— Подождите до проверки, — пытаюсь я отодвинуть приговор. — Дайте ей шанс…

Всеобщие проверки для собак проводятся обычно раз в год. Через несколько дней предстояло продемонстрировать качество подготовки людей и выучки их собак. Возможно, положение еще изменится, и мы выиграем!

— Переговорю с командиром, однако не обещаю. Если даже и сдаст она испытания, это не меняет положения вещей.

С каждым прошедшим после этого днем моя нервозность возрастала. Время я поделил на дежурства и учебу. Как только выпадала свободная минутка, мы шли с Фулой тренироваться. Я не позволил себе даже случайно упустить что-либо в тренировках. Мы отшлифовывали взятие следа и задержание, конвоирование и четкость действий. Она пристально смотрела на меня своими умными глазами, словно спрашивая о чем-то.

— Ведь все это ради тебя, Фула. Ради нас обоих, — говорил я.

Теорию отработал более трех раз и мог бы кое в чем поспорить с кинологом.

Я ложусь спать позже всех и никак не могу выспаться. Приподнялся на локтях — комната напоминала гостиницу после окончания туристского сезона. Только моя постель была занята, ребята были уже на службе. Ротная проверка состоится завтра. В дверь заглянул Ирка Возаб. Он пробыл на дежурстве двенадцать часов, и у него были круги под глазами. Прикрывая ладонью рот, я захныкал:

— Не можешь дать мне поваляться?

— Я хотел тебя еще в семь часов разбудить… Так завтра идешь туда? — спрашивает он, провожая меня в умывальную комнату.

— Завтра…

— Я поспорил, что Фула выиграет, — сообщил Ирка.

Мы с овчаркой стали предметом внимания общественности. Интересно, кто организовал все это.

— Выигрыш у тебя в кармане, — убеждаю я Ирку да и себя самого.

Фула подтвердила на тренировках свои лучшие качества, однако никто не знает, что может случиться.

Струя холодной воды из душа обожгла тело. Я охнул и выскочил из кабины. Перепутал краники. Исправляю ошибку, пускаю теплую воду. Ирка мне советует, что делать. Я шучу с ним. Втискивается толстяк Берта.

— Говорят, будто твоя собака Мария стала такая толстая, что тебе нужно подталкивать ее на барьеры? — обратился к нему Ирка.

Берта никак не может понять, что, увеличивая порции для собаки, он тем самым убивает ее. Ирку Возаба сменил теперь уже бывший повар Водичка, пришел ко мне в комнату проститься: как-никак от учебки до сегодняшнего дня служили вместе. Глаза его светятся радостью. Он заявляет:

— Надеюсь, в Праге увидимся, если ты оттуда…

— И все-таки ты идешь на оперативную службу или обычным постовым? — любопытствую я.

— Какая разница? — ответил Водичка, шутливо опрокинув меня на койку. Еще неделю назад он бы себе не позволил этого.

Он протянул мне руку, и я пожал ее. Мы обменялись адресами, хотя оба знали, что никогда друг другу не напишем. Я пошарил рукой в тумбочке и достал оттуда свое изделие — карту. Он посмотрел на дату — она как-то не соответствовала дню его отъезда.

— Ты ничего не перепутал? Ведь я закончил службу сегодня…

— А кто сказал, что эта дата относится к тебе? Это ведь для того, чтоб ты не забыл о генеральной проверке Фулы. Помни и перекрести пальцы в кармане, болея за нас.

— Обязательно, Вилда! Скажи и ей это.

Мой сувенир с картой ЧССР действительно оказался удачным. Я заметил, что он доставил Водичке радость. Эго приятно. Водичка бережно завернул сувенир в носовой платок и уложил в вещевую сумку. В дверях он обернулся и поднятыми вверх двумя пальцами показал знак победы. Его пожелание как раз кстати.

Пепино мне на сегодняшний день спланировал вместо дежурства еще одну тренировку. Я признателен ему за это хотя бы потому, что могу еще раз повторить то, что мы с Фулой все время отрабатывали. Я затянул пояс и направился в сушилку. Там Берджих, сняв носки с трубы центрального отопления, пытался натянуть их. После третьей стирки шерсть настолько села, что надеть носки никак не удавалось. Берджих потянул зеленые края носков, раздался треск… Носки пришлось выбросить в урну.

— Ты это сделал умышленно, чтоб меня рассмешить, — сказал я.

— Значит, так обстоит дело, — философствовал он, — ткань садится, а служба тянется!

Намекал он, вероятно, на то, что недавно получил пять нарядов, которые, разумеется, ему придется отработать. Однажды он носился с автоматом по роте, не ведая, что тот заряжен и поставлен на боевой взвод. Несчастный случай предотвратил капитан Мраз, который сразу же обратил на это внимание.

Я натянул канадки, зашнуровал их. Глянул в окно — какая погода? Мог пойти дождь, и на всякий случай я взял плащ-палатку. Сложил ее в чехол и повесил сзади на пояс.

Перед казармой толпились ребята. Прощались с Иркой Водичкой. Цирилфалди должен был доставить его на вокзал в Рыбник. Мы махали вслед, пока газик не исчез за поворотом.

Я прошелся по двору, направился к загону. В кармане было лакомство для овчарки — «последний привет» от Водички. Итак, нас становится меньше. Мы — последний призыв проводников служебных собак, которые служат двадцать шесть месяцев. Следующий за нами призыв будет служить на шестьдесят дней меньше. Начинаем уже считать дни, хотя к Шумаве прикипели сердцем. Лечу к вольерам. Лезу за Фулой в ее конуру, держу ее за уши и шепчу:

— Все прекрасно, золотая девочка! Мы просто со всем справимся!

Она не знает, что сделать от радости: выбегает из будки и вновь вбегает, бьет хвостом о стенки, лижет мне лицо горячим языком и скулит.

— Завтра нас ждет работа, красавица моя, — переворачиваю ее на спину. Она блаженно вытянулась и прикрыла глаза, позволяя чесать себе брюхо. Я шлепнул ее. — Вставай, бесстыдница! Работать…

Я подмел вольер, налил собаке свежей воды. Через крышу конуры набросал нарезанного камыша — ночи становятся прохладнее. Затем взял Фулу за поводок и направился на учебное поле. Оно было свободно. Я был рад этому, так как если б кто-нибудь наблюдал за мной, это мешало бы работе. Перед барьером отстегнул крючок от ошейника. Поводок сложил втрое на ладони. Фула легко преодолела препятствие, как полагается, сделала круг и села у моей ноги. Она знала, что я сейчас надену на нее намордник, и минутку поломалась, затем позволила натянуть его.

— Умница! — похвалил я.

Полосу препятствий она прошла четко — перепрыгнула заборчики, яму с водой и тем же путем возвратилась обратно. И так несколько раз.

— Умница, Фула, умница. — Я похлопал ее по спине и поощрил карамелькой.

Полакомившись, она пошла на лестницу. Лезла по ступенькам, как акробат, затем пробежала по бревну и… спрыгнула!

— Фула! — пригрозил я ей поводком, который был у меня в руке.

Она должна была спуститься по ступенькам, а не спрыгивать.

— Повторить!

Овчарка послушалась. На всякий случай мы повторили этот элемент еще раз. Потом она ходила у ноги, делала повороты в движении и на месте. Больше всего меня беспокоило взятие собакой следа и задержание. Это самое важное упражнение. Каждому проводнику знакома ситуация, когда собака не может взять след с наветренной стороны. Чувствуешь себя беспомощным и начинаешь просить собаку, даже взывать к несуществующему господу богу. Экзаменаторы простят,_ если собака сядет лишь по повторному приказу, а каково, если она не возьмет след? Это позор! К действительности меня вернул рокот мотора, Цирил возвращался с вокзала и затормозил возле нас.

— Как дела, дружище? — крикнул он, высунувшись из машины.

— Скорее бы все кончилось…

— Завтра ты уже будешь посмеиваться над этим. — Он переживал за нас, как и все ребята нашей роты.

— Цирил! Заглуши-ка на минутку двигатель.

— В чем дело?

— Понимаешь, надо бы попробовать задержание… Учебный рукав здесь, со мной.

— Я по этому делу не мастер, — возразил водитель, — не сердись, Вилда, но я больше соображаю по части двигателей.

Он нагнулся над баранкой, словно Фула собиралась наброситься на него, включил скорость и поехал к казарме. Он испытывал перед собакой страх, как и большинство ребят, хотя и старался скрыть это. Я тоже поначалу боялся собаки. Совершенно непроизвольно коснулся пальцами голени — даже через сукно можно было нащупать тянущиеся от щиколотки до колена шрамы. Я давно уже за это простил Фулу. Такие отметины она оставила мне, когда я ее только принял.