— Что за глупый вопрос! Разумеется!
— Перечислите.
— Кхм… Мое командировочное удостоверение из лондонской канцелярии. Рекомендательное письмо. Формуляр о переводе в Новый Бангор. Все, что мне выдали в Лондоне при назначении на новое место службы.
— Вы уверены? — с непонятной мягкостью спросил Брейтман.
— Еще бы! Верните мои документы!
Брейтман молча подал Герти хрустящий конверт.
— Прошу.
Герти принялся вытаскивать из него бумажные листы. Пальцы с трудом его слушались, бумага под ними едва не рвалась. Наконец ему удалось вытащить содержимое и торопливо расправить на столе. Даже не разворачивая, он знал каждую бумагу из этого конверта наизусть, вплоть до последних печатей и виз. Поэтому заранее предвкушал, как опустеет самоуверенное лицо Брейтмана, когда он сунет документы тому под нос.
Но еще прежде, чем он успел развернуть листы, в сердце кольнуло тупой и теплой иглой. Как если бы он заранее ощутил какой-то подвох.
Он расправил листы и торжествующе улыбнулся Брейтману. А потом почувствовал, как улыбка эта начинает поскрипывать. Точно ее нанесли на краску, но краска эта от постоянной жары облупилась и теперь крохотными невесомыми кусочками осыпалась, напоминая своими чешуйками мертвых мотыльков.
Листы бумаги, лежащие на столе, были пусты. Единственным их украшением было несколько маленьких чернильных пятен.
Герти обратил мутнеющий взгляд на Брейтмана. Удушье подкатило к горлу и мгновенно пережало его, так, что кухня сразу потемнела. Что-то мягко взяло его за плечо и удержало на ногах, не позволив сползти на пол.
Но усмешку Брейтмана он все-таки заметить успел.
— Добро пожаловать в Новый Бангор, — усмехнулся тот, — На остров, которого не существует в природе.
???
Герти терпеть не мог жасминовый чай, но иного на кухне Питерсона не нашлось. Герти пил его маленькими глотками, почти не ощущая вкуса и не обращая внимания на обожженный язык, лишь бы занять руки. Но это не особо помогало. Точнее, не помогало вовсе.
— Нервы у вас слабоваты, — ворчал Брейтман, возившийся с чайником, — А еще считается, будто в ваше время нервная система была куда крепче, чем у нас, ваших потомков… Может, все-таки бисквита? Вам не помешало бы укрепить силы.
— Не стоит, — вымученно улыбнулся Герти. Он не в силах уже был пить чай, но чашка будто приросла к пальцам. А может, только она и позволяла им не дрожать самым постыдным образом.
— Ну как хотите. А я, если вы не против, возьму еще. Отличные бисквиты. Только не рассказывайте Питерсону, сколько я съел. Бедняге наверняка придется мучиться несварением желудка, не хочу, чтоб он винил меня…
Брейтман спокойно отломил себе еще кусок бисквита и принялся есть с выражением подлинного удовольствия на лице, иногда даже прикрывая глаза. Про Герти, казалось, он совершенно забыл. А может, это была изощренная пытка, своего рода месть за те неприятные мгновения, когда Герти угрожал ему револьвером.
Как бы то ни было, Герти пришлось нарушить молчание первым.
— Что, черт подери, вы имели в виду, когда сказали, что острова не существует?
Брейтман бросил на него удивленный взгляд, искусно делая вид, что эта мысль совершенно вылетела у него из головы.
— Как ни странно, именно это я и имел в виду. То место, которое вам известно как Новый Бангор, не существует в реальности.
— Ерунда, — вырвалось у Герти невольно.
Брейтман фыркнул в чашку.
— Ну, вам виднее, полковник…
— Не называйте меня полковником!
— Как вам будет угодно, мистер Уинтерблоссом.
— Я нахожусь на этом острове без малого сто дней!
— И, разумеется, за весь период времени ни разу не заметили ничего необычного.
Герти прикусил язык. Заметил. Еще с первого дня. И замечал регулярно, так часто, что в какой-то момент попросту бросил обращать на это внимание. Какой-то защитный психологический механизм, должно быть, своего рода предохранительный клапан… Ревущие подземные поезда, охваченные демонической яростью. Удивительно совершенные автоматоны. Пугающие и чарующие одновременно рыбьи грезы. Безумный профессор, отдавший душу Сатане и заключивший его в счислительную машину.
И Канцелярия.
Канцелярия была замком, венчающим утес, вишней на верхушке дьявольского торта. Управляемая сонмом деловитых и острозубых крыс, она проросла своими корнями во все, что ее окружало, сделавшись душой этого безумного города, но душой пугающей и темной, вобравшей в себя что-то, разлитое вокруг острова, что-то, чего Герти отчаянно пытался не замечать с того самого дня, как неповоротливая «Мемфида» зашла в порт.
— Ладно, допустим, с этим островом не все гладко, — признал он сквозь зубы, — Теперь моя память и верно немного прояснилась. Я никогда не видел этого острова на картах и не представляю себе его координат, знаю лишь, что он расположен в южной части Полинезии. Я не разу не видел заметок о нем или статей. Ни один мой знакомый не бывал здесь и не упоминал остров в разговоре. Это странно, но, в сущности, объяснимо. По какой-то причине на остров наброшен покров тайны, который я каким-то образом поколебал. Вероятно, что-то политическое… Так что в некотором смысле, если взять некоторую обособленную информационную реальность, Нового Бангора в ней действительно нет…
Брейтман покачал головой.
— Вы не поняли. Точнее, поняли, но ваша психика инстинктивно пытается удержать свои рубежи. Естественный процесс, и вполне объяснимый. Нет, мистер Уинтерблоссом, Новый Бангор не просто отсутствует на картах. Он отсутствует в объективной реальности. Его нет. И никогда не было. Новый Бангор — фикция, миф. Игра воображения. Фата-Моргана. Туман над морем.
Герти рассмеялся, и смех вышел лающим, нервным. Чай совершенно не мог смочить высохшее горло.
— Что случится, если я выроню эту чашку?
— Полагаю, вы доставите нашему хозяину, мистеру Питерсону, еще больше неудобств. Ему придется собирать осколки.
— Значит, она реальна?
— Она всего лишь порождение острова, как и все прочее здесь.
— Я держу ее в руках. А ведь я вполне реален.
Произнося это, Герти ощутил какой-то неприятный холодок в горле, как от случайно проглоченной мятной лепешки.
Уверен ли он в том, что в самом деле реален? Что, если остров не только дал ему многое, но и забрал кое-что, заставив породниться с собой, сделав плотью от своей плоти?.. Может, он, Гилберт Уинтерблоссом, сам не заметил, как стал призраком, законным обитателем этого странного, безумного и не имеющего права на существование, мира? Стоит взойти солнцу, и морок под названием Новый Бангор попросту растворится в плеске океанских волн. Пропадут медные купола Коппертауна и величественные громады Майринка, пропадут шумные трущобы Скрэпси и мрачная обитель канцелярских крыс, торчащая из города зловещей иглой. А вместе со всем этим в зыбком тумане растворится и Гилберт Натаниэль Уинтерблоссом, деловод двадцати двух лет.
В комнате сделалось необычайно душно, а может, ему так лишь показалось. Словно прочитав его мысли, Брейтман открыл окно, но легче от этого не сделалось. Наоборот, воздух с улицы казался еще более густым и плотным.
— Отчаянно парит, — пробормотал Брейтман, щурясь, — Не иначе, к вечеру будет гроза. Она здесь такая… Долго собирается, но когда ударит, кажется, что небо вот-вот лопнет подобно суповой тарелке, по которой угодили молотком…
— К черту вашу погоду! — не сдержался Герти, — Объясните, что здесь происходит! Я ведь реален? Но если так, как я могу находиться на острове, которого не существует?
Брейтман задумчиво поковырял ногтем лацкан пиджака.
— Сейчас идет девяносто шестой год, — пробормотал он, — А значит, Шрёдингеру только исполнилось восемь. И лишь через сорок лет он напишет свою знаменитую работу о квантовой запутанности. Значит, вы никак не могли с нею ознакомиться. Досадно.
— Я не физик, — раздраженно сказал Герти.
— Представьте себе кота, запертого в стальном ящике. Вместе с ним находится хитрое устройство, своего рода реле, которое, с точки зрения теории, может с равной вероятностью сработать в любой момент и разбить ампулу с синильной кислотой. Если это случится, кот неизбежно умрет. Но в момент неизвестности, для стороннего наблюдателя, будет совершенно неизвестно, жив кот или нет. Вот вам пример квантовой запутанности. В некотором смысле, кот с равной вероятностью может быть и жив и мертв, а значит, в каком-то роде он одновременно двуедин в различных состояниях. Он мертв и в то же время жив. Я доступно излагаю?
