Рисунки. И. Павлова

Пережидая однажды пургу в заполярном поселке Караул, в самом устье Енисея, я увидел в магазине необыкновенные хлебы: огромные, румяные, пышные. Хмельной и пряный их запах безраздельно царствовал над всеми остальными запахами. Казалось, хлебному духу в булках тесно — поджаристые корки их приотстали, точно шляпки боровиков.

У магазина то и дело останавливались оленьи и собачьи упряжки. В сакуях и малицах, неуклюже, как пингвины, рыбаки, охотники, оленеводы бросали в нарты мешки, набитые караульскими булками. Отбывая в далекие стойбища, они везли родным и друзьям караульский хлеб в качестве гостинца.

Не удержался я от соблазна — пошел в пекарню. Обычный для севера брусовой дом, утонувший по крышу в снегах. У входа — поленница дров. В сенях — поленница мешков с мукой, тугих, словно надутых. Вся незатейливая меблировка, как я увидел, состояла из деревянной скамьи и стола с выскобленной до желтизны столешницей. Единственной достопримечательностью была огромная, в половину комнаты, печь. В общем, обыкновенная русская печь, с челом, шестком, просторным подом и загнетой. Исключительными были только ее циклопические размеры.

Вот у этой великаньей печки и работали супруги Ишенковы — Александра Ивановна и Василий Васильевич.

Главный пекарь — Александра Ивановна. Женщина, так сказать, классически русская: круглолицая, полная, русоволосая, голубоглазая, чуть медлительная в движениях и с протяжным, истинно славянским говорком. Девичья фамилия у Александры Ивановны — малороссийская: Акуленко. Так вот эти Акуленки испокон веку пекарями были. Не только были, многие есть и по сей день. Пекут хлебы. Правда, отец, Иван Акуленко, уже вышел на пенсию, но брат и две сестры Александры Ивановны работают — кто в Оренбурге, кто на Урале, кто в Сибири. Так что многие люди в России едят хлеб акуленковской выпечки.

Мы с Александрой Ивановной сидели в пекарне на деревянной скамье и беседовали. А за булками, то и дело поглядывая в жерло печи, следил «подмастерье» — Василий Васильевич. Обрывая речь на полуслове, Александра Ивановна временами спрашивала его, не пора ли вынимать хлеб, на что Василий Васильевич неизменно отвечал: «Погоди еще, сам вижу».

— Нигде я специально делу пекаря не училась, — рассказывала Александра Ивановна. Мы жили на Саралинском руднике, на юге Краснодарского края. Когда отец в сорок втором году ушел на фронт, я осталась за него у печи. Мне было тогда восемнадцать лет. Отец, конечно, показывал мне, что к чему, и хлеб у меня сразу стал выходить неплохой. Вот только силенок было маловато, чтобы тесто месить, булки в печку сажать, дрова складывать. Руки болели по ночам.

Есть расхожая поговорка: была бы, мол, коровка, да курочка, состряпает и дурочка. Однако глубина этой мудрости сомнительна. В известной русской сказке находчивый солдат из топора суп сварил. И булки из одной муки не только выглядят, но и пахнут по-разному в каждом доме, селе и городе.

— Главное здесь, — итожит Александра Ивановна, стараясь меня приобщить к тайнам своего мастерства, — строгое соблюдение последовательности и продолжительности всех операций. Каждому делу свое время. У меня, положим, все идет через пять часов: дрожжи поставлю — через пять часов иду опару ставить, опара тоже созревает через пять часов. У других, может, другое время, а у меня вот такое. Бывает, сижу в кино или на концерте, вижу время опары подходит, поднимаюсь и ухожу с половины сеанса или представления.

Но главный ее секрет — умение сделать хорошие дрожжи из обыкновенной мучной заварки. Именно они придают особую пышность, ноздреватость и пружинистость караульскому хлебу.

Не менее ревниво следят Ишенковы и за самим процессом печения. Здесь Александра Ивановна спокойно полагается на Василия Васильевича. Он знает, как печь к приему хлебов приготовить; когда, каких и сколько подбросить дров. При этом берется на учет не только время года, но даже время дня.

Все эти тонкости, незнакомые и, быть может, неинтересные постороннему человеку, Василий Васильевич основательно усвоил за десять лет работы в караульской пекарне под началом своей мастерицы-жены.

А прежде он знал другое дело, был предан ему и думал сохранить верность до конца дней. Василий Ишенков в прошлом — капитан корабля, да не какой-нибудь речной «посудины», а настоящего морского…

Сложная штука — жизнь, и трудно планировать свое будущее. Скажи вы Василию Ишенкову всего десятилетие назад, когда он был опаленным солеными ветрами «морским волком», вольному, как эти ветры, холостяку, что впереди ждет его тихая пристань у теплой караульской печи, он рассмеялся бы. Но случилось именно так. Более того, Василий Васильевич перестал и тосковать по морю.

А виной всему — Александра Ивановна. Встретила, спокойно взяла за руку и свела с капитанского мостика, приручила. Впрочем, я, может быть, преувеличиваю роль Александры Ивановны. Василий ходил в море и после свадьбы. Но однажды, в отпускное время, приехал с женой в Караул, в гости к тестю. Старик Иван Акуленко, тогда караульский пекарь, еле справлялся со своими хлопотными обязанностями. Сугробы по пояс, пурга, в пекарне — холодище. Старик едва успевал вязанки дров подносить. Помощников — ни единого… Но ведь поселок не оставишь без хлеба.

Посмотрел, посмотрел Василий на это невеселое дело да и «списал» тестя на пенсию, а себя — на берег и встал вместе с женой у печи. Сначала — на время, старику в беде помочь. Потом… Мастерство — оно ведь, как колдовство. День поработал, поработал другой, увидел, как все горит в умелых руках Александры Ивановны, и самого потянуло к тайнам нового дела. Стал пекарем.

В этом «чине» я и встретил его. Рослый, с каленым лицом, он стоял у печи в белом берете, в белом халате с закатанными рукавами, приставив к ноге клюку, точно винтовку. Похоже было, что капитан по-прежнему несет свою вахту.

Не раз уже приходилось ему одному управляться в пекарне. Заболела как-то Александра Ивановна, положили ее в районную больницу. И целых два месяца караульские жители покупали хлеб, испеченный капитаном Ишенковым, не подозревая, что он выходит из рук «подмастерья». Может, только сама Александра Ивановна, ревниво пробуя утрами свежий хлеб в больнице, делала про себя некоторые критические замечания. Но в общем и она была довольна работой своего ученика.

Недавно узнал я, будто Ишенковы выехали на «материк» и теперь работают в одном из южных районов Красноярского края. Думаю, что если случится побывать в тех краях, по хлебу узнаю их точное место жительства.

Пятистенный дом с крышей на четыре ската. Сельская столярная мастерская. Много мастеров знала она за годы колхозной жизни. Здесь работали когда-то и Ларион Белых, и Роман Бусоргин, и Афанасий Смертин, славные редким знанием этого ремесла. Нынче тоже трудятся неплохие столяры — Иван Калачев, Михаил Чичурин, Георгий Штумпф. Фургоны и сани, кошевки и телеги, бороны и прицепы, косяки и рамы, кружевные наличники и карнизы для новых домов — все могут сделать таскинские мастера.

Время отразилось и на этом древнем деревенском цехе. Пилы, сверлильные станки, точила вращает электрический ток. Это уже, так сказать, новый тип сельского мастерства, которое сочетает в себе и опыт старины и новейшие технические приемы.

Георгий работал прежде на Волге, в столярном цехе большого предприятия. Он столяр седьмого разряда.

— Что ты можешь сделать, Георгий? — спросил я его как-то.

— А все, что нарисуешь, — ответил он. — Нарисуй черта, я и черта сделаю.