- Вставай! — рявкнул Саске.

      От его голоса тело прошибло дрожью. Наруто попытался подняться, но не смог даже опереться на трясущиеся ноги. Под кожей бродило пламя, а все силы уходили на то, чтобы не тянуться к Саске чакрой — за подтверждением. Потому что к чертям подтверждение, все и так ясно. А если притронуться к Учихе силой, если позволить себе хоть мгновение послабления: все полетит к Кураме под хвосты. Наруто слишком хорошо помнил, как его замкнуло тогда, в Пещерах, и не стоило и надеяться, что…

      - Ты не слышал, идиот? — прошипел его голос совсем рядом. Наруто вскинул голову.

      У Саске были дикие, совершенно шальные глаза. И так сильно дрожали руки, что было заметно.

      - Вставай, — все так же злобно повторил Учиха и, стиснув зубы, отошел на полшага. Как по живому оторвали. Наруто передернулся и, вспомнив о железной воле и стальном самоконтроле Хокаге, попытался еще раз. Не смог.

      - Чертов болван! — ругнулся Саске и спустя мгновение Наруто уже висел на его плече вниз головой. Тело тут же тряхнуло, по ногам мгновенно потекло склизкое и липкое, а Наруто не смог удержаться от утробного стона. Сглотнул кровь из прокушенной губы. Там, где его касались руки Учихи, полыхал пожар. — Ты воняешь на весь лес!

      Это было так знакомо и так по-учиховски: скидывать на Наруто все шишки, что Узумаки тут же нашел в себе силы собрать мозги в кучку и огрызнуться:

      - Ну прости, даттебае!

      Если хриплый голос и резанул по ушам, то Наруто предпочел этого не заметить. Как и сорвавшийся с места Учиха, когти которого пропарывали форменный жилет и болезненно-сладко впивались в бока. Спустя мгновение (Учиха всегда был чересчур быстрым) они уже были на месте предыдущей стоянки, в небольшой лесной прогалине, сохранившей едва видимые следы пребывания шиноби. Саске швырнул его на траву и тут же рванул в противоположную сторону, врезался спиной в дерево и, спрятав руки за спиной, вонзил в мягкую кору когти. Наруто перевернулся, вытягиваясь на примятой траве, очень осторожно выдохнул, стараясь не сорваться на стон.

      Снова пахло гарью. От горящих вдалеке полей ветер приносил смог и дым, скрадывал запахи и забивал нос. Не сказать, что это помогало хоть на мгновение. Наруто с трудом сел, сцепил покрепче клацающие зубы и отполз от Саске как можно дальше.

      Учиха следил за ним темным немигающим взглядом. Бугрились под кожей канаты-сухожилия мышц, хищно раздувались тонкие ноздри, а кора под сжимающимися пальцами трещала жалобно и отчетливо. И глаза у него были беспросветно черными и абсолютно непроницаемыми. Дальнейшему передвижению помешала тоненькая березка, ткнувшая в спину шершавым прикосновением. Наруто запрокинул голову, стукаясь затылком, сухо сглотнул.

      Саске прикипел взглядом к его обнаженной шее, почти дернулся, скривился и негромко выдохнул. Отвел глаза. В воздухе разлилось едва слышное утробное ворчание, больше угадываемое — кожей, нервами, телом, — чем слышимое на самом деле.

      Молчание давило не хуже запаха. Наруто боялся до ужаса, причем сам не знал чего, но все равно смотрел в точеное лицо Учихи. Искал: сомнение, одобрение, радость, брезгливость, разочарование — хоть что-нибудь! Но Саске буравил жухлую траву взглядом и не произносил ни слова.

      Он молчал, а под кожей бродили смутные, жаркие тени. Чакра ревела от отчаяния и рвалась из цепей самоконтроля так, что перехватывало дыхание и ломило мышцы от неясной, тягучей боли. Она хотела сплестись, найти знакомое, родное тепло. Она помнила, каково это, и не желала подчиняться ни на мгновение.

      Наруто замер, не смея даже пошевелиться: любое движение обернулось бы постыдным срывом. Он не смог бы удержаться, его вело, и обносило голову вязким дурманом. Саске был горячим и жаждущим, и безумно красивым, но к черту все это — внешность, силу, темперамент, - все!

      Саске был осью его личной вселенной. Столпом мироздания. Сутью.

      И Наруто не знал, когда так стало, но то, что поднималось внутри сейчас, не имело ничего общего с похотью и желанием, которые кружили внутри в Пещерах. Хотелось…

      Хотелось прижаться и обнять, спрятавшись и спрятав от целого мира, и скользить ладонями по спине и бокам, обрисовывая каждую мышцу, хотелось целовать медленно и нежно, хотелось тонуть в ощущениях, хотелось просто быть рядом. И все можно было бы решить, если бы не чертова течка…

      И так страшно, так неимоверно страшно было все испортить. Все то, что было ими создано — равными, братьями, друзьями. Не альфой и омегой, объединять которых может только секс, но никак не та связь, что теплилась между ними. Больше всего на свете Наруто боялся потерять Саске и найти на его месте кого-то незнакомого. Чужого. Только уже не на пять лет, а на всю оставшуюся жизнь.

      А Учиха молчал. Не уходил, не смотрел, задерживал дыхание, стискивал зубы и прятал в тенях от ресниц глаза. Сквозь застилающий сознание жар, тем самым неясным, смутным ощущением, когда боль одного становилась болью другого, — Наруто чувствовал его гнетущую, испепеляющую злость.

      Она на мгновение отрезвила, позволила встряхнуться. Узумаки никогда не умел слишком долго страдать над свалившимися на голову неприятностями, и уж точно всегда предпочитал определенность неизвестности. Поэтому он скривился, моля голос не подвести, и осторожно буркнул сквозь стиснутые зубы:

      - Скажешь что-нибудь?

      Учиха дернулся, ощутимо напрягся.

      - Мне не о чем с тобой говорить, — рыкнул Саске, все так же на него не глядя.

      И вот теперь-то злость окончательно стала общей. То есть, вот так вот, да?! То есть, это Наруто опять один виноват?!

      - Даттебае, ублюдок, какого хрена ты злишься на меня?! — рявкнул Наруто. Колотило все ощутимее, и Наруто не рискнул бы предположить, сколько в той дрожи было от ярости, а сколько от возбуждения. - Я, знаешь ли, не виноват!

      - Не виноват? — Саске тяжело вскинул голову и уставился Наруто прямо в глаза. И вот теперь и впрямь стало страшно. Наруто как-то совершенно неожиданно вспомнил, что это он тут готов раздвинуть ноги и прогнуться, а Учиха вполне так себе может передвигаться.