песка - опять ЩенковЪ
Весна в 202м году Посчитанного Времени (ПВ) выдалась поздняя; согласно расположению небесных светил, и в особенности солнца, полагалось уже начаться паводку, а снег только начинал набухать и подтаивать. Обрадовавшись халяве, зимоходчики набросились на работу с новыми силами, а самые разухабистые грызи, как всегда, парковали паровоз в депо уже по колее, залитой водой по колено. Неслушая на поздность, весна всё-таки существовала - это чувствовалось по воздуху даже из закрытого помещения, не то что снаружи. На пригнувшихся от сырого снега ветках начали орать птицы, вызывая ни с чем не сравнимое ощущение проходящих холодов - снег оно конечно в пушнину, но как и всё другое - в своё время.
Лёд на реке стал буквально зелёным, а потом превратился в водяную кашу; вода текла и поверх, и под ним. Под сугробами, которые за зиму выросли в иных местах на два беличьих роста, зажурчали ручьи - причём если сначала они зажурчали, то потом всё просто поплыло. Дороги, не вымощенные камнем или деревом, на время паводка существовать прекратили - а мощёных в Щенкове имелось пух да нипуха, по большому счёту лишь две магистрали, крестообразно проходившие через цокалище. Поскольку это была далеко не аномалия, грызи загодя подготовились к событию: кому что было нужно на ближайшие десятки дней, завезли заранее, прочистили дренажные канавы и убедились, что не подтопит гнёзда. Ну и вспушились, конечно, но это по умолчанию.
В отсутствии путей сообщения была не только, да и не столько задержка для возни, сколько повод раскинуть мыслями. Будучи временно отрезанными от цокалища, грызи полностью возвращались в то время, когда крупные белки отличались от мелких больше всего размерами, а не рассудком - всмысле, возвращались в прекрасную Дичь, а не теряли рассудок. Рассудку такие тренировки как раз очень помогали, потому как если белка не соображала, как трясти просто, то не сообразит и в цокалище, что мимо пуха... Немало грызей как раз использовали паводок, чтобы разбрыльнуть мыслями - особенно из тех, кто в остальное время крутился, как белки в колесе.
Макузь оказалася нагружен и послан. Нагрузили его задачей стократной перегонки дёгтя, а послали в недалёкий околоток, где соорудили испытательную установку. Грызи собирались сделать именно то, что цокнуто - сто раз перегнать дёготь. Исследование было задумано химиками из тех соображений, что ходили слухи о сложном составе дёгтя, в то время как простая перегонка давала не особо сложный набор компонентов. Песок был в том, что исходное вещество перегонялось в не особо больших объёмах, и зафиксировать составляющие, малые по массе и объёму, не представлялось возможным. Для того чтобы абсолютно прочистить вопрос, есть ли там что-либо ещё кроме известного, и предлагалось повторить операцию сто раз со всеми замерами, после чего высчитать средние показатели и опушнеть над ними.
Что касаемо околотка, то опытную установку вкорячили туда из соображений близости к залежам дров. В цокалище постоянно топили печи, и в окрестных лесах не имелось лишнего хвороста и сушняка, зато едва подальше в тайгу - и топлива хоть ушами жуй. Зимой грызи кое-что сделали в плане заготовки топлива, а именно натащили гору берёзовых брёвен, в основном с бурелома - стволы были не дряхлые, и не отпиленные, а тупо отломанные. По снегу притащить много дерева было нетрудно вслуху наличия зимоходов, а летом попробуй-ка.
Макузьевые дружки, Зуртыш с Речкой, не отказались бы ломануться с ним, но на самом деле отказались, потому как на них вывалилась другая возня. Тогда грызь вспушился... кхм... в общем будем считать, что сдесь ничего цокнуто не было. Тогда грызь вспомнил в очередной раз про белушку Марису, с которой познакомился с учгнезде - не то чтобы вспомнил, скорее и не забывал. Бельчона была такая молоденькая, рыженькая и пушистенькая, что хоть ушами мотай, так что Макузь подумал мысль; подумавши мысль, он сделал действие. А именно пошёл найти грызунью и зацокнуть, не составит ли она ему компанию в походе на сотую перегонку дёгтя. Паводок уже вовсю грозил, но ещё не начинался, так что в непромокаемых сапогах из соответствующего клоха вполне можно пройти; вслуху надобности постоянного хождения, сапоги у Макузя имелись. К тому же под боком была Фира с иголками и нитками, так пуха ли.
