А вот Михаил Михайлович Баграмян поведал еще одну занятную историю, которую ему в свое время рассказал другой мичман, Сергей Михайлович Версеник, в сороковых годах служивший на подводной лодке довоенной постройки, тип «С».

Было это где-то в 1947 или 1948 г. у абхазского побережья Черного моря, недалеко от города Поти. Понятное дело, страна после Великой Отечественной войны была в тяжелом положении, люди восстанавливали разрушенные города, разоренные села, экономику и народное хозяйство. Им было не до представлений или концертов, а тем более цирков.

Вот командир эски и решил устроить труженикам села показательное цирковое представление. И простых колхозников он-таки удивил и даже привел в восторг. Для контроля ситуации на берегу, а также в качестве комментатора командир оставил экипажного химика, уже известного нам мичмана Версеника. Сергей Михайлович прямо из арены-подлодки переместился в первый ряд зрителей, поближе к председателю колхоза, и, будто на футбольном матче, начал со знанием дела комментировать разворачивающееся представление.

А представление-то оказалось не хилым. Командир постарался. И чего он там только не вытворял! Представление началось со срочного погружения, а представитель подводного флота добросовестно это дело комментировал:

— Смотрите, сейчас подводная лодка будет погружаться!

Подводная лодка, как послушная девочка, выполнив команду комментатора, на полном ходу завораживающе ушла под воду. На что тут же последовала восхищенная реакция колхозников:

— Как ныряет!

А комментатор своих обязанностей не забывает:

— Внимание!!! А сейчас подводная лодка всплывет!

И снова восторженная реакция колхозников:

— Ух ты, быстро как!

Ну, еще бы, подлодка на полном ходу, как летучая рыба, «выпорхнула» из воды на доли секунд, блеснув в воздухе на солнце вороненой сталью черного корпуса.

Восторженная публика ахала и охала, то хлопая в ладоши, то замирая, аж в зобу ей спирало, как от воздушного полета гимнастов. Колхозники, далекие от ратного труда подводников, последним сочувствовали и в представлении сопереживали:

— Ох, тяжело им там! Ох, тяжело!

Кто-то, радуясь, с восторгом за спасенные души воскликнул:

— Всплыли!

Другой тревожно:

— А где он? Где он?

Третий восторженно:

— Ух-ху-ху! Как рыба!

От напряжения и переживаний за подводников у зрителей лица покраснели, как будто они сами, потея, выступали на арене цирка.

Народ был удивлен, поражен, восхищен и просто благодарен за невиданное представление.

Я не знаю, как долго подводная лодка кувыркалась в воде, но в итоге благодарные селяне одарили героев-подводников от всей души. Тем более колхоз Абхазии по ассортименту плодовоовощной продукции с подобным хозяйством, например, Беларуси ну никак не сравнится. В состоянии высокого душевного подъема и гордости за наших асов-подводников в корпусе подводной лодки «утонуло» большое количество ящиков мандарин, винограда, хурмы и прочего, прочего, прочего, конечно же, высшего, высочайшего сорта и отборного качества. Также не забыли они одарить выдающихся подводников и вином того же сорта и качества.

Аннексия доппайка

«27 июля 1979 г.

… за июнь, май, кто-то получил доп. паек за Э. Н. Парамонова.

А вообще-то интересно знать, кто это получил доппаек за командира дивизии атомных ракетоносцев капитана 1-го ранга Эдуарда Николаевича Парамонова. Это что ж за тать такой на бербазе завелся? Это же тянет на покушение подрыва боеготовности стратегического соединения флота!

Проверить ДВС (дежурно-вахтенная служба, суточный наряд) В. А. Шпирко на пожаробезопасность.

Был проверен экипаж капитана 1-го ранга Валентина Андреевича Шпирко на РПК СН «К-500». Выявлены недостатки, по которым сделано девять замечаний. Отмечено, что старшие торпедисты: мичман Сергей Михайлович Марков и старший матрос Димов — инструкцию по хранению и опечатыванию ЯБП и матчасть знают. Зато вооруженный вахтенный торпедных аппаратов с ядерным боезапасом (ЯБП) Коваленко своей инструкции выучить не соизволил.

Как я понял, первые мои проверки стали достоянием гласности среди минеров дивизии, особенно после доклада замечаний Виктором Григорьевичем на совещании в присутствии руководства дивизии. Поэтому личный состав и ко мне приноровился. Было ясно, что «мой конек» — материальная часть, и чтобы не иметь неприятностей из-за ее состояния, улучшили уход за техникой. Отсюда и снижение количества недоработок на кораблях. Во всяком случае, именно так я думал.

Флагманский минер Виктор Григорьевич Перфильев на своих проверках больше внимания уделял теоретической подготовке и документации. Поэтому такое разделение труда имело свою практическую пользу. Кстати, насколько был важен вопрос правильного ведения документации и своевременное ее заполнение, говорила поговорка, которую флотские острословы породили не на пустом месте: «Чем больше бумаг, тем чище задница».

Вывод: Как ни крути, а запись дисциплинирует, к чему и надо было стремиться. Добросовестная практика ведения документации не только повышала ответственность того, кто ее вел, но и облегчала коммуникации между эксплуатационниками техники и проверяющими их специалистами.

Действительно, на флоте так сложилось, что бумажный формализм играл большую роль. Хотя бумаг было не так много, однако в некоторых случаях отношение к ним оказывалось решающим, поэтому на сей счет выражались с флотской прямотой и где-то даже с цинизмом: «Ты можешь этого и не делать, но чтоб запись в служебной документации была». Весь фокус в том, что вряд ли кто-то мог позволить себе не делать того, о чем производил запись.

По 2-му вопросу проконсультироваться у флагманского минера флотилии.

У флагманского минера 4-й флотилии капитана 2-го ранга Геннадия Хржановского не то польская, не то белорусская фамилия. Как потом стало известно со слов Михаил Михайловича Баграмяна, родом он был из города Речицы, что в Беларуси.

Доклад Э. Н. Парамонову о внесении лиц в списки допущенных».

Список лиц, допущенных в штаб дивизии. Понятное дело, чтобы по штабу не шлялись всякие посторонние, этот процесс упорядочивали и держали под контролем посредством списка допущенных. Для отправления этой архиважной обязанности мне выдали смастеренный умельцем штабной команды штампик с изображением дельфина. Его оттиск на пропуске давал право беспрепятственного прохода в управление дивизии. Обладание собственной печатью к моему имиджу добавляло некий элемент царственности, правда скипетра и державы не полагалось по званию. Хотя в наш штаб народ, а тем паче подневольный за получением звиздюлей не очень-то и стремился, тем не менее иногда за этим самым и всякими там указаниями, а также в целях совершенствования документации туда-сюда сновал. В основном это был служивый люд из числа офицерского состава подводных лодок. А командование и офицеры штаба флотилии к нам на поклон не ходили, так как за теми же звиздюлями они по вдруг образовавшейся традиции сами нас вызывали, на свой ковер.

Посвящение в подводники

А вот как посвящали в подводники в соседней 26-й дивизии со слов Леонида Ивановича Лукащука.

Так как 26-я дивизия по сравнению с нашей была постарше, то и традиции там сформировались и устоялись раньше. Все члены экипажей имели на своих кормовых частях полный комплект ракушек и прочих положенных по рангу прилипших морских животных и моллюсков, а потому к приему нового члена в когорту подводников относились ответственно и деловито. Ритуал совершался с чувством, с толком, с расстановкой — не спеша и со смыслом.

Прежде всего, для проведения этого мероприятия собирался Совет старейшин, который состоял из наиболее авторитетных старшин и матросов экипажа. Весь молодняк, как положено, теснился в отсеке и представал пред очами высокой комиссии чуть позже. В ходе этого весьма важного подводницкого таинства совершались традиционно сложившиеся действа.