Мистер Беллигейл устало закатил глаза.

— Ничего подобного. Никто не может силой выставить вас из собственного тела, полковник. Более того, строение наших нейронных связей таково, что лишь крошечный процент среди наших современников способен выступать такого рода донором своей физической оболочки. Или, если угодно, медиумом, спиритом.

— Или лендлодом, — вставил было Питерсон, но, поймав взгляд мистера Беллигейла, благоразумно замолчал.

— Требуется особенная комбинация нейронов, чтобы человеческое тело могло стать временным пристанищем для чужой души. Исключительно редкая комбинация. Например, на весь остров насчитывается лишь пять человек, обладающих подобной особенностью.

— И мистер Питерсон… — Герти открыл рот, но губы лишь беззвучно шевелились. Рассвет понимания, забрезживший в его сознании, совершенно стер все то, что он собирался сказать.

— Да, — Питерсон смущенно улыбнулся, чувствуя себя неуютно под застывшим взглядом Герти, — К вашим услугам. Я сужаю свое тело в аренду гостям из будущего.

— Вы…

— Арендодатель и арендуемое имущество в одном лице. Впрочем, нас часто именуют шлюхами. Темпоральными шлюхами. Не очень лестное прозвище, как вы понимаете, однако оно давно сделалось привычным. Можно долго морализировать, но, в сущности, в нем нет ничего оскорбительного. Как и обычные шлюхи, мы продаем свое тело другим людям за деньги. В чем, собственно, разница?..

— И… есть спрос?

— Еще какой! — с нескрываемой гордостью заметил Питерсон, — Конечно, наша эпоха не может равняться с двенадцатым веком или временами Ренессанса, но, уверяю вас, девятнадцатый век тоже представляет собой интерес для многочисленных ценителей. Я позволяю им окунуться в тысяча восемьсот девяносто пятый год так, как если бы они оказались в нем сами. Отведать здешней пищи, подышать здешним воздухом, выйти на улицу и понаблюдать за жизнью древней Британии воочию… Да, полковник, наша с вами современность для них — древнее прошлое, овеянное романтическим флёром. В их жизни давно нет газовых фонарей, китового жира, локомобилей, привычных нам костюмов, кошек, и многого другого. Они приходят в наш век, как в музейную залу, чтоб насладиться, как они выражаются, тихим очарованием викторианской эпохи. Я охотно предоставляю им эту возможность. Не бесплатно, разумеется.

— То есть, они одалживают ваше тело?

— Совершенно верно, — сказал Питерсон так спокойно, точно речь шла об одолженной паре брюк, — Обычная сделка, ничего более.

— А где, в таком случае, находитесь в этот момент вы сами?

— Нигде. Две личности не могут существовать в одном теле. В тот момент, когда договор заключен и новый хозяин вступает в право пользования, мистер Эрсиваль Котт Питерсон растворяется без остатка. Не переживайте, это не так жутко, как выглядит. Это сродни глубокому сну без сновидений. Я проваливаюсь в него, а когда выныриваю, все уже кончено и я могу вновь распоряжаться собственным телом.

— Выходит, любой человек из будущего может вот так запросто влезть в вашу шкуру и разгуливать по прошлому?

Питерсон оскорблено приподнял узкий бледный подбородок.

— Ну что вы! Я же не просто подзаборная темпоральная шлюха. Между прочим, в двадцать седьмом веке я считаюсь одним из лучших темпоральных агентов и наиболее перспективным на острове. Арендовать мое тело сложнее, чем заказать столик в самом дорогом ресторане Лондона! Оно расписано на два года вперед!

Герти едва не присвистнул.

— Такой спрос!

Питерсон потупился.

— Это недешевое удовольствие. Без скромности могу сказать, что я заломил неплохую цену за свои услуги.

Герти нахмурился.

— Погодите… Есть одна неувязка. Если вам верить, ни один физический объект не может пересечь границу времени.

— Все верно.

— В таком случае хотел бы я знать, как вы получаете оплату? Даже если ваши партнеры из будущего раздобудут фунты, имеющие хождение в нашем времени, они не смогут их вам передать!

— Вы правы. Точно так же я не могу принять в счет оказанных услуг золото или драгоценности или что-нибудь в этом роде. Хронос весьма упрямая штука, сэр!

— Ну и как же вы выкручиваетесь? — спросил Герти с живым интересом.

— Есть один способ… — хмыкнул Питерсон, — Не очень-то честный, но единственно возможный. Я получаю оплату своих услуг информацией.

— Какого рода информацией?

— Номера выигравших лотерейных билетов, результаты скачек, итоги футбольных матчей. В будущем данные такого рода на удивление бережно сохраняются. Они и становятся моими личными дивидендами. Еще можно неплохо заработать на патентах. Клиент передает мне информацию о каком-то техническом изобретении нашей эпохи, которое появится в ближайшие несколько лет, а я, недолго думая, патентую его под своим именем. Грубовато, конечно, но что делать. Из-за всего этого, к слову, Канцелярия в свое время проявила к моей персоне весьма настойчивый интерес. Впрочем, ничего не хочу сказать про ваше ведомство, это было совершенно обоснованно.

— Ушло некоторое время, чтоб разобраться, — сухо произнес мистер Беллигейл.

— К тому же, есть куда менее чистоплотные шлюхи, полковник. Они получают из будущей эпохи романы и стихи и издают их под своим именем. Вот уж где настоящая подлость. Впрочем, хлеб этот не только нечестный, но часто и горький. Разные эпохи, разные вкусы…

Герти кашлянул.

— Так значит, вы самый популярный специалист в Новом Бангоре?

Питерсон зарделся.

— Полагаю, что так.

— Но почему, если вы сами признаете, что устанавливаете высокую стоимость на свои услуги?

— На то есть много причин. Я мужчина, молод и с хорошим здоровьем. Это тоже имеет свою цену. Мало удовольствия арендовать, к примеру, тело мистера Фрейзера, чтобы затем тащить лишних пятьдесят фунтов и мучится одышкой! Нет уж, сэр, мое тело стоит своих денег до последнего пенни. Правда, не могу сказать, что опыт дался мне дешевой ценой…

— Были инциденты? — тактично спросил Герти.

— Случалось, — скривился Питерсон, пощипывая ухо, — Как только я открыл свое дело, возникало множество самых разных случаев, и курьезных и в высшей степени досадных. Однажды я имел неосторожность сдать в аренду свое тело на целых три дня одному благообразному джентльмену из Глазго. Я имею в виду Глазго двадцать седьмого века, разумеется… Тогда я был молод и исполнен верой в благообразность наших потомков. Увы. Спустя три дня, очнувшись, я обнаружил себя в сточной канаве на окраине Клифа, в одном исподнем, мучимого мигренью и едва живого. От меня разило джином так, что шарахались лошади. И ощущал я себя так, будто выпил целую цистерну этого пойла. Как выяснилось, этот джентльмен решил не терять даром времени и предпринял увеселительную прогулку по всем злачным местечкам Нового Бангора. Разумеется, ему хоть бы хны, у информационного слепка сознания не бывает похмелья, я же чуть не расплатился за его опыт собственной поджелудочной железой.

— Это было настоящим свинством с его стороны! — невольно возмутился Герти.

Питерсон ответил на это печальной усмешкой.

— Если бы только это… На заре моей карьеры темпоральной шлюхи не все складывалось гладко. Меня лягала лошадь — какой-то идиот, впервые ее увидевший, попытался подергать ее за хвост. Меня трижды выгоняли из публичных домов. Я не стану рассказывать, за что, хоть мы все с вами и джентльмены. Лучше поверьте мне на слово, в будущем свобода нравов зачастую граничит с чем-то невообразимым… Не менее пяти раз меня избивали где-то в Шипси. Дважды я приходил в себя в полицейском участке. Один раз я чуть не утоп. Около десяти раз попадал под парокэбы. А один раз подрядился надсмотрщиком на филиппинские сахарные плантации и, придя в себя, чудом успел удрать с отходившего корабля…

Герти ощутил невольное уважение к этому щуплому неказистому человеку. Судя по всему, в свои тридцать с небольшим лет он вместил множество жизней. Пусть и прожитых не им, а другими людьми.

— Сочувствую вам, — сказал он смущенно.