Это жгучее, почти мучительное наслаждение, которое окутывает все мое тело. По-моему, я не делал ничего приятнее этого. Медленный поцелуй лишает воздуха, от чего Том на мгновение отстраняется, заглядывает в мои глаза и вновь припадает к губам. Что ж, я могу только тихо постанывать прямо в его рот, вырывая ответные вздохи услады.

- Каулитц...- глаза в глаза,- ты такой проблематичный.- Говорит улыбаясь,- Только ты смог развести меня на подобное...

- Я?- Возмущаюсь, толкая одноклассника в плечо,- по-моему, это ты настолько озабоченный, что поднял тему секса.

- Я поднял тему, а вот ты поднял... знаешь что?- Он хитро изгибает бровь.

- Что же?- Склоняю голову. Том облизывает губы и прислоняется ими к моему уху:

- Пластилинового друга...- и отстраняется, довольно смотрит на меня.

- Че? Что это такое?

- Мой член!- Говорит и срывается на смех.- Ой, Каулитц... только не проси объяснять, умру от смеха.

- Ну, объясни!- Смеюсь и обнимаю парня за шею,- Ну, Том, что ты ржешь?

- Это наша с Георгом фишка. Вот отгадай загадку: твердый или мягкий, а в руках помять приятно. М?

- Пластилин... я так полагаю.- если честно, тупая шутка.

- Вот именно, а когда Георгу задали этот вопрос, он ответил: «Так мой член!»

Я чуть посмеиваюсь:

- Георг тот еще весельчак, да?

- Да...- он вздыхает и как-то резко перестает смеяться,- и я скучаю по нему.- Утыкается лбом в мое плечо.

- Скоро мы выберемся отсюда, и все встанет на свои места...- теперь вздыхаю я. Вдруг ловлю себя на мысли, что не хочу покидать снежного плена. Он, вроде как, прячет нас ото всех, защищает... Именно снежный плен подарил мне хоть и недолгое, но счастье.

Tom ©

Разве уже может быть что-то так, как раньше? После этого дурацкого снежного плена?

Если меня кто-то спросит, я никогда не признаюсь в том, что уже не хочу как раньше. Это уже стало нормой, что подобные мысли влетают в мою голову за считанные секунды, превращая и без того кисельный мозг в болото. Рядом с Биллом я начал многое понимать... например, я сильно удивился, когда меня посетила простая, но невероятно важная мысль: я не знаю за что, я ненавижу Билла. И для меня это было потрясением. Шоком. Это всегда сложно... сложно видеть как твои, уже устоявшиеся представления, рушатся у тебя на глазах. И это полбеды. Оказывается, что все это время ТЫ был не прав. Если не во всем, то во многом. И тогда наступает такой момент, когда жутко хочется оправдать свои поступки. Как бы сказать самому себе: «Эй! Ты нормальный, и ты все сделал верно!» Только маленький молоточек в голове неустанно трезвонит: «Ты полная мразь, Томас Трюмпер! Не оправдывайся». И это трудно принять. И я злился на Билла еще больше, ведь тот, по сути, был прав во всем. А те самые мысли, разрушительные для моего сознания, они все чаще начинали посещать мой мозг. Я ведь и не заметил, как начал переживать за одноклассника, как начал сам к нему тянуться, будто чувствуя, что он не оттолкнет. И не оттолкнет не потому, что я сильней, а потому, что ему так хорошо. Хорошо как и мне. Мысли – тупые гвозди, что влетали в мой череп, вроде бы быстро, но причиняя нереальный дискомфорт. Чувство несправедливости за Каулитца. Разве я хоть раз в жизни задумывался о том, какой он на самом деле? Что чувствует? Чем живет? Ни разу. Больше десятка лет мы варились в одной кастрюле, именуемой школьным коллективом, а я ни разу даже не поблагодарил его хоть за что-то. Я мог только делать больно. И хоть по началу я утешал себя мыслью, что мы с друзьями не делали ему ничего смертельно плохого, но... сейчас-то я понимаю, что я всего лишь пытался оправдать себя. На самом деле мы делали Биллу больно. И я видел эту боль в его глазах. Он словно забитая собака. Но мне было весело, смешно... да, согласитесь, запрятать сумку парня в женском туалете это нереально смешно? Или измазать стул красной краской?

Черт, как же мне стыдно.

Сейчас, когда он так близко, когда он доверился мне, я больше всего боюсь предать его доверие. И откуда у меня этот страх? Когда он появился? И почему я так много думаю? Раньше в моей голове были лишь две темы для размышлений: бабы и секс с бабами. А с Биллом не так. Я пытаюсь понять его слова, его поступки становятся интересными мне, я сам раскрываюсь перед ним. Даже Георгу я не мог доверить то, что доверил ему... Да, вот бы удивился парень, когда узнал бы, что его друг детства, звезда школы, у которого с бабами никогда не было проблем... не против заняться сексом с парнем. Георг мне точно череп проломит. И я физически смогу ощутить, что значит, когда в черепную коробку гвозди забивают. Это не укладывается в голове... и, честно, я растерян. Я не могу точно сказать, когда это все началось... ну, желание мужчин. Я гнал от себя эти мысли. Забывался с девушками, но сейчас... сейчас рядом Билл...

Красивый, нежный, наверно уже давно родной. Он тянется ко мне. Доверяет. Он рядом. Хотя я и причинил ему столько боли...

И сейчас, когда мы покидаем наше убежище, я оглядываюсь на опустевшую пещерку...

...это место изменило меня так сильно, что наверно, взгляни я сейчас на себя в зеркало... я не узнаю себя...

Дорога предстояла не близкая. Но теперь я уверен, что мы спасемся. Нужно только добраться до домика и переждать там приближающиеся снежные ураганы. Ах, ну да... еще мы обязательно займемся там сексом. Боже, как это глупо звучит!!! Займемся сексом... наверно у меня краснеют щеки сейчас. И далеко не от мороза. Ну, а что такого? Двадцать первый век на дворе... а Билл не против. Об этом никто не узнает и нас никто не застукает. Будем считать это нашим экспериментом. Ну, а что? Через полгода мы окончим школу и разъедемся по городам и университетам... и... кольнуло сердце... я больше не увижу Билла?

Bill ©

А Трюмпер очень красив, когда не строит из себя не пойми что. Особенно когда он о чем-то думает или, когда смущается. Если он погружен в свои мысли, то у него на лбу, ближе к переносице, появляется смешная складочка. И это приводит меня в невероятный восторг. А если Трюмпер смущается, то сразу можно увидеть, как его щечки выделяются на фоне скул красным оттенком. Назовите меня больным, но мне это дико нравится. Я готов вечно смотреть на задумчивого и смущенного Тома.