Что творю, спрашиваешь? Сам ведь такой же, только выдержки побольше. Я ведь вижу это в твоих глазах, и не надо отводить взгляд.

— Думай головой, как ты умеешь. Не нужно больше так делать, потому что…

— Потому что ты не хочешь подпускать меня к себе? — я заговорила прежде, чем поняла это, но промолчать не смогла. — Потому что ты по натуре своей одиночка и никогда не изменишься? Потому что считаешь, что сам все помнишь?

Дима посмотрел на меня. И одного этого взгляда было достаточно, чтобы тысячу раз пожалеть о своих словах, убежать и всю оставшуюся жизнь бояться посмотреть в эти серые глаза.

Но мне, похоже, море было по колено — по крайней мере сейчас.

— Кирилл тогда не шутил, я правда была у него, — я говорила на удивление уверенно, совершенно не страшась ответной реакции. И, не позволяя парню что-то сказать, я тут же продолжила: — Он объяснил мне, что к чему в отношениях Новикова и твоего деда, рассказал, кто же такой Виктор Иванович на самом деле. И наконец-то объяснил, что же связывало наших родителей. Раз уж я все равно в это все вляпалась, то имею право знать, так он сказал.

— А что еще он сказал? Или тебе было достаточно того, что сказал я? — язвительно, зло поинтересовался Дима, глядя на меня в упор. Ждал, что я растеряю эту странную решимость, отведу взгляд, а я нашла в этом силы, продолжила смотреть в эти серые глаза так же уверенно, даже сделала пару шагов вперед.

— Я не специально подслушивала тот ваш разговор, просто пришла раньше и не хотела, чтобы ты меня видел — не тогда, — я сделала еще несколько шагов, так, что нас с Димой теперь разделяло всего полметра, а то и меньше. — Ты спрашиваешь, что он тогда сказал? Что с тобой нужно быть серьезной: ты не заслуживаешь того, чтобы с тобой играли. Что ты просто запутался. И что я — тоже. Только вот я себя уже почти поняла. И даже тебя — совсем немного. Не отталкивай меня, если я тебе не безразлична, или просто скажи, если это все же так. Я выдержу, что бы ты ни сказал, что бы ты ни сделал. Будь честным, пожалуйста.

— Быть честным, говоришь? — Дима резко схватил меня и повалил на кровать, нависая сверху. И зашептал, обжигая горячим дыханием кожу: — Если ты так хочешь. Я с ума схожу, понимаешь, с трудом себя сдерживаю. Потому что с тобой нельзя так, как с другими. Пусть Кирилл и говорил, что тебя так просто не сломаешь — я и сам это теперь понимаю, — но все равно с тобой надо быть другим. А любое неосторожное действие — и я тебя потеряю, что бы ты там не говорила.

— Ты точно в этом уверен? — вот уж не знаю, где я взяла силы улыбнуться, да еще и так... с вызовом. Ведь всего секунду назад не могла даже дышать — сгорала от этого дыхания, от этого находящегося совсем рядом тела. Готова ли я была к чему-то большему? Пожалуй, нет, но почему-то твердо была уверена, что Дима ничего такого себе не позволит. И, в конце-то концов, могу я хоть иногда перестать думать, как примерная ученица?

Парень отпрянул от меня с глухим рычанием: сел на край кровати и стал старательно изучать бежевый ковер.

— Ты сейчас меня соблазняешь или просто издеваешься? — вопросил он, прикрыв лицо руками.

— И не пыталась, — я села, притянув к себе колени и отчего-то улыбаясь.

— А очень похоже, — прошипел Дима в ответ, все еще не поворачиваясь ко мне. Делает вид, что злится, но это точно не так. Обескуражен, только не признается — я уже научилась понимать его хоть немного.

— А, что, часто соблазняли? — непонятно зачем тут же спросила я.

— Было дело.

— И как? Соблазнился?

Ответом была приглушенная ругань в адрес «излишне любопытной нахалки».

— Это ты так завуалировано интересуешься, спал ли я с кем?

— Да нет, — я пожала плечами, — просто интересно вдруг стало. А то, что у тебя была не одна девушка, я прекрасно понимаю — у такого, как ты, просто не может быть иначе…

— У такого, как я? — Дима наконец-то посмотрел на меня с пугающей усмешкой и таким же пугающим взглядом. — У какого же?

— У красивого, — я вдруг растеряла половину уверенности под этим насмешливо-пугающим взглядом. — Привлекательного и…

— И? — откровенная насмешка и вызов.

— И сексуального, чтоб тебя, такого! — я вспыхнула. Не потому, что не употребляла подобного рода слова — употребляла, еще как. Но не с этим невозможным парнем — его присутствие почему-то начинало смущать. — Знаешь же сам, по тебе многие сохнут, только не решаются клеиться из-за пугающей репутации. И, кстати, ты так и не ответил: соблазнился?

— Ага, — беззаботно ответил парень, заваливаясь на кровать. Кажется, он вернулся в свое прежнее, привычное расположение духа — и это не могло не радовать. — Не с первого, правда, раза, но девочка оказалась настойчивой. Иногда просто невозможно устоять.

— Ты пытаешься заставить меня ревновать или просто издеваешься?

— И не пытался.

Это стало последней каплей. Я ухватила подушку и запустила ею в издевающегося наглеца, но только потянулась за ней, чтобы огреть его еще раз, как была беспардоннейшим образом обездвижена. И как только этот гад может удерживать оба мои запястья одной рукой? Да еще и ногами его не запинаешь — потеряю единственную опору и свалюсь прямо на него, а ведь этот паршивец этого и добивается!

— Домогаешься? — и ухмыляется, зараза, зная, что я ничего не могу сделать, только сказать что — да, как на зло, ни один достойный ответ в голову не лезет.

Но отвечать мне не пришлось: телефон, оставленный мной на всякий случай в кармане, заиграл, оповещая о мамином звонке. Не выпуская меня, Дима бесцеремонно вытащил телефон и нажал на «Ответить», тут же ставя на громкую связь.

«Не отпущу, не надейся», — одними губами прошептал он, а я обреченно вздохнула и ответила:

— Да, мам, я слушаю.

«Добрый вечер, Рита».

Это была не мама, совсем не мама. Я замерла, не в силах посмотреть на только усилившего хватку Диму.

«Лена сейчас занята, но просила как можно быстрее позвонить тебе и сказать, чтобы ты завтра по дороге домой обязательно купила желатин, иначе потом она может забыть, — тем временем продолжал ненавистный голос. — И чтобы дома была не позже одиннадцати. Утра, естественно».

— Ты?! — Дима все понял и не смог смолчать.

«Рита, разве ты не у подруги? Твоя мама расстроится, если узнает, что ты ее обманула, — тон не изменился, но я могла поклясться, что мужчина улыбается той своей пугающей улыбкой. — Но я ей не расскажу, если ты все объяснишь своему другу так, чтобы он понял правильно. До встречи».

И отключился. Короткие гудки давили с какой-то особенной угнетающей силой.

— Ну, давай, объясняй, — Дима резко сел, но меня не отпустил. И как-то особенно выделил последнее слово.

И мне ничего не оставалось, кроме как рассказать почти все, умолчав про намеки касательно документов и «пожелание» ничего не рассказывать моим «друзьям». Вот только формулировка «мне не хотелось заставлять тебя лишний раз беспокоиться», кажется, сыграла роковую роль.

Хватка ослабла, Дима встал быстро, бросил короткое «Пойду, покурю» и скрылся в коридоре.

Ну, почему, когда хочешь, как лучше, получается как всегда?!

Так и оставив мобильный на кровати, я на автомате подошла к балконной двери — еще с улицы я заметила, что по всему второму этажу тянется что-то наподобие балкона, только общее для всех комнат. И плевать, что на улице мороз, плевать, что еще толком не выздоровела — мне нужен свежий воздух, холодный, морозный воздух, приносящий ясность в спутанные огромным чувством вины и непонятной обидой мысли.

Вот только отвлечься на свои мысли не удалось: пройдя мимо темных комнат — я всегда бродила, когда была в похожем состоянии, — я вдруг услышала разговор, который, наверно, слышать была не должна. Да еще и видела, вот только те двое, свидетелем разговора которых я невольно стала, меня не замечали.

— Алина, ты опять курила? — Кирилл говорил строго, но как-то обреченно, словно давно смирился, а ругался так, для проформы. — Сколько можно повторять, как это вредно, особенно женскому организму!