- Как это?
- Маяк восстановлен и опять функционирует, поле аномалии стабилизировалось, – Сёма-Сёма, ты абсолютно спокоен и, как всегда, невозмутим. В люк вползают установщики, и Руиджи показывает большим пальцем вверх. Вездеход взревел и начинает движение… поворачиваюсь к Сёме:
- И че теперь?
- Теперь назад на базу и дальше дежурить.
- Часто у вас так?
- Один - три раза за смену, - ну ни хрена ж себе! Три раза? Просто сдохнуть… - Маяки расположены в виде матрицы размерностью одиннадцать на одиннадцать, всего сто двадцать один. Технари и синоптики, сидя в инфо-центре, меняют их силу взаимодействия в зависимости от изменений аномалии. Мы же в свою очередь обеспечиваем исправную работу самих маяков. Плохо бывает, когда обнуляется строка или столбец полностью. Тогда вызывают вторую группу.
- Как это «обнуляется»?
- Выходят из строя все одиннадцать маяков, стоящих на одной линии. Гаджик, да не трясись ты так, привыкнешь.
Привыкнешь… привыкнешь? Ему легко говорить, а у меня вон руки дрожат до сих пор. С трудом помню, как мы добрались до базы, как меня доставали из вездехода и тащили в дежурку. Усадив на диванчик, Жуков впихнул мне в руки стакан:
- Пей.
- Что это?
- Пей, тебе сейчас надо, - выпиваю одним залпом. Черт-черт-черт! Это же спирт! Горло жгло неимоверно, из глаз брызнули слезы, я закашлялся. Тут же мне дали воды, и слегка полегчало, но не на долго. Потому что в меня опять влили стакан этой дряни и…
***
Проснулся я уже явно в своей комнате. Продрав глаза, обнаружил, что прямо передо мной стоит стул, на нем стакан, а рядом таблетка. Антипохмелин? Это кто ж у нас такой заботливый? Выпил в надежде, что полегчает, и пополз в душ. Контрастный душ – вот что спасет мир! Ну, если и не мир, то хотя бы меня одного. Мне никогда еще не было так паршиво. Да я никогда и не напивался. Бывало, посидишь в баре, пару бокалов пива выпьешь и все. Напиваться одному не с руки, а компании у меня не было. Так что просыпаюсь в таком состоянии я впервые.
То ли душ, то ли таблетка, но я почувствовал себя значительно лучше. Кругом никого, спят или шатаются где-нибудь. Нам сегодня в ночную смену. Захожу одеться…ого, уже одиннадцать часов дня. Не хило я поспал! Спецовочные штаны, футболка, свитер, все как велел Жуков. А что это у нас на столе? Поднимаю салфеточку… жареная курочка, моя любимая! А еще салатик, кефир и пирожки. Заботливые вы мои, я вас уже почти обожаю!
***
После такого завтрака в столовую идти нет смысла, и я решил наведаться в спортзал. Где он находится, запомнил, и Сёма сказал, что посещение там свободное в любое время дня и ночи. Пойду наращивать мускулатуру, а то мужики таскают меня, как плюшевого мишку. И только я снял куртку, как сразу понял, что прийти сюда было плохой идеей, очень плохой идеей…
- Оу, и кто тут у нас нарисовался? – Долвак, черт-черт-черт, Долвак! – Маленькая киска решила прийти в гости к настоящим мужчинам?
- Нет, - и тут же попытался проскользнуть в коридор, но рука Долвака преградила мне путь.
- Не так быстро, сладенький, папочка с тобой еще не закончил, - и осмотрел меня с головы до ног и обратно. Какой у него мерзкий, липкий взгляд. – Вернее, я еще даже и не начал. Ну, что начнем?
- В-вы-ы о ч-чем? – и че я заикаться начал? А сам пячусь от него назад.
- Как это о чем, недогадливый ты мой? Сделай папочке хорошо, - при этом подходит все ближе и ближе.
- Н-не п-пон-нимаю… - черт, упираюсь в стену, а Долвак прямо передо мной.
- Не понимаешь? Совсем-совсем? Неужели целочка еще? – придвинулся вплотную, а я смотрю ему куда-то в плечо и глаза боюсь поднять. Да я вообще его боюсь! – Так я тебя распечатаю и сделаю это с огромным удовольствием.
- Пошел на хер! – пытаюсь оттолкнуть, но где там. Он хватает меня за запястья, и я попадаю в железные тиски.
- Ууу, а мы с характером! Я таких люблю, - и наклоняется к моему уху, шепча, - я люблю, когда сопротивляются, кричат и стонут, сначала от боли, а потом от удовольствия. И ты, киска, тоже будешь кричать от удовольствия, будешь извиваться подо мной, как последняя блядь, и умолять выебать тебя пожестче.
- Отпусти, тварь! – я уже весь пунцовый от стыда, но не прекращаю попыток вырваться. А эта тварь только смеется, потом начинает вылизывать мое ухо… черт! Мотаю головой, пытаясь ударить. Хриплый смех – мне ответ. Он резко заводит мои руки вверх, прижал их одной рукой к стене, а другой рукой схватил меня за подбородок, разворачивая лицом к себе. Несколько мгновений смотрит в мои расширенные от ужаса глаза и впивается в губы жестким поцелуем. Я крепко зажмуриваю глаза, стараюсь плотнее сжать губы, но он их и не пытается разжать. Вместо этого мнет мои губы, кусает их, безжалостно терзая. Его рука, отпустив мой подбородок, перемещается к паху. Долвак начинает самым бесстыдным образом гладить и мять мой член через ткань брюк, а затем резко сильно сжимает. От пронзившей меня боли я вскрикиваю, и тут же его язык проникает мне в рот…
- Долвак, а другого места развлечься не нашел? Это же общественная раздевалка…- все еще удерживая мои руки вверху, Долвак медленно от меня отстранился, поворачиваясь к говорившему.
- А что поделать? Эти пидовки вообще обнаглели, прямо вешаются, не обращая внимания на место. Разве могу я устоять? Я же не железный, - и эта скотина глумливо заржала. А я все еще пытаюсь судорожно восстановить дыхание и не могу вымолвить ни слова.
- Пидовка, говоришь? А вот мне кажется, что это новый технарь Жукова? И Жуков тебя вчера предупреждал. Разве нет? – О, Святые угодники! Он меня знает. Дяденька, помоги!
- Тулин, не лезь туда, куда не надо, - Долвак уже рычит?
- Он не прачка и не истопник, а значит, не обязан под тебя ложиться, - не унимался мужик.