- Может попробовать потушить все факелы в том месте? – спросил я.

- Если бы я владел магией огня…

- Нет, я о том, чтобы сделать это физически.

- Все разом? – удивился Зуо, - Просто так это не получиться сделать, а строение зала такое, что любой источник света будет отражаться в зеркальной поверхности стен…

- То есть все равно будет светло, - сделал вывод я, - Проно, а ты чем здесь питаешься?

- Наги живут отшельниками, и нас очень мало осталось, женщин-нагов не существует, из-за этого любой наг на счету. Пусть я даже уже и не их сородич, но они все равно не бросят меня в одиночестве. Наг нага не убьет, - отозвался парень.

- И свободы не дают, и умереть тоже. Невесело.

- Только теперь, после того, как я вам помог, могут и вовсе отказаться от меня.

И что нам теперь делать? Такая щекотливая ситуация.

- Но ведь наги должны спать…

- Караул всегда на службе.

- Идея! – воскликнул Зуо, прежде молчаливо выслушавший наш с Проно разговор, - А давайте мы с Луки вернемся, скажем, что устали и решили вернуться. При этой женщине они вряд ли кинутся нас убивать…

- Идея неплоха. Но как только Маша ляжет спать – нас убьют.

- Но тогда лягут спать и большинство нагов, останутся только охранники, а их обычно много не бывает, - ухмыльнулся Зуо, намекая мне на то, что с их плеч головы полетят куда быстрее, чем наши.

- Я бы не хотел смерти своих собратьев, - отозвался Проно. - Но понимаю, что просить их не трогать смысла нет. Могу только предложить особый порошок, который бы их усыпил. Но хватит его максимум на троих.

- А почему ты не пользовался этим прежде? - удивился я.

- Так ведь охрана получает защиту от такого воздействия. Только обычные наги подвержены такой магии.

На том мы и решили. Я с Зуо попрощался с нагом, и он помог нам быстро вернуться на главную ветку внутри пещер, ведущую к залу. Наги встретили нас безрадостно, а вот Маша просто светилась счастьем, о чем-то лопоча сразу с четырьмя парнями. Они её не понимали, но кивали на каждое слово милочки, и улыбались.

Мы старались отвечать куцо на все вопросы этих созданий о том, что и как, почему вернулись. Я так и видел на их лицах заставший вопрос: «на них не подействовал амулет?», но старался на этом не концентрировать свое внимание, при этом нервничал безумно.

Зуо пытался меня всячески успокоить: касался головой моих плеч, не переставал держать руку, иногда ее целовал, ластился. А ведь ему было куда тяжелее, чем мне, все же он – вампир, и в его сторону бросали ненавидящие взгляды куда чаще.

Так как вернулись мы под вечер, вскоре все стали расходиться, покидать зал, и нам с Зуо предложили сделать то же самое, но мы отказались. Маша посмотрела на нас сверху вниз, и ушла в неизвестность, уводимая одним из нагов.

Хотелось бы мне сказать от всей души, что я о ней думаю, но я сдержусь и пожелаю ей счастья. Пусть ей будет хорошо, а мне ещё лучше!

Дело прошло без сучка без задоринки. Мы начали действовать, когда более или менее зал опустел, и остался лишь караул возле главного выхода (где нашего сигнала ждал Проно), да парочка больно заинтересованных нагов.

В этот момент мне пришлось успокоиться, собраться с духом и сделать нечто совершенно нереальное: занять охранников, чтобы Зуо усыпил тех, кто остался в этом помещении. Я, как можно более непринужденно, подошел к тем двоим, что стояли около входа, да еще и нацепили на себя совершенно странные одежды (разрозненные части лат). Моя попытка была относительно провальной. Почему относительно? Потому что вроде охрану нормально не отвлек, но Зуо успел каким-то непостижимым образом все сделать нужное. Теперь дело оставалось за малым, но не менее важным – сделать так, чтобы караул, не привлекая внимания, осел на пол. Не обязательно убивать их было, но Зуо решительно отказался от идеи быть более добрым к ним, заявив мне, что иначе они явно сообщат всем, что мы сбежали раньше времени.

Радости от этой идеи у меня не было никакой, но и подвергать нас лишней опасности не было возможности.

Пришлось подождать десять минут, пока те наги, что просто сидели в зале, общались, не уснули. После этого, я напряженно закрыл глаза, надеясь не увидеть ужас в глазах тех, кого убьёт Зуо. Малыш был беспощаден, так что когда я открыл глаза, увидел, как из горла двоих нагов льется бурая жидкость, они уже не старались остановить кровотечение, но руки их лежали у шеи. На лица я старался не смотреть, чтобы не оставить внутри себя образ этих мертвых созданий, но меня затошнило, пусть я и сдержался.

Проно участливо окинул масштабы смертей на квадратный метр и тяжело вздохнул. Зуо вытер свои руки (а скорее ногти) о какую-то ткань и мы все, втроём, вышли к воде.

Оказалось, что так выбираться тяжелее, все же мы плыли не вниз, а наверх, при этом сердце стучало безумно, и я плохо задержал дыхание, так что вытащил меня еле живого на берег уже Проно. Я закашлял, выплевывая попавшую в горло воду, но почему-то понял, что совершенно не испугался в тот момент, когда стал идти на дно, когда уже мозг принял за факт мою скорейшую смерть. Если бы не наг, я бы просто пошел умер, даже не позвав Зуо на помощь.

Об этом стоит подумать на досуге…

*от автора*

надеюсь, не высосано из пальца выглядит.

55. Пора в путь-дорогу!

Неужели я хочу умереть? Или же просто принял это как должное, повстречав так много плохого на своем пути?

Можно ли сказать точно, когда происходит окончательный надлом человека?

На мой взгляд, это происходит медленно, втравливается в душу, разъедает ее, живет в крови, течет по венам, разнося заразу дальше, вглубь сознания, туда, откуда ей ни за что не уйти. И ты сидишь на задворках своего сердца, оставленный в одиночестве, смотришь туда, вдаль, где нет света, и творит лишь тень. Бал ночи, бал не сознания, а единения с собой и своим собственным я, безумным настолько, что ты готов кинуться в любую сторону, умереть, раствориться в окружении, лишь бы более не чувствовать этой связи тебя и ничтожного «я». Бояться того момента, когда оно выйдет из контроля, и ты перестанешь ощущать, эмоции покинут, оставят тебя одного, как будто их и не было. Даже воспоминаний не будет – лишь пустота ночи и это странное щемящее чувство внутри, что никого нет рядом, что ты и есть то «ничтожество», не имеющее право на существование, на мысли, на чувства.